Премьер Владимир Путин вчера приехал в Государственный космический научно-производственный центр (ГКНПЦ) имени Хруничева и выделил для спасения отрасли восемь с лишним миллиардов рублей. От внимания специального корреспондента "Ъ" АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА не укрылось, что в то время, когда некоторые спасали отрасль, другие заваливали ее, заваривая не те стыки.
В научно-производственном центре имени Хруничева (о том, что он имеет непосредственное отношение к космической отрасли, напоминают уже фасады его зданий, которые выглядят так же, как вспенившаяся и местами облетевшая обшивка "Шаттла", чудом пережившая вхождение в земную атмосферу), на первый взгляд живут по законам военного времени, причем советского военного времени. У входа в главный зал, где идет сборка космических ракет, которые только снятся моему шестилетнему сыну (да и мне иногда тоже), висит памятка, датированная 1975 годом и обязательная к исполнению в 2009-м. Из памятки можно и нужно выяснить, что "запрещается проникать через окна в цехи и отделы", "вступать в пререкания и разговоры с часовым", "перебрасывать через ограждения предметы" и вообще класть их на землю ближе чем на четыре метра от ограждения (видимо, с целью дальнейшей переброски).
Очевидно, что все эти требования являются выстраданными и появились в результате имевших место прецедентов. Категорически, наконец, запрещается "бесцельно ходить по территории завода".
Вчера я обратил внимание на то, что, несмотря на приезд Владимира Путина и связанные с ним меры безопасности, по сравнению с которыми памятка 1975 года должна бы показаться инструкцией по плаванию в бассейне для детей до трех лет, на территории завода (а это огромный район города, по которому из конца в конец можно ехать минут двадцать — если без пробок, конечно) последний пункт инструкции нарушало столько людей, что у меня лично поначалу не возникало ни малейшего беспокойства за чистоту космоса, о которой сейчас беспокоятся многие общественные и правительственные организации.
Впрочем, когда я оказался в цехе сборки ракет-носителей, я подумал, что это впечатление может быть и обманчивым. Все-таки люди тут работали, а ракет, готовых и почти готовых, было штук шесть, как мне показалось (может, впрочем, я принимал части за целое, это было нетрудно, такие это были части).
Ничто мне тут, в этом огромном зале, не казалось обыкновенным. Даже пыль на подоконниках была космической.
Кроме ракет "Протон" в цехе возлежало туловище ракеты "Ангара", будущего нашей космонавтики, но, впрочем, и ее прошлое уже тоже, так как слишком давно над ее созданием трудятся целые поколения строителей космоса.
Трудились они и сейчас. Это были молодые люди, некоторые сразу после института вышедшие в открытый космос и оставшиеся в нем. Теперь они тут занимались сваркой стыков, обозначенных в инструкции. И делали это всерьез, в отличие от многих тут, которые создавали в честь приезда премьера только эффект присутствия и веселую рабочую шумиху, а на самом деле все-таки бесцельно слонялись или, вернее, бесцельно стояли на своих местах.
Я понял, что именно по поводу этих молодых людей у входа в цех висела еще одна памятка: "Перед открыванием ворот не забудь предупредить сварщиков!" Это ведь они тут сваривали. И уже через несколько минут самые смелые мои предположения подтвердились, да еще так, что лучше бы они не подтверждались.
Действительно, напоминание относилось именно к этим молодым людям: мне пояснили, что открывание ворот цеха может вызвать сквозняк, который задует сопло — не ракеты, нет, а сварочного аппарата. О том, что будет, если это произойдет, лучше никому из нас, простых смертных, даже не думать.
Впрочем, возможно, именно тем обстоятельством, что сопла сварочных аппаратов вовремя не были задуты каким-нибудь сквозняком, и объяснялась вдруг возникшая прямо перед приездом премьера проблема. Один молодой человек с серьгой в ухе стоял возле громадного туловища гордости отечественного космостроения, ракеты-носителя "Ангара", и объяснялся с расстроенным сотрудником лет 50-55:
— Почему вы решили, что это наша ошибка? Нам сказали заварить, мы и заварили! Все по инструкции!
Он даже сбегал куда-то и принес, волнуясь, очень толстую книгу, по которой они работают:
— Вот он, пункт "Сварка стыков"! Написано: заварить семь стыков. Мы и заварили семь. Что не так?! Если надо было три заварить, а не семь, то поставили бы здесь сноску, звездочку какую-нибудь нарисовали бы...
— Я тебе сейчас и звездочку, и галочку нарисую...— негромко пообещал ему этот сотрудник.
Потом подошел другой сотрудник — еще старше и по возрасту, и по званию.
— Да,— задумчиво сказал он,— надо было только досюда заваривать... Там же еще внутри работы полно... А вы все стыки заварили... Как же теперь?
— Мы по инструкции действовали,— упавшим голосом повторял юноша с серьгой.— Надо было звездочку ставить...
У кого-то, я подумал, звездочки могут теперь и полететь.
К счастью, стало известно, что премьер появится минут через семь, и поэтому разбор несостоявшихся полетов был прекращен, вернее, отложен.
Владимир Путин с огромным интересом, хоть и не в первый раз (он был на заводе три года назад), осматривал цех. Впрочем, руководство завода было больше обеспокоено тем, чтобы он увидел стенды, а не ракеты, так как именно на стендах исчерпывающим образом обосновывалась необходимость господдержки ГКНПЦ имени Хруничева, а значит, по сути, и всей космической отрасли (в холдинге работают 120 тыс. человек).
— Каждый третий килограмм космического груза выводится на орбиту нашим заводом,— объяснял гендиректор завода Владимир Нестеров.
Причем смысл его комментариев состоял, мне казалось, прежде всего в том, чтобы убедить премьера, что это не тот груз, который вскоре становится космическим мусором.
— В этом году,— говорил господин Нестеров,— должно было состояться десять запусков с нашим участием. Два из-за кризиса отменили, два (спутника, видимо.— А. К.) ушли... Остальные пуски, надеемся, состоятся. Но нам нужна ваша поддержка... К сожалению, возникла очень серьезная задолженность...
На экране телевизора появилась структура долгов НПЦ имени Хруничева. Довольно-таки большую часть их составлял долг американской компании Lockheed Martin, с которой в свое время у ГКНПЦ Хруничева и НПО "Энергия" было образовано совместное предприятие.
— Зачем вам американская компания? — господин Путин, казалось, был неприятно удивлен.
— Я сейчас все объясню...— кивнул гендиректор.
Объяснения сводились к следующему. Когда в 2006 году Lockheed Martin вышел из СП, завод имени Хруничева заплатил деньги, которые был должен американцам, как потом мне пояснили на заводе в конфиденциальном разговоре, за оборудование, поставленное Lockheed Martin в рамках совместных проектов, в результате не состоявшихся.
И вот завод отдал долги совместного предприятия, $135 млн, потому что иначе, как я понял, оборудование и российские технологии попали бы не в те руки.
— Если бы это все получили наши конкуренты,— объяснял господин Нестеров,— нас бы просто выгнали с работы!
Чтобы отдать долги, завод Хруничева взял кредит. Так и образовалась дополнительная задолженность. Еще одна возникла, когда у американцев выкупили право торговать на рынке ракетой "Ангара". За это пришлось отдать $350 млн.
Теперь ГКНПЦ имени Хруничева реализует продукции на 24,5 млрд руб., а его задолженность — 26,14 млрд руб. Причем чтобы довести проект "Ангара" до пусков в 2011 году, нужно еще по крайней мере 10 млрд руб.
— В ценах 2008 года,— нашел в себе силы добавить Владимир Нестеров.
— Наоборот же,— переспросил его господин Путин,— удешевление материалов идет...
— Да нет, удорожание и дополнительные работы. Как обычно, вылезли...— сказал гендиректор.
— Хочу вас порадовать...— сообщил Владимир Путин, подойдя к группе сотрудников, стоявших прямо на том месте, где четверть часа назад шел разговор по поводу качественно заваренных стыков.
Теперь здесь стояли другие люди. Но и ту группу молодых людей, в том числе и рабочего паренька с серьгой в ухе, я тут тоже заметил.
— Хочу вас порадовать: мы ничего не сократили,— продолжил премьер, обращаясь к рабочим.— Наоборот, выделили еще восемь миллиардов!
Рабочие обрадовались так, как будто премьер выдал эти деньги каждому из них лично, причем на руки. Хотя это было меньше, чем просил гендиректор. Но, впрочем, ненамного (может, он на это и рассчитывал, когда просил побольше).
— Надеюсь, что это поможет пережить кризис...— говорил Владимир Путин.
Это напомнило мне, конечно, сцену из фильма "Живые и мертвые", когда генерал переходил от одного солдата, чудом оставшегося в живых после жестокого боя, к другому и повторял, вкладывая ордена в их черные от копоти руки: "Все, что могу... все, что могу...".
В это время один пожилой рабочий говорил молодому специалисту, стоявшему перед ним:
— Видишь, женщина в очках около Путина? Министр финансов!
Может, и хорошо, что Эльвира Набиуллина, и правда стоявшая рядом с премьером, не слышала этого.
Владимир Путин уже собрался совсем отойти от рабочих, когда одна простая русская женщина, как потом выяснилось, завхоз Галина Чурикова, обратилась к премьеру:
— Спасибо, что подняли Россию с колен!
Владимир Путин благодарно обернулся к ней, женщине-матери (а скорее всего, и женщине-бабушке), воплощенной России, и это позволило ей добавить:
— А вот пенсии бы еще поднять!..
При этом было видно, что она готова опять встать на колени.
Владимир Путин очень близко к сердцу принял ее слова. Он минут десять объяснял ей особенности пенсионной реформы, делая особый акцент на коэффициенте замещения (она в этот момент заметно поскучнела). Правда, все, что он говорил о мерах правительства по этому поводу, к ней не относилось (кроме четырехкратного индексирования пенсий в течение года), а относилось к молодым людям с серьгами в ушах. Но как раз они слушали премьера не очень внимательно. Тема не казалась им слишком актуальной (а зря).
Почти все, что Владимир Путин сказал на совещании по развитию отрасли, он произнес еще в цехе. Главным пунктом выступления стала цифра 8 млрд руб., выделенных НПЦ имени Хруничева. А особое и даже, можно сказать, пристальное внимание было обращено на то, что, несмотря на бюджет, в два раза урезанный в готовом для утверждения проекте, деньги, заложенные в нем для развития космической отрасли, не пострадали вообще.
А само совещание запомнилось прежде всего его ожиданием, когда в помещении собрались уже все участники, кроме Владимира Путина. Вице-премьер Сергей Иванов, курирующий как космическую отрасль, так и науку, отойдя куда-то на минутку, вернулся на свое место искренне взволнованным и обратился к Эльвире Набиуллиной:
— Ну вот! Каракульча (особо ценный мех, простите, ради бога, зародыша ягненка.— А. К.) с нанопокрытием! Уже в салонах показывают! А все говорят: нет ничего, все это выдумки с нанотехнологиями!
Я вернулся с завода в Филях все-таки обнадеженным. Если даже все остальные проекты ГКНПЦ имени Хруничева вдруг рухнут (не в том смысле), каракульча с нанопокрытием уцелеет. И ее будут показывать в салонах!
Почему уцелеет? Потому что с нанопокрытием.