Карьерный нонконформист

рассказывает Милена Орлова

Галерист Марат Гельман, на протяжении почти двадцати лет, с самого начала 1990-х, когда открылась Guelman Gallery, умело создававший себе имидж бескомпромиссного оппонента власти, теперь стал директором государственного музея. Правда, пока еще не Третьяковки, а нового музея современного искусства в Перми, но, судя по тому, как развивается карьера 50-летнего культурного деятеля, тут уже и до министерского портфеля недалеко. Ведь о музее в Перми полгода назад никто еще и слыхом не слыхивал, но вот на прошлой неделе подписаны последние бумаги, именная галерея в Москве продана (это, кстати, новшество и даже новаторство на нашем арт-рынке), и, как сообщает в своем блоге новоиспеченный музейщик, он готов взяться за второе главное дело своей жизни.

Такая траектория от свободолюбивого частного арт-предпринимателя к госслужащему может показаться удивительной лишь тем, кто не следил за карьерой Марата Гельмана. А фактически вся она представляет собой череду более или менее неудачных попыток взять власть. И тут речь даже не о его всегда находившейся несколько в тени деятельности политтехнолога, точнее, не совсем о ней, а о ковавшейся годами стратегии использования искусства в качестве такой вот политической технологии. Ну и в чем здесь ноу-хау, спросят скептики — видали мы художников на службе идеалам мира и прогресса. А в том-то и фокус, что примитивная лояльность советского образца после демократической перестроечной революции оказалась, мягко говоря, не эффективна, и тут требовалось найти другой способ контакта с властью, если хотите, раздражитель, на который она бы среагировала. Таким раздражителем-дразнилкой в проектах Марата Гельмана и выступило современное искусство с его программным нонконформизмом, радикализмом и критицизмом.

Началось все с наивных тематических выставок на злобу дня — первое свое большое шоу в ЦДХ в 1993 году Марат Гельман назвал "VII съезду народных депутатов посвящается". Все понимали, что это стеб, но депутаты съезда внимание все-таки обратили. Таким же образом, почти шутя, был прозондирован военно-промышленный комплекс — выставкой на модную тогда тему "Конверсии". Прямо следуя известной советской присказке "утром в газете — вечером в куплете", Марат Гельман не уставал находить эффектные информационные поводы для художественных акций. Борис Ельцин задружил с генералом Лебедем — в галерее появляется полотно дуэта Дубосарский--Виноградов "Распогодилось" с обоими улыбающимися лидерами. Заговорили о выносе Ленина из мавзолея — из Америки выписывают отцов соц-арта Комара и Меламида с альтернативным проектом "Бегущая строка на ступенчатой пирамиде". Мавзолей остался при своем, но шума много. Депутаты просят вернуть Дзержинского на площадь — Марат Гельман тут как тут с выставкой "Что нам делать с монументальной пропагандой", предлагающей современные варианты оформления Лубянки. Впрочем, до поры до времени самый громкий резонанс получил не политический, а экзистенциальный жест Олега Кулика, именно из дверей галереи Гельмана впервые вырвавшегося в 1994 году обезумевшим псом, который оказался самым запоминающимся образом русского искусства бурных 1990-х. (И заметим, кстати, на примере Олега Кулика, что гельмановская траектория не исключение — бывший человек-собака теперь обласкан, как и многие другие деятели актуального искусства, Российской академией художеств под президентством Зураба Церетели, и ничего, никто не отказывается ни от медалей, ни от членства, ни от выставок в многочисленных музеях этой фамильной епархии — как это бывало в те же 1990-е.)

Настоящую известность самому Марату Гельману принесли однако не выставки, а участие в двух громких историях конца 1990-х: реконструкции Гостиного двора, затеянной мэром Юрием Лужковым, и общественной кампании против статуи Петра I, воздвигнутой на московской стрелке Зурабом Церетели. Эти вроде бы далекие друг от друга сюжеты оказались подозрительно похожи на одну хитроумную комбинацию. Сначала Марат Гельман, всегда чуткий к общественным настроениям, инициировал референдум по поводу сноса Петра и, когда кампания под лозунгом "Вас здесь не стояло" достигла своего пика, вдруг пошел на попятную, отозвав из соответствующих инстанций свои требования. Референдум, исход которого мог быть не в пользу любимого монументалиста московского мэра, не состоялся. Но зато Марат Гельман получил от мэра заказ на оформление Гостиного двора современным искусством, что, конечно, было неслыханным прогрессом в отношениях авангардистов с московской властью, ради которого, как думали многие, можно пойти и на компромисс со статуей, все равно уже стоит. Правда, и эта затея как-то сошла на нет, Гостиный двор перекрыли стеклянной крышей, но художников под нее не взяли.

Часть арт-сообщества Марату Гельману Церетели не простила. Когда в 1999 году он взялся организовать в рамках предвыборной кампании Сергея Кириенко на пост московского мэра фестиваль "Неофициальная Москва" (кстати, впервые открыто обнаружив свою вторую профессию), несколько ведущих московских галерей, почувствовав подвох, участвовать в нем наотрез отказались, другие же независимые творцы рефлексивно повелись на "неофициальность", при этом от души презирая продажных звезд эстрады, певших на предвыборных концертах, и может даже не отдавая себе отчета, что уже мало чем отличаются от Иосифа Кобзона или Людмилы Зыкиной, разве что гонорарами. Кириенко тогда, кстати, проиграл Юрию Лужкову с оглушительным успехом.

Впрочем, этот инцидент был вскоре забыт — Марат Гельман восстановил свое реноме оппозиционера поддержкой не слишком популярных в народе художественных "богохульников", в частности, взял в свою галерею опального рубителя икон Авдея Тер-Оганьяна, и, страшно сказать, критикой Кремля на выставке "Россия-2". Но все иски, вчиняемые обыкновенной частной галерее православными группировками и другими обиженными за Россию, были благополучно отбиты, в то время как оплот демократических ценностей, поддерживаемый мировым правозащитным движением — Сахаровский центр, — так и не смог от них защититься, пережив публичную порку судебных разбирательств по делу выставки "Осторожно религия" и обвинений в разжигании вражды.

Наконец, настоящей манной небесной стали для галереи Гельмана нападки бывшего министра культуры Соколова на творчество до этого широко известных в узких кругах "Синих носов", с их глуповатым, но уморительным народным политиканством оказавшихся идеальными экспонентами галереи. После знаменитых слов министра о позоре нации в адрес их "Целующихся милиционеров" галерист заявил, что о такой рекламе мог только мечтать. И с этим не поспоришь — раздражительного министра сняли, "Синие носы" прославились на весь мир, а Марат Гельман стал директором государственного музея. Пока что он проводит все ту же, доказавшую свою эффективность, политику — пермская эпопея началась с вызывающе актуальной и невероятно раздражающей в эпоху кризиса выставки "Русское бедное".