Права обладатель
Андрей Коробейников в Филармонии
воспевает Дмитрий Ренанский
За фортепиано сел в пять лет, в семь выиграл юношеский конкурс Чайковского, в двенадцать поступил на юридический факультет столичного Европейского университета права, в семнадцать закончил его и сам стал преподавать в alma mater земельное право, римское право и курс теории государства и права. Параллельно учебе в московской Консерватории поступил в юридическую аспирантуру МГУ, но скоро бросил: "Нельзя сыграть концерт, а вечером чуть-чуть пописать диссертацию — когда у тебя больше пятидесяти ангажементов в год, это уже невозможно". Все, что делает двадцатидвухлетний пианист Андрей Коробейников, кажется отчаянно бескомпромиссным. Он и живет на износ, и на рояле играет так же. У Коробейникова животная интуиция и редкий для музыканта-исполнителя интеллект, он ошеломляет энергетикой и тут же демонстрирует кристальную ясность мышления. Лирическая теплота без чувственных спекуляций, безграничная техническая свобода без виртуозничанья — судя по сегодняшней форме эксклюзивного артиста французского лейбла Mirare, клиента элитарного продюсерского бюро Albert Sarfati и резидента самых престижных фестивалей и площадок мира, скорые перемены в расстановке сил на русском фортепианном Олимпе неизбежны. Андрей Коробейников сделан из той же твердой породы, что и Михаил Плетнев с Григорием Соколовым — со времен дебютов Бориса Березовского начала 1990-х в отечественном пианизме не случалось ничего более значительного.
Нынче Коробейников приезжает в Петербург со вторым за сезон сольным концертом, на этот раз уже не в Малый зал, а в Большой. По сонатам Скрябина (Пятая, Восьмая и Девятая плюс поэма "К пламени") и Бетховена ("Буря" и "Аппассионата") проскакал не один табун пианистов, но в обоих случаях стоит ждать трактовок, диаметрально отличных от канонических. Чернокнижничество позднего Скрябина Коробейников предпочитает не замечать, отстраняет философию, все эти "скрытые стремленья духа творящего" и другую доморощенную эзотерику. Скрябин у него поначалу может оттолкнуть объективизмом, но в нем и заключается вся суть. Изгоняя из текста сомнительную сверхчеловеческую надстройку, пианист словно преподает на его материале высшую музыкальную математику, призывая аудиторию не томиться душными экстазами Серебряного века, а наслаждаться чистой структурой. Подобного подхода музыка Скрябина была долгое время лишена; как сильно она так нуждалась именно в нем, показывает недавний сольный диск Коробейникова, вышедший на Mirare. С Бетховеном все тоже должно получиться. Октябрьское выступление венчал грандиозно сыгранный "Хаммерклавир"; если человек восходит на такую высоту, можно дальше за него не беспокоиться. Беспокоиться следует скорее о том, чтобы попасть на концерт.
Большой зал Филармонии, 8 марта, 19.00