Ушедшая индустрия моды

Думают, что раз про музей кукол, то будет сю-сю. А ничего и не сю-сю. Оказалось, прекрасный музей. Нет, вначале есть, конечно, ощущение, что прямо такие пусечки — и так много — и как-то это не для стареющих мужчин, правильнее было бы пойти в музей военно-морского флота или пожарной охраны. Но если вникнуть, то открываются поразительные вещи.

Первое открытие — то, что куклы — это индустрия роскоши. Из опыта советского детства этого никак не удавалось заподозрить. Причем, согласитесь, про ювелирку, часы, вина, табаки, моду, машины, путешествия какие-то подозрения были. Хотя самой роскошной индустрии не было, но было чувство, что вот, конечно, то, что у нас продают, роскошью быть не может никак, но есть где-то какие-то небесно-прекрасные прототипы, из которых получился весь этот хлам. А про кукол было четкое ощущение, что их прототипами являются тетеньки, которые встречаются в жизни: продавщицы, кассирши, воспитательницы в детском саду, билетерши, докторши в поликлинике и т. д. Не близкие тебе, а посторонние, и даже неприятно посторонние, которые то ли сейчас гланды будут смотреть, то ли билеты проверять. Ну и какие тетеньки, такие и куклы. А тут выясняется, что дело-то совсем не так было! Оказывается, они совсем к этим тетенькам и не имели отношения, а изображали принцесс с поправкой на моральный облик строителя коммунизма.

Второе — насколько это дело может быть разным. Не в том смысле, что куклы могут быть деревянными, фарфоровыми и восковыми, а то, как формируются сами механизмы роскоши.

Тут надо заметить, что итальянских кукол в коллекции этого музея почему-то нет. Не знаю, может быть, основательница этого музея Юлия Вишневская как-то недолюбливает Италию или еще по какой причине, но они отсутствуют, хотя дали бы многое. Потому что новоевропейские куклы все же вышли из итальянских рождественских вертепов. Там идея, что на Рождество в церкви собирается все самое разное население — и семьи, и дети, и дамы, и мавры, и монахи, и крестьяне, и все разнообразие европейских кукол ("модели", "персонажи", "характеры") вышло из этой рождественской идиллии. Диву даешься, что может выйти из церкви.

Потому что, с одной стороны, вышли французские куклы. В музее — фирм "Бру", "Жюмо", "Готье", Французской кукольной мануфактуры. Французская кукла — это была гениальная идея, потому что они включили куклу в индустрию моды. Кукла выполняла роль модного журнала. Продавались эти куклы в нижнем белье, а к ним дополнительно и бесконечно приобретался гардероб. Платья исполняли роль модной картинки и модели для взрослой одежды. Первоначально такие куклы распространялись среди императорских домов Европы, и смена моды вызывала немедленное изменение кукольного гардероба. Поставки кукольных платьев действовали даже в момент морской блокады Англии, введенной Наполеоном: женщины не воюют, и индустрия модного платья работает независимо от блокады. В принципе в такую куклу женщина могла играть всю жизнь, отождествляя ее вовсе не с посторонней тетенькой, а с самой собой. Кроме того, тут достигался эффект, который сегодня, в эпоху журналов, по счастью, ослаблен: женщину подсаживали на гонку за модой совсем с детства, и этот навык становился для нее таким же безусловным, как чистка зубов. Все же оцените иронию ситуации: вся эта история выросла из того, что Рождество — это праздник и женщины приходят в церковь празднично одетыми.

Став, по сути, рекламным носителем, куклы, естественно, привлекли к себе внимание других отраслей индустрии роскоши XIX века. Ну, роскошные ткани и мода или обувь — это понятно. Ювелирные кукольные украшения — тоже само собой разумеется. Более или менее понятны кукольные фарфоровые сервизы и кукольная мебель: все наиболее известные европейские марки начали выпускать "кукольную" линию для рекламы своей продукции. И даже часы! Сделать кукольные часы невозможно — нельзя уменьшить механизм в десять раз так, чтобы он ходил. Но две индустрии роскоши все равно подружились — часовые мастера (в музее — Ламберт) стали изготовлять механизмы для кукол. Все двигающиеся куклы появились из этого союза: они прекрасно демонстрировали качество механики настоящих часовых марок.

В общем-то это была настолько сильная идея, что предложить ей какую-то альтернативу довольно трудно. Но немцы исхитрились. Вернее, они даже не столько хитрили, сколько проявляли свои традиционные национальные качества. Французы с помощью куклы воспитывали из ребенка женщину. Немцы — мать. Они придумали куклу-ребенка. У них даже возник специальный жанр "кайзербебе" (имперский ребенок), который выпускала фирма "Кеммер и Райнхардт".

Нет, это все равно были роскошные куклы. Но идея принципиально поменялась. Вместо того чтобы учиться, как нужно содержать себя, тут учили, как нужно ухаживать за дитем. Пеленать, стирать, гладить пеленки, готовить еду, обшивать — ну и так далее. И казалось бы, какое занудство! Вместо прекрасной дамы, модных платьев, обуви, драгоценностей и всего остального, что так украшает жизнь,— уроки домоводства, которые ее так... ну, по-другому украшают. Вообще-то французская кукла аристократична, она предполагает, что у женщины есть слуги; а немецкая — буржуазна, здесь женщина все делает сама. Ну ее и учат.

Кажется, что это какие-то антикризисные куклы, вызванные резким снижением потребительских способностей. Какой уж тут рекламный носитель, ей-богу — детей нянчить. Но нет! Сам принцип остался тем же самым. Кукольные швейные машинки, кукольные плиты, угольные и дровяные, кукольная посуда для готовки, кукольные самовары, кукольное "все для ванны" и кукольные стиральные средства — это фантастический рынок. Оказалось, что домохозяйки — с рыночной точки зрения домохозяйки-потребительницы — ничем не хуже модниц, тратят примерно столько же. И опять же правильные производители стали с детства подсаживать будущих мам на свои товары. Когда смотришь в музее на ряды кукольных швейных машинок "Зингер", понимаешь, почему три поколения европейских женщин вообще не представляли, что это устройство может делать кто-то еще.

Вообще, когда смотришь эту коллекцию, хорошо понимаешь разницу немецкого и французского модного журнала: один с уклоном в несколько занудливое домоводство, второй — в несколько предосудительную раскованность. И даже что-то понимаешь про журналы русские. Русские роскошные куклы, которые начали делать в последней трети XIX века, они вообще ни про что. Они просто прекрасны. Их не продавали в нижнем белье, для них создавали превосходную одежду вне моды — только для них, только один раз. Для них не делали кукольных утюгов и кукольной сантехники — сама мысль, что они могут заниматься что одним, что другим, кажется кощунственной. Они как статуи — произведения искусства без примеси рыночной идеи. Это замечательная иллюстрация нашего отношения к западным чудесам: нас так поражали эти французские принцессы и немецкие деточки, что мы принимали их за счастье само по себе, вне системы, которая его породила, и пытались сделать то же самое уже как чистое искусство.

В общем, чудесный музей, массу всего можно узнать и массу интересного увидеть. Одна неприятность — узнать трудно. Там очень мало места, куклы набиты в витрины, будто они не уникальные предметы, а ширпотреб. Так вообще-то нельзя обращаться с такой коллекцией, там каждая кукла — это состояние; а есть еще и экспонаты с уникальной историей — кукла жены Луначарского, кукла японского императора, кукла Суок из фильма "Три толстяка". И поставлены они в некотором беспорядке — немецкие, французские, английские (викторианские; это что-то между Францией и Англией — модная дама с наклонностями к домоводству) перемешаны между собой. Зато фантастическое детское счастье. Сотни невероятных кукол со всех сторон, и все смотрят на тебя невероятно честными детскими глазами.

Улица Покровка, 13; 625 6405