О программе проходившего в течение недели в Петербурге Фестивале фестивалей Ъ рассказывал достаточно подробно. Это событие оказалось богато и старыми, и новыми фильмами, без которых трудно представить картину сегодняшнего кинопроцесса. О плодотворности формулы фестиваля размышляет обозреватель Ъ АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
В рамках петербургского Фестиваля фестивалей состоялся первый показ в России фильма македонского режиссера Милчо Манчевского "Перед дождем", награжденного "Золотым львом" в Венеции и номинированного на "Оскар". Манчевский учился в Чикаго, живет в Нью-Йорке, однако его дебютный фильм, основная часть которого снята в Македонии, впервые привлек внимание к молодой кинематографии, возникшей на Балканах.
Не прошли незамеченными, прежде всего для зарубежных гостей, и два показа новых российских фильмов — "Особенности национальной охоты" Александра Рогожкина и "Музыка для декабря" Ивана Дыховичного. Показанные впервые в Венеции, Канне или Сочи, эти три картины тем не менее выступали в Петербурге почти в ранге премьер. Такова формула Фестиваля фестивалей, которая позволяет избежать интриг и амбиций, всюду сопутствующих конкурсной борьбе и просто дать возможность публике наслаждаться кинематографическим зрелищем. И хотя один приз здесь все же присуждается,его судьбу решают сами зрители — большинством голосов.
Милчо Манчевский реабилитирует реальность
"Перед дождем"-- наиболее значительный фильм последнего кинематографического сезона. К такому выводу пришли многие международные эксперты, и их мнение не поколебалось даже после недавнего Каннского фестиваля, где опять доминировала балканская тема и где главные призы были распределены между картинами "Подземелье" Эмира Кустурицы и "Взгляд Улисса" Тео Ангелопулоса. В отличие от этих трехчасовых амбициозных работ маститых мастеров картина Манчевского представляет собой довольно скромную постановку. С первых же кадров заявлен ее аскетичный стиль.
Жаркий летний день, иссушенная зноем земля, над которой витает призрак античности. И призрак итальянской киноклассики: Сицилии Висконти, Эмилии-Романьи Бертолуччи, Сардинии и Тосканы, воспетых братским дуэтом Тавиани. Фильм Манчевского ненавязчиво напоминает о хороших образцах классического кино, где, разумеется, присутствуют символы и обобщения, но сохранена составляющая изначальную прелесть этого искусства естественность течения и ритма жизни. Прелесть, не нарушенная агрессивным монтажом, оптической или цветовой деформацией, акцентами сверхкрупных планов и спецэффектов. Это провозглашенная некогда немецким кинотеоретиком Зигфридом Кракауэром "реабилитация физической реальности", которую на практике осуществил неореализм и вслед за ним многочисленные "новые волны".
Кирилл, молодой монах, давший обет молчания, работает в поле. "Скоро будет дождь, вон — там уже идет", — говорит настоятель. На землю падают первые капли. У себя в келье Кирилл обнаруживает прячущуюся девушку-албанку. А потом в храм приходят вооруженные братья-христиане с требованием ее выдать. Монах спасает девушку и вместе с ней покидает монастырь, но не может ее защитить, и она погибает, застреленная собственным братом.
На этом история прерывается, и действие из македонской деревни переносится в Лондон. Мы знакомимся с фотографом Александром, специалистом по "горячим точкам", лауреатом Пулитцеровской премии; он родом из Македонии, которую покинул много лет назад. Его возлюбленная англичанка Анна, работающая в том же фотоагентстве, беременна и находится на грани разрыва с мужем. Она сообщает последнему о принятом решении, и сразу вслед за этим некий безумец устраивает стрельбу в ресторане, где происходит их разговор. Муж Анны погибает в числе других жертв.
И снова — Македония. Александр возвращается в деревню своего детства, встречается с родственниками, с друзьями, навещает и бывшую свою любовь из албанской общины. А потом одного из его христианских сородичей находят мертвым, в убийстве подозревают девушку и берут ее в плен. Александр помогает ей бежать, а сам погибает от "братской" пули в спину. Девушка прячется от преследования в монастыре. Молодой монах работает в поле. Падают первые капли дождя...
Он же разоблачает другую — виртуальную
Драматургия триптиха, в котором части соединены нелинейной связью, вошла в кинематографическую моду со времен "Таинственного поезда" Джима Джармуша; она присутствует и в "Бульварном чтиве" Тарантино, и в "Подземелье" Кустурицы — фильмах — победителях последних двух Каннских фестивалей, и в картине Манчевского — победительнице Венецианского. Но именно "Перед дождем" — образец наиболее радикального употребления данного приема, даже в сравнении с "трехцветной" трилогий Кесьлевского и с его же "Двойной жизнью Вероники". Метод этот особенно внятно проявляет взаимопроникновение реальностей различных уровней. Видя плавающую в аквариуме лондонского ресторана черепаху, мы узнаем другую — ту, что сжигают играющие в войну македонские дети. Ресторанный террорист родом не из Ольстера, как логично было бы предположить, а с тех же Балкан. Насилие для Манчевского — одна из метафизических категорий.
Линия метафизической связи проходит там, где творится новая, виртуальная реальность. Даже если под ней понимать всего лишь старую добрую фотографию. (Когда-то в "Блоу ап" Антониони на фотопленке проявлялся невидимый невооруженному глазу убийца.) У Манчевского сам процесс запечатления войны есть не только свидетельство, но и провокация. Событие еще не успело свершиться, а уже становится добычей репортера. Анна в своем агентстве получает снимок убитой албанской девушки и плачущего монаха еще до того, как начался дождь. Александр именно потому мучается и считает себя виновным, что его камера тоже фатально причастна к убийствам. И потому пытается повернуть вспять то, что уже предопределено.
Предопределенность эта превращается в порочный и замкнутый круг — как в масштабе Балкан, так и всей цивилизации. Фильм Манчевского пытается разомкнуть его, не манипулируя действительностью, но показывая, сколь легко и безнаказанно можно это делать.
Рогожкин реабилитирует ненаучный коммунизм
"Особенностям национальной охоты", судя по всему, предстоит стать культовым фильмом — на следующий день после показа весь фестиваль сыпал цитатами из картины.
Александр Рогожкин, начиная с фильмов "Караул" и "Чекист", приобрел репутацию мрачного вуаера, одержимого жестокостью и насилием. "Жизнь с идиотом" добавила к этой характеристике еще две составляющие — русофобию и сексопатологию. Знающие режиссера, впрочем, утверждают, что это человек, презирающий любые, в том числе интеллектуальные, извращения и любящий проводить время с ленфильмовской студийной "братвой" — не исключено, что даже и на охоте. Именно внутри этой среды родился замысел фильма "Некоторые особенности национальной охоты в осенний период". Уже идут споры о том, кому первому пришла счастливая мысль убедить Рогожкина вернуться к комедийному жанру (в котором он некогда не слишком удачно дебютировал). Но кто бы это ни был — нельзя умалять роль продюсера картины Александра Голутвы.
Радуют сразу несколько обстоятельств. Во-первых, фильм профессионален в главном (исключение составляет небрежно записанная звуковая дорожка) — начиная с драматургии и кончая игрой исполнителей. Во-вторых, юмор Рогожкина при всей его национальной органике вполне доступен посторонним зрителям, охотно отождествляющим себя с попавшим в компанию горе-охотников молодым финном. Картина без всяких видимых усилий манипулирует разными стереотипами России (псовая охота, медведи, баня, водка), а также и реальностью, которая оказывается куда более экзотичной. Реальностью, где еще можно за пару бутылок погрузить корову в бомбардировщик или встретить егеря, который медитирует в японском садике, а стоит ему подпить, как он становится отличным шофером и начинает разговаривать по-фински. Или найти бессловесного полковника с вечной сигарой в зубах и с внешностью генерала Лебедя (Алексей Булдаков неподражаем и солирует даже на фоне идеально слаженного актерского хора).
Впору было бы сказать, что Рогожкин тоже реабилитирует физическую реальность (назло реальности виртуальной). Если бы он сам не выразил свою установку точнее, сообщив, что экранизировал краткий курс ненаучного коммунизма. Фильм будет участвовать в конкурсе начинающегося сегодня фестиваля в Карловых Варах. А Рогожкин, по слухам, готовит целый сериал — от "Особенностей национальной рыбалки" вплоть до "национальной кухни" и (да простится чуждое слово) "эротики". Сам режиссер, впрочем, утверждает, что намерен экранизировать "чеченский рассказ" Толстого.
Дыховичный предпочитает реальность эстетическую
"Музыка для декабря" вызвала противоречивую реакцию, а многим отечественным критикам категорически не понравилась. Отношение зарубежных коллег оказалось более лояльным, фестивали же безо всяких сомнений вписали эту картину в свой реестр. Только что фильм был успешно показан в Мюнхене и получил массу приглашений на целый год вперед.
Это свидетельствует о том, что Иван Дыховичный движется к намеченной цели — делать дорогостоящее арт-кино европейского класса. Именно дорогостоящее и по-своему зрелищное, а не маргинальное (последнее пока определяет международный имидж молодой русской "волны" — как петербургской, так и московской). Уникальность этого эксперимента еще и в другом: он целиком проведен на русские деньги, полученные практически из одного — частного — кармана, и эта сумма даже по официальным данным превышает миллион долларов.
Благородство продюсеров (в титрах значится имя продюсера Леонида Лебедева) впечатляет еще более, если учесть, что сюжет фильма в итоге сводится к недвусмысленной морали, согласно которой деньги — зло, а творчество есть синоним бескорыстия. Все персонажи, принявшие моральный кодекс новых русских, кончают плохо — распадом личности, самоубийством или самоопустошением. Правда, разоблачение мифа не исключает его же поэтизации. Но ни русской "Сладкой жизни", ни "Затмения" пока не получается — не говоря уже о "Гибели богов". Молодой русский капитализм способен напомнить скорее о произведениях Золя и раннего Томаса Манна. Который, впрочем, говорил, что здоровые честные порядочные люди не пишут романов, не рисуют картин и не сочиняют музыки. Так что написанная единственным светлым и чистым героем "Музыка для декабря" (на самом деле принадлежащая Антону Батагову) — все-таки постромантическая условность.
За счет этой условности, пронизывающей дизайн и атмосферу, Петербург кажется особенно похожим на Венецию, а фильм ("фирменно" снятый Сергеем Козловым и технически безупречно озвученный) воздействует своей эмоциональной аурой. Дело остается за малым — за драматургией, которая у Дыховичного и его соавтора по сценарию Марии Шептуновой не вышла на уровень поставленной задачи.
Хотя эта картина уступает "Прорве", она тем не менее осваивает новую территорию и мифологию. Возможно, после "Прорвы" и "Утомленных солнцем" работать со старыми уже непродуктивно. Если же рассматривать "Музыку для декабря" в категориях реальности, то следует признать, что Дыховичного-режиссера по-прежнему интересует только одна реальность — эстетическая. И на петербургском Фестивале фестивалей у него оказалось немало единомышленников.