Социальная политика является одной из главных задач любого государства. Правительству всегда подобает по крайней мере демонстрировать, что оно стремится ликвидировать слишком резкие различия в уровне доходов, обеспечить престарелых и нетрудоспособных, преодолеть бедность. Хотя бы потому, что это самый верный способ стать популярным.
Мировой опыт социальной политики выглядит, на первый взгляд, несколько парадоксальным. Индустриальные державы очень долго не могли позволить сколько-нибудь активной социальной политики — и теперь население пользуется всеми благами накопленного богатства. А развивающиеся и социалистические страны сделали социальную политику своим главным лозунгом, и теперь населению остается ностальгически вспоминать былые времена, ругать правительство за неспособность преодолеть экономический кризис — и требовать от него прежнего уровня социальной защиты.
В XIX веке отсутствие социальной защиты не мешало бурному экономическому росту
Будем справедливы, в ведущих индустриальных державах — США, Великобритании, Германии, Франции, Японии — власти и общественность всегда любили порассуждать о необходимости активной социальной политики. Бедность основной массы населения, чудовищные условия труда рабочих и бездействие правительства — как ни странно, чуть ли не до середины ХХ века все эти хорошо известные нам по литературным произведениям ужасные картины полностью соответствовали действительности. Такого положения дел не отрицали даже самые твердолобые представители правящего истэблишмента. Карл Маркс в "Капитале" и Фридрих Энгельс в "Положении рабочего класса в Англии", говоря об эксплуатации рабочих на английских предприятиях, пользовались официальными отчетами парламентских комиссий.
Однако проблема состояла в том, что государство в этих странах сделать что-либо для народа очень долго было просто не в состоянии — ну, может быть, законодательно ограничить рабочий день, что в свое время выглядело крупнейшим достижением. Позволить же себе масштабные траты на субсидии неимущим или национальную систему пенсионного и медицинского страхования государство не могло, потому что само было бедным, и расходы его поневоле оказывались скудными. К концу XIX века госрасходы в США составляли всего 4,5% ВНП, в Великобритании — 5,8% ВНП, в Германии — 6% ВНП, в Швеции — 5,8% ВНП. При этом следует учесть, что львиную долю этих расходов везде (за исключением Швеции) поглощали военные цели. Тем не менее, отсутствие сколь бы то ни было заметной социальной политики нисколько не тормозило промышленное развитие. Национальный капитал был вполне удовлетворен наличием трудолюбивых и не слишком социально защищенных рабочих. Рабочие, конечно, проявляли интерес к популярным на рубеже веков социалистическим идеям, однако в целом слишком многого не просили, ограничиваясь дискуссиями с предпринимателями о повышении зарплаты. В экономической мысли продолжалось господство классических теорий, основанных на идее Адама Смита о "невидимой руке" рыночных сил, делающей излишней любое государственное вмешательство в экономику.
Социальная политика — роскошь, которую могут позволить себе только богатые
Между тем богатство индустриальных стран постепенно росло. В общем-то богатело и государство, однако оно по инерции продолжало тратить довольно мало — к 1929 году госрасходы в США не превышали 5% ВНП, в Великобритании — 8% ВНП, в Швеции — 9% ВНП (революция в России несколько оживила интерес к социальной политике, но не слишком сильно).
Впервые о возможности тратить на социальные цели значительно больше государства задумались после мирового экономического кризиса на рубеже 20-30-х годов. Популярность стали приобретать теории Джона Мейнарда Кейнса о необходимости более активного вмешательства государства в экономику и особенно о необходимости стимулирования занятости. В то время большинство индустриальных стран уже могло себе это позволить — в конце концов, мировой экономический кризис был кризисом перепроизводства. Поэтому 30-е годы можно считать началом действительно активной социальной политики: к примеру, в 1938 году в США, наконец, было введено в законодательство понятие минимальной заработной платы. К 1940 году США стали использовать на социальные цели 4% ВНП. Однако самым благоприятным временем для социальной политики стал послевоенный период — с 1945 примерно до середины 80-х годов, когда произошел настоящий бум госрасходов. В США общие расходы государства к 1985 году уже достигали 36% ВНП, в Великобритании — 48% ВНП, во Франции — 52% ВНП, а в Швеции и того больше — 65%.
Достигнутые в результате масштабы социальных программ в индустриальных странах наглядно иллюстрирует пример США. Там одновременно действуют программы государственного социального страхования — пенсионное страхование, субсидированное страхование от болезней ("Медикэр"), пособия по безработице и программы государственной помощи — дополнительные выплаты престарелым и нетрудоспособным, помощь неполным семьям с детьми, субсидированная медицинская помощь неимущим и престарелым ("Медикэйд") и выдача продовольственных талонов с целью обеспечить неимущим "достаточный уровень питания". В целом на эти социальные программы расходуется около 18% ВНП. Дискуссии в экономической теории теперь приобрели весьма специфический характер: не следует ли несколько сократить социальные программы в индустриальных странах — не потому, что государство не может их себе позволить, а потому, что они стали столь масштабными, что порождают у части населения иждивенческие настроения. Однако пока правительства этого делать в серьезных масштабах не рискуют. И вряд ли в обозримом будущем рискнут.
Неэффективная экономика разоряется социальными программами
Опыт социалистических и развивающихся стран в известном смысле прямо противоположен опыту процветающих индустриальных государств. Страны соцлагеря с самого начала не ставили вопрос, может ли государство позволить себе создать общенациональную систему социального обеспечения. В этих странах на практике и в полной мере был реализован лозунг Полиграфа Шарикова — "Взять все и поделить!" Гордые заявления советской пропаганды 20-х и 30-х годов о том, что нигде в мире трудящийся не может рассчитывать на бесплатное жилье, медобслуживание и государственную пенсию, были чистой правдой — в то время такого действительно нигде не было. Даже с расцветом социальных программ на Западе в 80-е годы они вряд ли могли сравниться с социалистическими — в такой относительно рыночной по социалистическим меркам стране как Венгрия в это время на социальные программы тратилось 50% бюджета или 30% ВНП. Правда, вначале широкомасштабные траты на социальные нужды были возможны в основном за счет расходования накопленного еще при капитализме, а затем — за счет использования советских валютных сырьевых ресурсов. Однако это никого особенно не волновало.
Развивающиеся страны после завоевания независимости пошли примерно по такому же пути. Государства там с самого начала претендовали на роль патрона, взявшегося заботиться об интересах всего населения. Несмотря на то, что экономика большинства развивающихся стран в 60-е годы находились примерно на уровне Англии или Германии конца прошлого века, масштабы государственных расходов разительно отличались — не 5-6%, а 20-25% ВНП. К началу 80-х годов госрасходы в
развивающихся странах вообще достигли 30% ВНП. Безусловно, часть этой суммы обслуживала военные амбиции правящих режимов, но львиная доля шла на покупку этими режимами народной любви.
Разумеется, в большинстве подобных стран не могло идти и речи о создании, например, современной всеохватывающей системы социального страхования, однако государства делали все, что было в их силах. В частности, они далеко превзошли индустриальные страны в таком аспекте социальной политики, как субсидирование потребления. В Египте, например, государственная система субсидий охватывала абсолютно все товары и услуги; субсидии превратились в своеобразную вторую зарплату, которую получали все без исключения наемные работники. Государство таким образом как бы взяло на себя обязанность удовлетворять хотя бы минимальные потребности населения. Даже по официальным данным, на субсидии шло свыше 60% бюджетных средств.
МВФ: социальная помощь снижает спрос на труд
Примечательно, что до середины 80-х годов гипертрофированное внимание к социальной политике при почти полном игнорировании экономической эффективности в социалистических и развивающихся странах не вызывало ни удивления, ни особых нареканий у западных экономистов. Положение изменилось после того, как в этих странах разразился экономический кризис, вызванный резким сокращением сырьевых экспортных поступлений и катастрофическим ростом внешней задолженности. МВФ и Мировой банк стали весьма жестко критиковать чрезмерно активную социальную политику за то, что она ухудшает состояние государственных финансов и препятствует действию рыночных сил. Как подчеркивалось в одном из докладов Мирового банка, "Социальная политика — минимальная зарплата, гарантии занятости, социальное страхование — обычно рассчитана на то, чтобы увеличить благосостояние населения и снизить уровень эксплуатации. Однако на самом деле она обычно приводит к снижению эффективности экономики, повышает издержки и снижает спрос на труд". В результате в стандартных стабилизационных программах, рекомендуемых международными финансовыми организациями постсоциалистическим и развивающимся странам, вначале подразумевалось значительное сокращение социальных программ — как необходимое условие финансовой стабилизации и восстановления нормальных конкурентных рынков, особенно рынка труда.
После социализма распределять осталось лишь долги
Казалось бы, все ясно. Индустриальные страны долго не могли себе позволить активной социальной политики, однако теперь, когда бедность и трудолюбие эксплуатируемого населения сделали эти страны процветающими, все граждане могут пожинать плоды. Социалистические и развивающиеся страны попытались сразу реализовать вековую мечту изначально ленивого человечества о хорошей жизни для всех — в основном за счет эксплуатации природных ресурсов — и теперь, когда эти ресурсы почти исчерпались, им остается только утешаться воспоминаниями о былой хорошей жизни и мириться с бедностью, неизбежной при полной неэффективности доставшейся в наследство госэкономики.
Однако оказалось, что с бедностью мириться никто не хочет, а сама мысль об отказе от достигнутого уровня социальной защиты вызывает возмущение у населения находящихся в кризисе стран. Более того, правительства этих стран стараются по мере возможности иллюзии не развеять: в принципе, за период рыночных реформ ни в одной постсоциалистической или развивающейся стране уровень потребления населения значительно не упал. Это вполне объяснимо: в конце концов, сырьевые экспортные ресурсы исчерпались еще не полностью, и правительства, во многом отказавшись от прежней амбициозной политики массированных валютных вливаний в гипертрофированную государственную промышленность, используют высвободившиеся средства для поддержания потребления. Привычка придавать социальную ориентированность любым экономическим шагам сохранилась. Даже приватизация, смысл которой, по сути, всего лишь в банальном отказе государства от бремени поддержки госпредприятий, не только в России, но и почти везде проводилась под лозунгом справедливого распределения накопленной собственности. Хотя, по правде говоря, распределять в большинстве стран осталось лишь накопленные в экономике долги.
Конечно, ничего иного делать и не остается — любое правительство, которое заявит о массированном сокращении социальных программ, будет обречено на провал. Самое любопытное, что и международные финансовые организации в последнее время вроде бы пересмотрели свои взгляды и все чаще подчеркивают, что социальные программы все же не должны приноситься в жертву реформам, иначе реформистские правительства просто не удержатся у власти.
Забавно, что в качестве примера успешного создания новых механизмов защиты населения в рыночных условиях западные эксперты приводят ту же Венгрию, которая прежде удивляла их непосильными для государственных финансов масштабами социальных программ. Правда, при этом сами эксперты признают трудность совмещения собственных рекомендаций финансовой стабилизации и социальной ориентированности реформ. Наиболее логичным выходом все чаще признается расширение западной финансовой помощи бюджетам реформируемых стран — проще говоря, дело может дойти до того, что за социальную защиту в этих странах придется платить процветающим западным державам. Накопленных ими богатств на это пока хватит.
Ъ обратился к лидерам наиболее крупных оппозиционных правительств парламентских фракций с просьбой ответить на следующие вопросы:
1. Что вы понимаете под словосочетанием "социальная политика"?
2. Как вы оцениваете социальную политику, проводимую нынешним российским правительством?
3. Считаете ли вы, что именно социальные вопросы будут центральными в предвыборных дискуссиях?
4. Готовы ли вы предложить российскому избирателю эффективную социальную программу?
ВЛАДИМИР ЖИРИНОВСКИЙ, председатель Либерально-демократической партии России
1. Социальная политика — это набор целей и средств, направленных на повышение или поддержание уровня жизни большинства населения. Это верно в нормальных экономических условиях. У нас же речь идет зачастую о простом выживании. Миллионы людей находятся на грани существования и небытия. И прикидываться, что самая страшная проблема — бюджетный дефицит и инфляция, в существующей ситуации по меньшей мере цинично.
2. Безусловно, социальная политика нынешнего правительства не выдерживает никакой критики. Хотя сказать, что наиболее уязвима именно социальная политика, не могу. У нынешнего правительства уязвимо все: внутренняя, внешняя, промышленная, инвестиционная, культурная политика и положение в социальной сфере — лишь результат целого набора "ошибок", большинство из которых делаются вполне сознательно.
Говорят, что на социальную политику нет денег. А куда делись все эти кредиты, налоги, эмиссии? Внешний долг России достиг того опасного предела, для которого в русском языке есть простое и понятное слово "кабала". Нынешняя власть промотала эти деньги, пустила их на нужды бесчестных и наглых людей, которых рассматривала в качестве социальной базы. Остальные не получили ничего, кроме долга, который если не им, то их детям отдавать. А чтобы отдавать было тяжелее, чтобы под уплату процентов можно было как можно больше выкачать и вывезти из России — для этого придуман "коридор" для доллара, чтобы он не бай бог, слишком сильно не упал. Для этого — истошные крики об интересах экспортеров.
Иногда возникает подозрение, что все разговоры о социальной политике — маневр для отвлечения населения от куда более страшных вопросов. Положение будет только ухудшаться и только выборы являются хоть каким-то намеком на свет в конце тоннеля.
3. Да, социальные вопросы будут иметь первостепенное значение. Сейчас политика для большинства переместилась за дверцу холодильника. Открыл его — и вот она политика, зашел в магазин — и она же смотрит на тебя с каждого ценника. Сегодня "Да здравствует Сахаров!" и "Долой ГУЛАГ!" не пройдут. Изменится ли обстановка к президентским выборам? Это будет зависеть от состава последекабрьского правительства. Нынешних "архитекторов" нашей экономики мечтаю там не увидеть.
4. Мы не собираемся разделять социальную сферу и другие области политики и экономики. Сейчас все говорят: "социальное государство, социальное государство", все горазды "создавать предпосылки для появления механизма социальной защиты населения". Повсеместно — пустое словоблудие, граничащее с маразмом. Но почти никто ничего не предлагает. Ведь социальная политика требует не только мозгов, но и денег, денег, денег. И где их взять — этого никто, кроме нас, не говорит. В отличие ото всех мы знаем, где достать средства и что надо делать для нормальной достойной жизни людей. Впрочем, это тема отдельного большого разговора.
МИХАИЛ ЛАПШИН, председатель Аграрной партии России
1. В первую очередь, благосостояние народа. Благосостояние складывается из уровня зарплаты, из уровня обеспечения жильем, из уровня обеспечения такими вещами как здоровье, путевки, санатории, оздоровительные места для детей, развитие транспорта и все, что составляет жизненную инфраструктуру человека.
2. Социальная политика — это следствие самого экономического курса, который проводится правительством. Экономический курс направлен на развал экономики. Экономика — основной донор для проведения крупных, социальных мероприятий. Поэтому какова экономика, такова и социальная политика. Это прямое следствие, которое бьет по интересам трудящихся.
По этому вопросу возьмем село: строительство жилья практически прекратилось, медицинское обслуживание сократилось, уровень образования сократился в связи с введением в городе платного образования. Очень большой круг вопросов, по которым произошла резкая потеря от того, что было. Резко сократился жизненный уровень как у мужчин, так и у женщин. По продуктам питания, если мы получали по белку и углеводам примерно 80-85%, а медики критиковали, что надо на 100% выходить. А сейчас вообще получился резкий дисбаланс. И уровень углеводов и белков резко упал. А если организму недостаточно белков, он вообще разрушается. А человек может жить так месяц, 2, 3, он вроде как не худеет, не полный. А белка нет и идет страшное разрушение организма. Смертность превышает рождаемость.
3. Я думаю, что людей интересует все человеческое и все, что направлено на человека. И бесспорно наши социальные ориентиры будут в центре нашей предвыборной компании. Но если только это излагать, то значит скатиться к голому популизму. Народ у нас достаточно грамотный, и мы будем ему объяснять, что мы не просто придем, и у вас будет в достатке хлеба, жилища. Мы будем ему объяснять и экономические ориентиры, как этого добиться, и политические.
4. У нас есть программа социально-экономического развития России. Это сложная, достаточно емкая программа. За счет только какого-то одного приема поднять наш социальный уровень, нашу экономику — невозможно. Нужно прекратить падение, падение-то идет. Нужно четкое определение ориентиров — какую экономику мы строим. Или экономику вообще, или просто рыночную экономику, но рыночной экономики как таковой в природе не существует.
Существует степень применения рыночных инструментов. Бывает экономика социально-ориентированная, и мы за эту экономику. Нужны приоритеты — ради чего мы делаем. Или вообще ввести процесс купли-продажи, или это превратить в инструмент, который будет служить интересам тех, кто трудится. Что мы в первую очередь будем развивать? В первую очередь нужно определить приоритет социальный, надо накормить людей. Но эта программа выполнима только при том условии, что люди нам доверят власть. Без властных полномочий, находясь в оппозиции, программа невозможна. Нужно приходить к власти всем левоцентристским силам.
Хочется надеяться, что возможны коррективы. Во всяком случае премьер-министр это неоднократно обещал в ходе правительственного кризиса. Но мы посмотрели прогноз на бюджет, там действительно внесены коррективы. В тексте много того, с чем я готов согласиться. И в части научно-технической политики, и в части конверсии, и в части социальной политики очень много правильно написанных тезисов. Но когда смотришь цифры и анализируешь итоги первого полугодия, то возникает еще больше вопросов. Правительство не выполняет даже тот минимум, который принят в законе о бюджете. Поэтому я не верю во все эти обещания. Их и раньше было очень много, но ничего выполнено не было. Поэтому пока это коррективы только на словах.
СЕРГЕЙ ГЛАЗЬЕВ, руководитель парламентской фракции Демократической партии России
1. Под социальной политикой я понимаю комплекс мер, тесно связанных с экономической политикой и с политикой доходов и налогов. Все эти вопросы отражаются на положении человека. Если выделять приоритеты в социальной политике, то я думаю, что главным приоритетом сейчас должно стать обеспечение социальных гарантий, а соответствующие расходы, которые гарантируются государством, должны индексироваться.
2. Очевидно, что это самое болезненное место в деятельности нынешнего кабинета с точки зрения интересов населения. Итогом деятельности правительства стало в первом полугодии падение уровня зарплаты почти на 30%. И увеличение роста числа людей, живущих за чертой бедности до 45 млн человек. Это чудовищная цифра, и самое неприятное, что дальнейшие события продолжаются развиваться в том же направлении. В прогнозе на 96 год закладывается дальнейшее падение реальной зарплаты на 10-20%. Цены растут на 6% в месяц, а бюджетные расходы на 2-3%. Это означает фактически, что значительная часть наших граждан просто не будет иметь возможности выжить.
Та политика, которую сейчас проводит правительство, ставя во главу угла только вопросы сбалансированности бюджета, вне зависимости от того с какой эффективностью расходуются бюджетные средства и насколько полно используются налоговые источники, приводит к тому, что социальные расходы идут по остаточному методу. Первое место занимает выполнение обязательств правительства перед финансовым сектором и перед иностранными кредиторами. Расходы на население где-то внизу. Поэтому здесь причины не в том, что политика социальная неправильна, а в том, что она вообще не ведется.
3. В данных парламентских выборах, наверное, социальные вопросы будут стоять в центре предвыборных дискуссий. И здесь безусловно будет очень много обещаний. И "Наш Дом Россия" будет очень много обещать. Единственное, что можно порекомендовать избирателям, чтобы они за всеми этими обещаниями пытались видеть механизмы их реализации.
4. Я уверен, что многие социальные вопросы, которые сейчас не решаются, решить можно. И есть механизмы, как это сделать. Я считаю, что предлагаемая нами социальная программа достаточно привлекательна, хотя мы не можем обещать золотые горы. Но мы знаем, что есть возможности и для восстановления сбережений населения, и для своевременного проведения реформы в системе социального обеспечения, которая даст толчок к формированию рынка капитала. И обеспечение социальных гарантий с соответствующими механизмами индексации нам тоже вполне по силам. Просто необходимо те доходы, которые сегодня идут в карман монополистов, освоивших природные ресурсы, повернуть на цели общества.
ВИКТОР ЗОРКАЛЬЦЕВ, заместитель руководителя парламентской фракции Коммунистической партии РФ
1. Социальная политика в моем понимании — это комплекс мер, направленных на улучшение жизни людей, на удовлетворение запросов граждан общества. Любое государство должно отвечать на эти вопросы или отвечать за то, что оно не отвечает на них.
2. Вот президент недавно заявил, что социальная напряженность реформ уже достигла так сказать точки кипения. Если мы об этом знаем, почему же мы не выпустим пар, не снимем это напряжение? Это — самый стержневой вопрос. я только что вернулся из регионов и чувствую, что эта напряженность достигла очень высокого накала. Тут возникает два вопроса — есть ли возможности для этого и есть ли желание.
3. Я и мои коллеги по фракции уверены, что да. Если мы не хотим гражданского разлома, мы должны в ближайшее время принять необходимые меры.
Можно скорректировать курс реформ, сделать его более социально значимым, социально привлекательным, чтобы люди почувствовали отдачу от проводимого курса. Ибо сейчас у людей уже пессимизм достиг такого предела, что они не верят ни в действительно дельные предложения, программы и заверения, ни в авторитет наиболее влиятельных политиков, который тоже девальвировался.
4. Естественно. Мы сейчас прорабатываем свою предвыборную программу и проблемы интересов людей будут у нас отражены сполна.
Я могу назвать вам несколько основных пунктов: это социальные гарантии малообеспеченным, осуществляемые через индексацию пенсий, повышение минимальной заработной платы.
Это — снижение налогового бремени на отечественного товаропроизводителя, что позволит повысить темпы развития производства, появятся дополнительные рабочие места, а главное увеличится поступление от налогов в бюджет, и это даст решение многих вопросов.
Мы поставим также проблемы медицины, народного образования, культуры, студенчества, пенсионеров и ветеранов. также будет отражена необходимость помощи тем производствам, от которых зависит сохранение государственности.
Но главное — мы будем отстаивать лозунг: "Внутренний рынок — для отечественного производителя".