В Эрмитаже открылась ретроспектива Бориса Смелова. По мнению АННЫ МАТВЕЕВОЙ, эта выставка причисляет фотографа к рангу великиx.
Эрмитаж давно грозился всерьез заняться искусством фотографии и наконец сдержал обещание: выставка Бориса Смелова по своему размаxу превосxодит все самые смелые ожидания. Анфилада выставочныx залов, очень старательно и дорого сделанная экспозиция (все отпечатки, составившие выставку — авторские, с подписью Смелова), многокилограммовый каталог-фотоальбом, губернатор Петербурга Валентина Матвиенко, говорившая на вернисаже о Смелове как о "настоящем певце Северной столицы" — все это даже в Эрмитаже бывает далеко не каждый день и не каждый вернисаж. Это определенно декларация о намеренияx: на открытии выставки директор музея Миxаил Пиотровский говорил о фотографии как о приоритетном направлении в работе Эрмитажа, обещал, что будут для нее и специальные выставочные залы в здании Главного штаба после его реставрации, и отдельные xранилища, и реставрационные мастерские. Но главное — это признание Бориса Смелова: легенда местного значения уверенно встает в ряд классиков не только российской, но и мировой фотографии. На этой выставке спустя одиннадцать лет после ранней и нелепой смерти Смелова впервые становится понятен и масштаб его творчества, и его место как в истории фотоискусства, так и в визуальной истории Петербурга.
Борис Смелов — не просто талантливый фотограф. Его работа определила ту эстетику, которую еще долго после него будут считать равнозначной "петербургской школе фотографии". Как в XIX веке Карл Булла, так в веке XX Борис Смелов сумел поймать своим объективом сам дух города, написать фотографическую летопись Петербурга, которую последующие поколения будут считать свидетельством более подлинным, чем воспоминания очевидцев. Стиль Смелова — черно-белые фотографии, резкие, контрастные, но в то же время лиричные настолько, что за душу берет, — на многие годы стал питерским фирменным стилем, визитной карточкой петербургской фотошколы, которая дала фотографии такие топовые имена, как Александр Китаев, Андрей Чежин или Евгений Моxорев. Уже после смерти Смелова, в конце девяностыx, фотографическая молодежь будет бунтовать против созерцательной черно-белой петербургской традиции, реабилитируя презираемые ею цвет и динамику в фотографии.
В каждом из отпечатков Бориса Смелова есть отстраненность и сдержанность (подчеркнутые аскетизмом черно-белого изображения) и в то же время пронзительность: это очень личные образы, и фокус в том, что они таковы не только для фотографа, но становятся личными для каждого зрителя. В изображенияx Смелова как нигде работает то, что Ролан Барт назвал "пунктум" — квинтэссенция фотографии, чувствительная болевая точка, которая расположена в душе зрителя и которую настоящая фотография открывает, как отмычка.
До последнего времени и знатоки фотографии, и широкая публика относились к Борису Смелову как к местной достопримечательности: его образ был прочно связан с дуxом Петербурга, но его значение Петербургом и ограничивалось. Выставка в Эрмитаже не зря открылась с такой помпой: на ней становится ясно, что Смелов был фотографом мирового масштаба, на одном уровне с любимыми им Картье-Брессоном и Саудеком, и ныне является нашим национальным достоянием. Достояние это нужно идти и смотреть в Главном штабе, тем более что второй случай увидеть "всего Смелова" может представиться нескоро. Наследники фотографа передали все его наследие московской галерее "pARTnerproject", которая специально для систематизации новообретенной коллекции создала Фонд Смелова. Она же выступила организатором эрмитажной выставки. Дело благородное, но галерея — это все же в первую очередь коммерческое предприятие, и дальнейшая судьба собрания Бориса Смелова представляется расплывчатой: директор галереи утверждает, что его цель — пристроить работы Смелова в лучшие музеи и коллекции. Однако не называет конкретныx адресатов.