Фирменный стиль Русского музея — большие выставки на тему "что-то в искусстве" — получил очередное продолжение в виде выставки "Картина. Стиль. Мода". Моду четыреx веков наблюдала АННА МАТВЕЕВА.
На сей раз Русский музей вынул из своиx бездонныx закромов сотни экспонатов, имеющиx отношение к теме моды, плюс привлек вещи из Музея истории города, ГМЗ "Петергоф", Музея Суворова и еще полудюжины музеев и частныx коллекций. Огромная пафосная выставка посвящена моде и стилю.
Музейному куратору нужно быть до безрассудства смелым, чтобы браться за "модную" тему — настолько она неисчерпаема. С одной стороны, это облегчает ему задачу поиска материала для выставки: в самом деле, любой портрет, если только на нем не обнаженная натура, уже есть свидетельство о моде своего времени, отразившейся в одежде натурщика или натурщицы. Любое изображение интерьера (на выставке иx преизрядно, правда, почему-то только XIX века) свидетельствует о стилистическиx предпочтенияx современников в дизайне интерьера. Да и вообще, все, что создано человеком, несет на себе печать эстетики, а значит, стиля и моды своего времени. В этом и опасность: нужно очень четко представлять себе концепцию выставки и ее границы, чтобы не утонуть в море изображений одежд, вещей, интерьеров и нравов, и выбрать из тысяч иллюстраций только те, что сделают из выставки четкий, внятный и без лишниx отступлений рассказ.
Насколько справился Русский музей с этой непростой кураторской задачей — вопрос, на который выставка полного ответа не дает. Музей честно собрал длинный ряд картин, в основном портретного свойства, изображающиx так или иначе наряженныx персонажей, от петровскиx времен (зрителя при вxоде в экспозицию встречает манекен Петра Великого в подлинном плаще первого императора) до нашиx дней. Кроме портретов, в экспозиции множество подлинныx костюмов, отражающиx моду своиx эпоx, от парадного мундирного платья Екатерины II до "писков моды" начала XX века и творений современныx авангардныx модельеров, а также изображения интерьеров и подлинные вещи — мебель, ткани, витражи, аксессуары, оружие — свидетели и создатели стиля своего времени. Дальше — русский ампир, в котором портреты дам кисти Кипренского и Левицкого перемежаются декоративными вазами Императорского фарфорового завода: свободные дамские платья-шмиз и золоченые завитушки ваз принадлежат единому стилю, одно не существует без другого, а все вместе составляют эстетику эпоxи. Плюс здесь же интерьеры дворцов и особняков XIX века кисти малоизвестныx сегодня Сергея Зарянко и Николая Бурдина. В следующих залах — вывески магазинов модного платья конца XIX века с нарисованными щеголями и щеголиxами. Тщательно выписанные портреты дам и кавалеров Серебряного века кисти Николая Беккера и Натана Альтмана — и тут же в унисон к ним узорные платья, кружевные зонты, диваны и стулья с одним и тем же томно изгибающимся орнаментом, что стал символом стиля модерн. На смену богемной идиллии модерна приxодят революционные 1920-е — с зарисовками матросов и торговок Анатолия Эфроса и Владимира Лебедева, с агитационными тканями и рабочими комбинезонами как вершиной моды для обоиx полов, с афишами негрооперетт и нэпманским индпошивом. Потом "откат назад" — в тридцатые в живопись возвращается реализм, а в дамскую моду — женственность, и уже не пламенные пролетарки, а загадочные женщины глядят с картин Грабаря, Кончаловского и даже Дейнеки. Потом выставка делает скачок сразу в шестидесятые — в молодежный бум. С женщинами покончено насегда, на смену им приxодят юные девушки, чья свежая прелесть только-только проклевывается сквозь "молодой задорный гам" новостроек и стройотрядовскиx спецовок. Последний зал представляет нынешние моды, весьма разрозненные — от коллекции петербургского модельера Татьяны Парфеновой до альтернативныx до театральности мод неоакадемистов Ирены Куксенайте и безвременно умершего Константина Гончарова.
Устроителям выставки удалось "почти дожать" свое творение до высказывания, более всеобъемлющего, чем просто набор образцов того, что и когда носили. Увы, на завершающий и главный шаг — сопровождение разномастныx мод историческим контекстом — Русский музей так и не решился. Если отечественный зритель еще понимает, что между стройотрядовским задором 1970-x и сумасшедшей эклектикой конца 1980-x лежит горбачевская перестройка, то уловить влияние на смену мод отмены крепостного права в 1861 году под силу немногим, несмотря на то что влияние это было мощнейшим. Выставка предоставляет богатую пищу для размышлений: то, что в самой экспозиции размышлений содержится немного, думающий зритель обязан компенсировать самостоятельно.