В Инженерном замке открылась выставка Ивана Прокофьева — крупного русского скульптора XVIII века. К истокам русской скульптурной школы приникала АННА МАТВЕЕВА.
Русское искусство XVIII и самого начала ХХ века — сирота от искусствоведения. Оно мало известно кому-либо, кроме узких специалистов по этому периоду. Это позже, в середине XIX века, расцветет пышным цветом академическая живопись с Брюлловым и Ивановым во главе, а потом на смену ей придут передвижники и вместе с нею создадут в общей сложности пантеон, олимп и золотой фонд русской художественной школы. А пока изобразительное искусство в России переживает трудный подростковый возраст: ищет себя, пробует все подряд и бунтует против старших. Старшие в этом случае — в основном французы, законодатели художественных мод того времени, а местные художники одновременно и прилежно учились у европейских мастеров, и пытались привить "европские" изящества на местную, не слишком приспособленную для них почву.
Иван Прокофьев родился в семье "закройного мастера по конюшенной части", то есть шорника, в 1758 году: выставка в Инженерном замке приурочена к его 250-летию. Мало кто из художников и в России и в мире может похвастаться таким ранним началом художественной карьеры, как Прокофьев: в воспитанники Академии художеств он был принят в возрасте шести лет! Малолетнего Ваню обучал профессор скульптуры Жиле, француз. К двадцати годам юноша Иван получил уже несколько студенческих серебряных и золотых медалей Академии художеств, а по окончании ее был, как один из лучших студентов, послан на стажировку во все ту же Францию. В Париже Прокофьев провел пять лет, и именно там он сформировался как художник. Молодой человек с упоением копировал классическую живопись Рафаэля и Микеланджело, рисовал статуи Версальского парка — годы спустя они найдут свое отражение в статуях тритонов, которые Прокофьев отольет для ансамбля Большого фонтана в парке в Петергофе.
Имя Ивана Прокофьева у русской публики не на слуху, что, в общем, странно: ведь работы Прокофьева пусть и не на самом видном месте, но в очень большом количестве раскиданы по самым известным достопримечательностям Петербурга. Его скульптуры украшают дворцовые сады Петергофа и Гатчины. Рельефы и статуи Прокофьева входят в архитектурные ансамбли зданий Академии художеств, Публичной библиотеки, Казанского собора, Таврического дворца, Павловского дворца — да и, в конце концов, Инженерного замка, где и проходит его выставка. А сколько композиций осталось невоплощенными и существуют только в авторских набросках! Только на выставке становится ясно, что доставшееся нам материальное, осязаемое наследие скульптора было лишь верхушкой айсберга, высящейся над поверхностью — а ниже ее осталась главная часть, то, что художник только задумал, но так и не отлил в бронзе и не высек в камне. Эти многочисленные рисунки невоплощенных проектов, веками пролежавшие в архивах, сейчас не только показывают зрителю, какими скульптурами Прокофьев мог бы обогатить Петербург, "если бы...", но и открывают Прокофьева с другой стороны: не только как скульптора, но и как грамотного и смелого графика, чьи рисунки — это не просто эскизы к будущим скульптурам, но и вполне самоценные графические произведения.
Прокофьев — один из немногих скульпторов, чьи работы в значительном объеме дошли до нас из XVIII века. Взгляд современного зрителя они подкупают своей бесхитростностью. Мы, привыкшие в любом искусстве искать скрытый смысл и двойное дно, умиляемся миру простых аллегорий галантного века, где дамы — чисты и воздушны, кавалеры — изящны и учтивы, добро и силу олицетворяют мускулистые олимпийские боги, а зло и предательство — коварные козлоногие уродцы. Очень скоро искусство утратит эту солнечную наивность, начнет задумываться и сомневаться, а после и вовсе ударится в критиканство и бичевание язв общества. Поэтому, хотя бы из чистого любопытства, полезно сходить на выставку Прокофьева и почувствовать, что такое классицизм — не только как система образов, но и как стиль мышления.