Выход на наши экраны "Рестлера" сопровождался редкой по накалу рекламной кампанией, которая включила визиты в Россию сначала исполнителя главной роли Микки Рурка, а потом и режиссера Даррена Аронофски. Новыми глазами посмотрел на "Рестлера" АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Мировая премьера фильма состоялась полгода назад в Венеции и увенчалась "Золотым львом". "Рестлеру" повезло: его показали в последний день фестиваля, на фоне довольно слабого конкурса, когда на безрыбье и рак мог показаться рыбой. А "Рестлер" обладал тем, чего были лишены даже наиболее приличные конкурсные фильмы, — грубой мужской силой, способной сокрушить любую интеллигентскую штучку. Удар оказался тем мощнее и прицельнее, что нанесен был режиссером по имени Даррен Аронофски — кумиром как раз той публики, что любит интеллигентское кино с привкусом распада, таким был "Пи", его режиссерский дебют, таким был "Реквием по мечте". Признаки легкого культа рассеялись в брызгах "Фонтана" — фильма, где Аронофски проявил тягу к большому бюджету и не слишком внятные претензии на что-то, отдаленно напоминавшее Тарковского. Слава Богу, на этом шаге он остановился, чтобы снять всего за $6 млн "Рестлера" — картину, скромную во всем, кроме намерения пригласить на роль стареющей звезды рестлинга Микки Рурка.
Один культ оказался нанизан на другой, уже изрядно износившийся. Живи Рурк в России, он давно был бы пациентом психушки или того похуже. В Америке существует чудесное словечко comeback: подлечился, подкачался — и обратно на авансцену, под свет софитов. Все, что происходит с героем Рурка, практически произошло с ним самим, ну разве что актеру не довелось развешивать колбасу и салаты в супермаркете. Главное же, Аронофски, бывшему в нежном возрасте, когда вышли "Сердце ангела" и "9 1/2 недель", удалось показать 80-е годы отраженным светом, ни разу не возвращаясь в них непосредственно. Показать не как ностальгическое ретро, а как время примитивных страстей, дешевой бутафории, искусственного пафоса, фальшивого саспенса. Это проявлялось во всем — в музыке, в спорте, в политике, в секс-индустрии и, разумеется, в кино. Последний великий фильм Мартина Скорсезе "Бешеный бык" был снят в 1980-м и посвящен судьбе вышедшего в тираж боксера. В это же время Рурк дебютировал на экране и вскоре пережил свой звездный час — однако превратился в монстра и пугало профессии куда раньше Роберта де Ниро.
То, что сюжет "Рестлера" завязан на фальшивую бойню, да еще и развязанную с опозданием на двадцать лет, глубоко символично. Все эти показные кровопускания и хруст костей напоминают деятельность мировых киностудий по экранизации "Одиссеи" или, положим, "Тараса Бульбы" в эпоху, когда романтизм стал прерогативой нахалов и конъюнктурщиков. Аронофски отлично имитирует их драйвовый способ изъясняться с народом, кладя на лопатки в том числе и Венецианский фестиваль, включая председателя жюри, — обескровленного постмодернизмом Вима Вендерса. Хотите Микки Рурка, плашмя падающего на ринг, идущего в последний бой на разрыв аорты — пожалуйста. Хотите подругу гладиатора, стриптизершу, тоже стареющую, зато очень душевную (Мариса Томей) — к вашим услугам. Хотите еще немного человечинки — имеете запоздалую попытку героя исполнить родительский долг по отношению к непутевой дочке. И даже легкий политакцент: неожиданной жертвой бойцовских ристалищ становится иранский флаг (имеете протест МИД Ирана).
Однако главный козырь Аронофски — в его уме, а не умении морочить нам голову, в ясности, которой так не хватило "Фонтану". Хочется верить, что анонсированный на следующий год "Робокоп" не станет его последним словом в киноиндустрии; впрочем, у него еще два кинопроекта — о балете и об охоте на тигров в районе Камчатки. Впервые заявившись в Москву, он не стал строить интеллектуала и, подобно Тарантино, мчаться на могилу Пастернака. Внук одесского большевика, выросший на Брайтоне, слыхом не слыхивал о Булгакове, а из советских фильмов вспоминает главным образом "Садко" Александра Птушко (кстати, на нем учился монтировать молодой Коппола). И не надо никаких лишних знаний и не обязательно быть Тарковским, если человек чувствует реальность и мифологию того места, где оказался в силу вполне прозаических причин.