Хроническая российская неурегулированность аграрной проблемы вопрос о поземельной собственности сильнейшим политическим оружием. Объявив о намерении "Нашего дома" добиваться референдума о частной собственности на землю, премьер-министр пустил в ход самую тяжелую артиллерию.
Необходимость частного землевладения вытекает из официальной идеологии НДР
НДР, провозгласив своим главнейшим лозунгом стабильность, нуждается в субъекте этой стабильности. Лучшего же субъекта, чем собственник недвижимости, человечество не придумало. Собственность, которую невозможно унести в кармане, заставляет владельца быть защитником существующего правопорядка, ибо только он может обеспечить нерушимость владельческих прав — любой прорыв к светлому будущему ставит эти права под вопрос и оттого нежелателен.
Рассуждая о термидорианском или даже бонапартистском характере нынешнего режима, аналитики должны развивать сравнение далее. Соответствующая эпоха — это не только оргии казнокрадствующей буржуазии и деспотизм Бонапарта, но еще и Кодекс Наполеона, закрепивший главный положительный итог революции — священность и нерушимость частной собственности. В итоге французское крестьянство, бывшее постоянным источником мятежей, в XIX веке превратилось в оплот консерватизма. Последующие безобразные терроризмы республиканские трясли Париж, но почти не затрагивали Францию. Менялись режимы, но Code civil оставался нерушимым. Чтобы российский термидор вполне состоялся, — на что "Наш дом" очевидным образом претендует, — он должен найти закрепление в Кодексе Черномырдина.
Премьер Витте также был приверженцем стабильности
Возглавив в 1905 году комитет по изучению крестьянского вопроса, граф Витте констатировал: "Россия составляет в одном отношении исключение из всех стран мира. Исключение это состоит в том, что систематически, в течение двух поколений, народ воспитывается в отсутствии понятия о собственности и законности. Чую, что последствия будут очень серьезные. Правоотношения нормируются не точным писаным правом, а часто никому не ведомым обычаем. При таких условиях для меня является огромный вопросительный знак: что может представлять собой империя с 100-миллионным крестьянским населением, в среде которого не воспитано ни понятия о праве земельной собственности, ни понятия о твердости права вообще?".
Обманчивое затишье в аграрном вопросе
Разговоры о частной собственности на землю начались не вчера — они были популярны и в кипучем порыве перестройки, и в начальную пору гайдаровских реформ. Затем разговоры о том приутихли. Партии если и формулировали свою позицию по аграрному вопросу, то без увлечения и как бы нехотя — единственно ради того, что надо же иметь какое-то теоретическое воззрение по вопросу, традицией отнесенному к числу весьма важных. Реальной же политической борьбы не наблюдалось — могло показаться, что вопрос надолго снят с повестки дня. Если бы коммуноаграрии были правы, и вопрос о поземельной был всего лишь чуждой народу затеей радикалов, затишье в верхах означало бы и умиротворение в низах: в Москве перестали муссировать надуманный вопрос — и добрый народ с радостью продолжил возделывать единую для всех мать-кормилицу.
Земельному вопросу дали перезреть
Реальное поведение доброго народа не вполне соответствовало оценкам Лапшина и бр. Стародубцевых. Кроме того, что сами аграрии, т. е. колхозные помещики, проявляли немалую активность в закреплении за собой наиболее привлекательных частей вверенной им матери-кормилицы, крестьяне также начали проявлять интерес к проблемам межевания и арендования. Начался стихийный процесс столбления земли в ожидании неминуемого — сколь веревочка ни вейся — введения частной собственности. Идеологические декларации могли быть какими угодно, но даже если бы лидер АПР Лапшин стал в подражание древним славянам ритуально совокупляться с Матерью-Сырой Землей, это никак не отменяло того факта, что практическое поведение возможных субъектов будущего рынка земельной собственности было таким, как если бы они усиленно готовились занять лучшие стартовые позиции. Но когда число лиц, занявших стартовую позицию, доходит до критического предела, старт происходит безотносительно к разысканиям о поэтических воззрениях славян на Мать-Сыру Землю.
Всякая реформа — дело вынужденное
Критики нынешних преобразований придерживаются высокого мнения о потенциях власти, ибо исповедуют волюнтаристский взгляд на причины важных решений: захотел Ельцин упразднить СССР — и упразднил, захотел Гайдар освободить цены — и устроил грабительскую реформу. Resp. захотел Черномырдин по наущению Шахрая устроить черный передел — и затевает аграрную вакханалию. Но есть другой взгляд: СССР был распущен и цены освобождены не по причине чьей-то затейливости, а потому что удержать ни СССР, ни цены уже не было никакой возможности. Капитальные решения принимаются не потому что "хорошо бы", а потому что нет выхода, ибо вопрос не только назрел, но давно перезрел. Вернейшим средством аграрного реформирования оказалось откладывание проблемы в долгий ящик.
Аграрии ускорили решение земельного вопроса
Наряду с общепринципиальными подходами политического (владелец недвижимости, если он хочет остаться таковым, вынужден быть консерватором) и экономического (нельзя до бесконечности исключать землю из рыночного оборота) характера к нынешней решимости премьера могли подвигнуть и частные особенности политической тактики аграрного лобби. Некоторое время назад премьер, доселе довольно терпимый к аграриям, начал высказываться о них с меньшей толерантностью и даже стал бить лидеров АПР их собственным прикладом, присвоив им титул "асфальтовых" (прежде только сами аграрии так титуловали борца с агроГУЛАГом Юрия Черниченко).
Причина изменений в премьерском настрое, выглядящих, как если бы аграрии главе кабинета откровенно надоели, кроется в специфически аграрной манере вести дела с властью. Прочих лоббистов, также не слишком затронутых цивилизацией, плоды просвещения коснулись хотя бы в той степени, чтобы понимать смысл выражения "do ut des": правительство дает льготы и субсидии, имея в виду, что одаренные ими отдарят его большей лояльностью, поддержкой etc. Однако, хотя завет бывшего председателя КГБ СССР Семичастного "даже свинья не гадит там, где кушает" использует вполне аграрные образы, чекистская мудрость аграрному лобби вполне чужда и главному потребителю казенных дотаций нет больше наслаждения, чем нагадить на кормящее его правительство. Платой даже за такие уступки, как недавние пошлины на импорт продовольствия, оказывается лишь еще более непримиримая готовность сокрушить антинародный режим.
Аграрии на собственном примере доказывают теснейшую связь частной собственности и гражданственности: отрицание права собственности на землю сочетается с отрицанием твердости права вообще и выражается в органической недоговороспособности. Бессмысленно искать компромисса с партнером, отрицающим партнерские отношения как таковые. Как отмечал славянофил Ю. Ф. Самарин, "сегодня, как и во дни крепостного права, крестьянин не знает иного ручательства царской воли, кроме силы оружия: ружейный залп для него все еще единственное подлинное подтверждение царского указа". Лидер АПР Лапшин, способный пребывать в состоянии либо крайней напористости (требования субсидий, превышающих ВНП государства), либо крайней опасливости (большой перепуг при летней угрозе роспуска Думы), вероятно, окончательно отвратил славянофила Черномырдина от уступок аграриям.
Социалистическая оппозиция будет затруднена прямой постановкой земельного вопроса
КПРФ и АПР рассчитывали на призовые места в предвыборной гонке. Своим нынешним ходом НДР может создать им серьезные затруднения, ибо из агитационных соображений и коммунистам и аграриям выгоднее как можно меньше акцентировать внимание на земельном вопросе. КПРФ привлекает свой электорат ностальгией по сытым и счастливым временам коммунизма и обещанием всеобщего равенства во благосостоянии. АПР использует как прямую власть сеньора над крестьянами, так и обещания выколотить побольше субсидий. Средний, т. е. не полностью ортодоксальный избиратель КПРФ и АПР с удовольствием получил бы и обещанные КПРФ-АПР блага, и землю в свою частную собственность. Тезис же о том, что обладателем обещанных коммуноаграриями благ может быть лишь человек, лишенный недвижимого (в идеале — также и движимого) имущества, будучи вполне соответствующим действительности, агитационно не слишком пригляден, ибо слишком правдив. В итоге АПР-КПРФ будут вынуждены либо отпугивать избирателей-эклектиков идейно правильным лозунгом "Лишь мы, работники всемирной, великой армии труда владеть землей имеем право, но паразиты (т. e. избиратели. — Ъ) никогда", т. е. плевать против ветра, либо срочно объявлять себя самыми горячими сторонниками поземельной собственности, что идеологически и политически самоубийственно. В итоге — вредящие избирательной кампании вертлявость и нервозность. Слишком вертевшийся Хасбултов проиграл плебисцит 25 апреля 1993 года.
Трудности испытает и несоциалистическая оппозиция
Некоммунистические участники предвыборной гонки — лебедевский КРО, ЛДПР, "Яблоко", А. Руцкой, Б. Федоров, С. Федоров и др. также стоят перед проблемой. Долг популиста — агитировать за приятное избирателям, а некоммунистическому электорату поземельная собственность вряд ли будет неприятна. Однако тот же долг популиста предписывает клеймить все начинания правительства и объяснять их вредоносность. Лозунг "всех благ и куль червонцев" вступает в непримиримое противоречие с лозунгом "никакой поддержки временному правительству". Можно, конечно, впасть в остроумие и объяснить, что премьер может дать россиянам лишь три аршина земли, тогда как представители истинной альтернативы дадут больше и лучше, однако это не может быть ответом на конкретный вопрос: как голосовать на плебисците, если до него дойдет дело. Ни к голосованию "за", ни к голосованию "против" призывать нельзя, призыв к бойкоту референдума будет непонятен. Полная нищета философии.
После плебисцита НДР объявит о своей полной победе
Самые смелые оптимисты полагают, что за НДР будет подано не более 20-25% голосов по партийным спискам, т. е. фактический вотум народного доверия. В этом случае "партия власти" будет выглядеть весьма неавантажно. Другое дело с плебисцитом, где по характеру проблемы можно получить и 60, и 70% — ответ на конкретный вопрос референдума принято истолковывать также и как вопрос о доверии к спрашивающему. То есть избиратели, поддерживающие Жириновского, Явлинского, Лебедя etc. — если, конечно, они не будут совершенно тверды в принципе "чем хуже, тем лучше" — фактически отдадут свои голоса Черномырдину.
Освободитель забыл посоветоваться с правящим классом
Но кроме вышеприведенных pro, у аграрной затеи есть и существенное contra. Не говоря уже об объективных практических трудностях земельной реформы, НДР должно испытывать и тяжелейшее субъективное противоречие. Для актива НДР все многочисленные выгоды от постановки земельного вопроса могут быть перечеркнуты тем обстоятельством, что составляющие костяк НДР руководители местных администраций — сами активнейшие субъекты на черном рынке земли. Легализация этого рынка и даже одна возможность такого исхода существенно снижает доходы провинциального крапивного семени. Для того, чтобы очевидная в своей привлекательности затея "царь освободил — мужичок не забыл" могла реализоваться, премьер в общении с членами своего движения должен "провидеть в сей толпе дворян освободителей крестьян" — что куда затруднительнее. Между стратегическим интересом "партии власти", заключающимся в насаждении класса мелких земельных собственников — опорой власти, и сиюминутным интересом правящего класса, побуждающим блокировать земельные преобразования, существует известное противоречие. На нем сломали себе шею Витте и Столыпин. Положим, Черномырдин, использовав несомненные избирательные преимущества сюжета, окажется удачливее, а "партия власти", более буржуазноориентированная, чем в начале века, найдет в себе силы к внутреннему компромиссу. Тем не менее ответ на вопрос "увижу ль, о друзья, народ неугнетенный и рабство, падшее по манию царя?" ясен немногим более, чем тогда, когда был задан впервые.
МАКСИМ СОКОЛОВ