Президент Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин в статье, написанной специально для "Денег", продолжает дискуссию о путях выхода российской экономики из кризиса. По его мнению, главное на нынешнем этапе — чтобы государство четко определилось, кому именно и на каких условиях оно будет оказывать поддержку и что оно потом будет делать с полученной в обмен на эту поддержку собственностью.
Александр Николаевич Шохин родился 25 декабря 1951 года в Архангельской области. В 1974 году окончил экономический факультет МГУ имени Ломоносова, доктор экономических наук, профессор. В 1991-1994 годах работал заместителем председателя правительства РФ; одновременно занимал посты министра труда и занятости, министра экономики, председателя Российского агентства международного сотрудничества и развития. В 1998 году был заместителем председателя правительства РФ по финансово-экономическим вопросам. В 1994-2002 годах — депутат Государственной думы трех созывов; занимал посты первого заместителя председателя Госдумы, руководителя думской фракции "Наш дом — Россия", председателя комитета Госдумы по кредитным организациям и финансовым рынкам. С 2005 года — президент Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП).
Картина кризиса
На прошлой неделе для РСПП завершился очередной год — нет, не календарный, не финансовый и даже не лунный. Просто был доработан и вынесен на обсуждение широкой аудитории наш ежегодный доклад о состоянии делового климата в России. Так уж совпало, что презентация этого доклада пришлась на Страстную неделю, и, хотя темы доклада носили сугубо светский характер, некоторые его выводы хорошо сочетались с общим настроением, вызванным постом и долго уходящей зимой.
Деловой климат в России ухудшился. Это данность, с которой нам придется работать в ближайшие годы. При этом невозможно оправдываться лишь макроэкономическими показателями и пенять исключительно на мировую конъюнктуру, архитектуру и глобальное потепление. Привычная версия "Мы не виноваты, это они первые начали" — не для взрослой критики.
Уже первая половина 2008 года не давала нам особых оснований для оптимизма. Отсутствие реальных стимулов для инвестиций, "никакая" инфраструктура, нехватка кадров нужной квалификации — вот основные характеристики последнего "тучного" полугодия.
Те очаги оптимизма, которые были найдены в ходе анализа делового климата в 2007 году,— тенденция к решению проблем бизнес-сообщества в суде, отдельные реализованные меры по улучшению налоговой системы — не меняют общей картины. Наше движение вперед было неприемлемо медленным — "спокойная гавань" не успела возвести необходимые защитные барьеры, и даже наоборот, ряд водозаборов был разобран на политические нужды.
Во второй половине прошлого года мы все были вынуждены пуститься в плавание, но при этом складывалось впечатление, что на борту нашего корабля написано гордое Titanic. Нас постоянно бросало из крайности в крайность: то мы гордо и молча тонули, избегая говорить не только про айсберг, но и про лед в бокале, то вдруг начинали кричать, что кризис в России окопался навечно, все плохо и скоро нас накроет вторая волна проблем.
Мы серьезно потеряли в имидже, в том числе из-за "креативной" информационной политики, которая подбрасывала все новые и новые страшилки инвесторам и бизнесменам.
Вопросы без ответов
С начала этого года информация и реальность стали сближаться, до чиновников и представителей бизнеса дошло: СМИ — не только инструмент обмена сигналами между группами влияния. Большинство ветвей власти научились объяснять и производить впечатление, что контролируют ситуацию. Решения стали более открытыми и предсказуемыми либо хотя бы стали казаться такими. К сожалению, не все приняли новые правила игры.
Посмотрите на самое закрытое для дискуссий социальное ведомство. Все ключевые министерства готовы обсуждать антикризисную политику, слушать аргументы бизнеса, кроме социального policymaker. Policymaker оказалось не ведомство, а премьер-министр.
Во всем мире основной принцип выхода из кризиса — создание системы мотиваций для бизнеса и экономики. У нас же до сих пор принимаются решения по "антистимулам". Понятно, что наиболее чувствительные вопросы в условиях кризиса — социальная сфера, безработица и т. д. Никому не хочется пугать общество страшными прогнозами. Но не надо и бизнес пугать грядущим ростом налогов — лучше от этого социальной сфере точно не станет.
Для нас очень важно, что председатель правительства РФ поддержал позицию бизнеса — мораторий на повышение ЕСН до 2011 года. Но почему эти же аргументы (компании физически не смогут найти лишние деньги на налоги, а значит, реальные последствия увеличения ЕСН — рост безработицы или снижение зарплат) не воспринимались профильным ведомством, которое лучше, чем кто бы то ни было, знает о реальной ситуации?
Мы не можем и не должны каждый ведомственный вопрос вытаскивать к премьер-министру. Нужна формализованная площадка для дискуссий и механизм экспертизы проектов нормативных правовых актов. И процесс создания антикризисной программы правительства это доказал.
Эта антикризисная программа, с одной стороны, — замечательный и позитивный документ, важный для бизнеса. С другой стороны, в нем, как всегда, не хватает четкого плана мероприятий со сроками и ответственными, то есть нет гарантий его реализации на практике.
Главное, что невозможно понять из перечня антикризисных мер, — с чем же мы все-таки боремся? С инфляцией? Тогда надо жестко бороться с ее монетарными и немонетарными факторами. С безработицей? Давайте строить дороги, упрощать процедуры создания малого бизнеса и повышать для него доступность кредитных ресурсов. Со снижением спроса? Можно активнее использовать госзаказ, инфраструктурные проекты, стимулирующие цепочки спроса — то же строительство например.
Или все-таки мы хотим воспользоваться кризисом и создать новую экономику? Тогда нужно стимулировать переработку, снижать налоги, повышать доступность инвестиций, стимулировать рост энергоэффективности и энергосбережения. Последнее направление — отличный способ одновременно снизить неэффективные расходы (и частного бизнеса, и государства) и повысить спрос на новые технологии, прежде всего отечественные разработки.
Нет ответа и на вопрос о приоритетах — нет системности ни в экономических мерах, ни в их изложении для общества. А главное, нет предложений по расшивке проблемных узлов в самой архитектуре российской экономики.
Болевые точки
Что же можно было предложить в качестве ответов? Ряд ответов мы давали еще до наступления активной фазы кризиса. Пример системного подхода — позиция бизнеса по новым госактивам.
Государство энергично вливало избыточные нефтяные доходы в Фонд будущих поколений и госкорпорации. Теперь через ВЭБ, Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк оно получает новые активы. И здесь появляется вопрос: что с ними делать? Само название первоначального источника средств получения этих активов — "Фонд будущих поколений" — должно подсказывать государству стратегию их будущего преобразования.
Какова будет стратегия выхода государства из массы полученных (по довольно низкой цене) активов? Если мы не сможем прямо ответить на этот вопрос и не справимся с возвращением средств (уже при новой выгодной цене активов) в одну общую и прозрачную систему, решающую макропроблемы в нашей экономике, то все главные экономические достижения предыдущего политического цикла могут оказаться растраченными на затыкание дыр.
В связи с этим РСПП предлагает вернуться к обсуждению передачи таких активов в управление Пенсионному фонду. Это позволит не повышать налоговою нагрузку на бизнес, а также обеспечит квалифицированное управление активами, даст Пенсионному фонду независимый источник финансирования, позволит продать активы постепенно, не обрушивая рынок, и главное — создаст прозрачные и системные предпосылки для осуществления самой необходимой реформы за счет благоприятных "новых возможностей" кризиса. Конечно, и сам ПФР должен реформироваться, становясь институциональным инвестором.
Но не только Пенсионному фонду не хватает денег для выполнения своих функций. Нет их и у компаний. Это в начале кризиса, в сентябре-октябре, предприятия могли жаловаться, что им не на что реализовывать инвестпрограммы. Сейчас им не хватает денег на то, чтобы заниматься основной деятельностью. И не нужно все списывать на последствия развития, на плохой риск-менеджмент. Да, проблема есть, и недооценка рисков поставила многие компании на грань банкротства.
Но есть и другие случаи — когда компании оказались в сложном положении из-за того, что съежился спрос, покупатели прекратили оплату даже поставленной продукции, а поставщики сырья по максимуму требуют авансирования. Логичное решение в такой ситуации — взять кредит... и обанкротиться. Существующий уровень процентных ставок и требований по залогам могут легко выдержать только торговцы оружием и компании с не менее интересной продукцией — их рентабельность и не такое позволяет.
При этом даже вроде бы согласованные (и широко разрекламированные) меры не реализуются. Термин "список 295-ти" (хотя сейчас сами чиновники говорят о 293 компаниях) стал общеупотребительным. Но понятие есть, а прогресса нет.
Проблема не только в том, что решения по госгарантиям принимаются слишком медленно. Чтобы понять целесообразность поддержки, нужно детально изучить ситуацию в компании и понять перспективы ее выхода из кризиса. Если компании уже не поможешь (так "хорошо" до этого поработали владельцы и менеджеры), то ей и не надо помогать.
Основная же проблема в том, что многие компании поманили "морковкой" — господдержкой, заставили раскрыться (что действительно было необходимо), но, похоже, ничего не дадут, потому что денег нет. А самое главное, компании не поняли (или им недостаточно внятно объяснили), что неэффективный собственник теряет собственность в условиях кризиса — это закон рынка, и никакая господдержка этого не изменит.
Не надо бояться и иностранных собственников. Если они готовы модернизировать компании, повышать их конкурентоспособность, не надо мешать новым владельцам работать. Единственное ограничение — стратегические объекты. Но и здесь нужно предусмотреть процедуры, вытекающие из закона, а не из мнения чиновников.
Международная обстановка
Глобальный характер кризиса подразумевает совместный ответ на его вызовы. Но даже если понимание того, что страна не может в одиночку вытащить себя за волосы из кризисного болота, есть, реального прогресса в согласовании антикризисных мер на международном уровне пока не видно.
Последняя встреча "двадцатки" ситуацию не изменила. Есть ощущение, что вместо проработки сложных вопросов перед встречей все страны занимаются вычеркиванием важных, но дискуссионных проблем и предложений, чтобы продемонстрировать консенсус. И когда эта работа заканчивается, можно ждать следующего саммита, разгребая кризис в одиночку либо с группой тех или иных стран. Именно поэтому двусторонние встречи оказываются более содержательными и эффективными чаще, чем многосторонние дискуссии.
Есть объективные причины сложившейся ситуации: кризис один, но проявления его в каждой стране имеют индивидуальный характер (у кого-то инфляция, у кого-то дефляция), значит, и меры противодействия должны быть разными.
А есть причины субъективные. Сказав "А": хотим повысить эффективность регулирования мировых финансовых рынков, нужно сказать "Б": готовы фактически поступиться частью "национального суверенитета" для более эффективного регулирования, потратить время и деньги на введение единых стандартов.
Касаясь бизнес-стандартов в России, можно заметить, что отличные от европейских рельсовые пути (как в прямом смысле — в транспортной сфере, так и в переносном — в областях бухучета и техрегулирования) не защищают "национальный суверенитет". При этом есть ощущение, что все боятся перейти Рубикон. Но мы будем либо признавать наличие проблемы и решать ее, либо прятать голову в песок, надеясь, что кризис пройдет — и необходимость принимать решения тоже.
Протекционизм — еще одна интересная тема. Россию ВТО не ограничивает в применении мер по поддержке экономики. Но похоже, что и для членов ВТО нет препятствий при введении протекционистских мер. При этом на словах все подтверждают приверженность открытому рынку.
Нужно политическое решение — вступаем в ВТО или реализуем альтернативные решения, будь то защита рынков или таможенный союз с соседями. Понятно, что решение будет учитывать позицию наших зарубежных партнеров, но, очевидно, им не стоит с этим вопросом тянуть.
Некоторым кажется, что мы миновали дно кризиса и наступила не только календарная, но и экономическая весна после кризисной зимы. Но, может быть, это временная оттепель — просто компании приспособились работать в условиях кризиса, и нам нужно уже сейчас готовиться к следующим заморозкам и признаться самим себе, что они обязательно будут? Это пессимистичный прогноз. Но, как говорится, надеяться надо на лучшее, а готовиться к худшему.
Главный вывод в связи с этим: деловой климат в России не идеален ни для иностранных, ни для российских компаний. И выбор у нас простой: либо мы совместно модернизируем экономику, либо все накопленные средства будут потрачены на латание щелей давно разбитого сырьевого корыта и поддержку предприятий, многие из которых давно пора закрыть.