В Музее Анны Ахматовой прошла презентация 800-страничного сборника "Сумерки "Сайгона"", вышедшего в издательстве "Zamizdat". Сборник посвящен существовавшему в 1964-89 годах легендарному кафетерию ресторана "Москва" на углу Невского и Владимирского, символу советской контркультуры. МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ встретил на презентации людей, которых не видел двадцать лет, с тех пор, как закрылся "Сайгон", а из книги узнал, что многих не встретит уже никогда.
Для презентации "Сумерек" стоило бы снять дворец спорта: происходившее напоминало, скорее, манифестацию, а не литературный вечер. Чуть опоздавшие еще на Литейном сталкивались с отступавшими колоннами тех, кто просто не смог втиснуться в зал музея. Вместилось или оживленно тусовалось во дворе человек 500: "Сайгон" остается синонимом юности не для одного, а для нескольких поколений ленинградцев — и сделавших карьеру, как депутат ЗакСа Алексей Ковалев, в "сайгонские" годы известный под прозвищем "Китаец", и ничем не прославившихся.
Наверное, в этом его главная особенность. В мире каждое новое поколение, противопоставлявшее себя господствующей культуре, выбирало новую штаб-квартиру. В Париже эпоха Монмартра сменилась эпохой монпарнасских кафе "Ротонда" и "Куполь", затем — кабачками Сен-Жермен-де-Пре. В Ленинграде "Сайгон" был один на всех на протяжении четверти века. "На всех" — не только в поколенческом смысле, но и в социальном. Этакая коммунальная квартира для всех, кто существовал на грани или за гранью социальной и культурной "нормы". "Левые" художники, самиздатовские поэты, рок-музыканты. Люди "системы", то есть хиппи, первые панки и последние битники. Книжные "жучки", незамысловатые наркоманы, проститутки, карманники. И многие, от Иосифа Бродского до уголовника Полковника, живут на страницах книги. Причем, чем ближе к нашему времени, тем густонаселеннее картина "сайгонской" жизни, тем меньше "звезд", тем больше "просто людей", часто погибших, но без которых ""Сайгон" неполный".
"Сумерки", состоящие в основном из десятков интервью, взятых составителем Юлией Валеевой, имеют сильный литературоцентричный уклон. На его страницах говорят в основном литераторы. Мало музыкантов, хотя один из лучших текстов — рассказ Олега Гаркуши, как его "винтили" у "Сайгона", и притворно бесхитростные мемуары о начале 1980-х годов рок-ударницы, укрывшейся за прозрачным псевдонимом "Кэт Питерская". За исключением Эрика Горошевского и Николая Беляка, почти нет театральных людей, хотя среди "сайгонцев" числятся такие замечательные персонажи, как покойный режиссер и киновед Сергей Добротворский или главный режиссер ТЮЗа Григорий Козлов. Немного художников, зато если уж художник раскрывает рот, многим литераторам стоит помолчать. Дорогого стоят хотя бы воспоминания гуру движения "новых диких" Бориса Кошелохова, интеллектуала-детдомовца военной поры, лукаво отвечавшего кагэбэшникам на расспросы, что он делает в "Сайгоне": "Баб ищу". Авторы сборника говорят, что собранных ими материалов хватит, по меньшей мере, еще на один том такого же объема. Но, вместе с тем, много места занимают, скажем, мемуары галериста Георгия Михайлова, который в "Сайгоне" бывал лишь затем, чтобы вытащить из этого гнезда разврата своего подопечного художника-наркомана Александра Исачева.
Но самая главная лакуна книги, безусловно, то, что в ней нет свидетельств тех, кто следил за "Сайгоном". Даже если в столиках не было, как утверждает легенда, вмонтированных микрофонов, а из-за зеркала во всю стену за посетителями не наблюдали люди с Литейного, 4, на "Сайгон" ушли лучшие годы жизни и многих провокаторов, стукачей и оперов. Хотя вряд ли они заговорят.
Сумерки "Сайгона" наступили для разных фигурантов книги в разное время. Кто-то, решив, что публика деградировала, перестал появляться там в середине 1970-х, кто-то — на десять лет позже. Но парадоксальным образом все сменявшие друг друга эпохи объединяет фигура человека, пожалуй, упоминающегося в книге чаще других. Никто, собственно говоря, так и не может определенно сказать, кем был и чем занимался в жизни Виктор Колесников, он же "Колесо", он же "Луноход". Люмпен или интеллигент, бомж или хозяин уютной квартиры и муж очаровательных жен, стрелявший десять копеек на кофе и щедро выручавший колоссальными по тем временам двадцатью рублями. Он много чего разного и рассказывал о себе в жизни, и рассказывает на страницах сборника. Важно то, что у легендарного места был свой ангел или домовой. И для большинства участников презентации едва ли ни главным ее событием стало то, что по тропинкам двора Фонтанного дома прокатился в инвалидном кресле переживший невообразимое множество "сайгонцев" Витя "Колесо".