Братская любовь
Родственные связи кинематографу на пользу
считает Андрей Плахов
Кинематографу как-то особенно, хотя и не вполне ясно почему, для движения вперед нужны братья. К отцам-основоположникам Люмьерам, к признанным классикам Тавиани, Каурисмяки, Коэнам, к создателям "Чапаева" братьям Васильевым (они сами назвали себя так, будучи всего лишь однофамильцами) теперь с полным основанием надо причислить братьев Дарденн. Жан-Пьер и Люк Дарденны функционируют как единая экосистема: когда один начинает фразу, другой ее подхватывает и завершает. Некоторые даже считают их близнецами, хотя Жан-Пьер на три года старше. Но он любит говорить по этому поводу, что первое впечатление всегда правильное.
Они обсуждают идеи будущих фильмов. Когда какая-то из идей созреет и им интуитивно кажется, что они зримо видят будущий фильм, Люк садится за сценарий. Потом братья его снова обсуждают и корректируют. Неофиты часто удивляются: как вообще можно снимать кино вдвоем? Ведь известно, что режиссер берет на себя почти диктаторские полномочия. Просто братья на съемочной площадке превращаются в единую личность. Ни у одного из них нет определенной роли: один стоит у камеры, другой — у монитора, потом меняются. Таким образом удается контролировать весь процесс.
Когда в 1999 году в Канне праздновала триумф "Розетта", Дарденнов сочли социальными режиссерами, а российские журналисты приклеили им ярлык соцреализма. Уже следующий их фильм "Сын" опроверг это заблуждение. В Бельгии нет большой киноиндустрии, если чем страна в последние годы и заметна, так этническими распрями, педофильскими скандалами и зверскими преступлениями. Все это выведено Дарденнами за кадр — об убийстве только говорится, но мурашки бегают по коже в течение всего фильма. Это как если бы Хичкоку заказали кино про жизнь пролетариата или, наоборот, Кена Лоуча заставили снять триллер, не вылезая из своей любимой рабочей среды.
Весь фокус в том, что фильм разыгрывается на складе и в столярной мастерской. Хотя в ней не делают гробов, сама мастерская подобна гробу, который сколотил герой-столяр, похоронив там свои чувства к убитому сыну-подростку. И вот он, лысый подслеповатый перфекционист, оказывается приставлен профессиональным наставником к мальчишке-убийце. Месть кажется неизбежной. На одном пятачке дровяного склада встречаются производственная, криминальная и психологическая драмы. Встречаются, чтобы всем вместе отойти в сторону, уступив место притаившейся за ними библейской притче.
В фильмах братьев Дарденн люди подобны изувеченным, обрубленным деревьям или впивающимся в них железным гвоздям. Режиссеры ни одного слова не говорят о Боге и морали, сохраняя пугающую верность прозаической фактуре. Но чем дальше, тем больше сквозь гиперреалистическую эстетику просвечивает братская любовь к несовершенному человеку и человечеству. Вдвоем Дарденны смотрятся как-то особенно просветленно: их лица неаристократичны, неинтеллектуальны даже, а полны благородства и лишены даже намека на тщеславие. Приятно думать, что таким людям, демократам по природе, а не только по убеждениям, тоже могут сопутствовать триумфы.