Объективная красота

приглашает Лиза Биргер

Extreme Beauty in Vogue — выставка, которой Доменико Дольче и Стефано Габбана отмечают рождение своей первой косметической коллекции. На выставке собрано 89 самых известных фотографий американского Vogue. Среди них — работы Эдварда Штайхена, Хельмута Ньютона, Ричарда Аведона, Анни Лейбовиц, Стивена Кляйна и Ирвинга Пенна. Архитектором и оформителем выставочного пространства выступил Жан Нувель, лауреат Притцкеровской премии-2009, а каталог, вступительное слово к которому написала куратор Музея современного искусства в Нью-Йорке Эва Респини, уже продается на Amazon. Такая концентрация звезд внутри одного проекта делает его совершенно самостоятельным, не относящимся непосредственно ни к Vogue, ни к Dolce & Gabbana. В отличие от практически одноименной, только без Vogue, выставки, состоявшейся в начале века в нью-йоркском Metropolitan, эта не выстраивает ретроспективно отношение к красоте. Фотографии, собранные здесь,— про красоту, которая вне моды, про явление прекрасное и вечное, и на странице глянцевого журнала скорее случайное, чем закономерное. Это возможно экстремально для Vogue и уж точно экстремально для косметической марки, потому что у такой красоты нет физического воплощения, нет тела, и зачастую вовсе нет лица.

Символом выставки стала знаменитая фотография Эрвина Блюменфельда, обложка первого номера Vogue за 1950 год. Фотография-абстракция, на белом фоне — ярко накрашенный глаз, не менее ярко накрашенные губы, под губами — родинка. Красоту не создает одежда и макияж, неважно, какой фирмы у модели помада. Неважно, кто модель, во что она одета. Снимок Клиффорда Коффина — четыре девушки в купальных костюмах сидят на песке спиной к зрителю — по цвету и настроению напоминает картины американской жизни Денниса Хоппера и никоим образом не рекламирует ни купальники, ни купальные шапочки. Но красота и мода заявляют здесь о расширении собственного пространства (от пляжа — к пустыне), утверждая свою власть на не освоенных до того территориях. На снимке Дуэйна Майклса голое женское тело вместо головы венчает букет полевых цветов, а у Эдварда Штайхена девушка в купальнике как будто защищается от камеры, пряча голову руками, сложенными "бабочкой". Здесь опять же не играют роли внешняя привлекательность модели, ее одежда и уж тем более ее лицо. Единственное, что важно — ускользающая красота самого снимка.

Именно стремление дать зрителю прочувствовать красоту каждого снимка руководило архитектором Нувелем — в созданном им полутемном ангаре, декорированном темно-лиловыми шторами, каждая фотография помещена в дополнительную рамку и отделена перегородками, для каждого снимка создано свое индивидуальное пространство. Барочный шик, бархат, лиловый цвет, полутьма и полутона — все это продиктовано атмосферой палаццо XVIII века, где проходит выставка. "Спящий мир, — говорится в пресс-релизе, — долгое время остававшийся нетронутым и только сейчас заново открытый".

Почему именно такой мир решили открыть Dolce & Gabbana в связи со своей первой косметической линией, совершенно понятно. Мода — сиюминутна, человеческое тело — хрупко, телесная красота — временна. Искусство — вечно. На снимках лучших фотографов Vogue сиюминутное приобщается к вечному. Глянец заявляет свое право на бессмертие, на то, чтобы быть чем-то большим, чем рекламное приложение к жизни. И теперь какая-то частичка этой вечности останется в каждой помаде Dolce & Gabbana.

Милан, Palazzo della Raggione, до 10 мая