В истории ООН можно выделить три периода. Наступающий четвертый отличается полной неопределенностью.
Международное право нуждается в надгосударственных санкциях
Внутригосударственное право неотделимо от санкции, т. е. регулярных карательных мер, применяемых при нарушении правовой нормы. Международное право этой санкции лишено — и по понятной причине. Во внутригосударственном праве потенциальный объект санкции, т. е. физическое или юридическое лицо находится в подчиненном положении по отношению к государству. В международном праве возможным объектом санкции является само государство, и, чтобы покарать его, необходима некоторая высшая надгосударственная инстанция. Однако само существование такой инстанции вступает в противоречие с основным признаком государственности — суверенитетом.
Еще Гуго Гроций, основатель современной науки международного права осознавал это противоречие, вытекающее из того, что "право есть воля сильнейшего; другими словами, право не получает своего внешнего осуществления, если оно лишено силы для проведения в жизнь".
Самой удобной санкцией оказывается изгнание
В определенном смысле международное право находится на весьма ранней стадии развития, поскольку, сталкиваясь с противоправным поведением, чаще всего применяет первоначальную форму санкции — изгнание. Приговор Каину-братоубийце был именно изгнанием. Применяемый к странам типа Ливии, Северной Кореи, Ирака термин "изгои мирового сообщества" воспринимается как расхожий штамп — между тем он является юридически совершенно точным термином: Саддам Хусейн или полковник Каддафи наказаны изгнанием, в международно-правовом смысле точно повторяя судьбу Каина-братоубийцы.
Относительная легкость приведения приговора об изгнании в действие является причиной того, что именно он стал наиболее распространенной как в эпоху варварства, так и в истории ООН санкцией.
Более серьезные вызовы международному правопорядку требуют иных санкций
В отношении достаточно слабых и геополитически изолированных международных правонарушителей бывает довольно изгнания, чтобы минимизировать причиняемый ими вред. Однако даже новая и новейшая история знают случаи, когда образец недопустимо отклоняющегося поведения показывали мощнейшие державы, совершенно разрушая тем самым весь международный правопорядок. Наполеон и Гитлер исходили из того, что выгоды от порабощения целого континента могут перевесить неудобства изгойства. И более того: удачливый претендент на мировое господство настолько подчиняет себе мировое сообщество или существенную его часть, что говорить об изгойстве оказывается уже трудно. С началом II мировой войны Лига Наций попросту самоликвидировалась — "карантин против агрессора", как выражался президент Рузвельт, оказался явно недостаточной мерой.
Вызов такой силы диктует уже принципиально иной ответ, и показательно сходство между решениями Венского конгресса (1814-1815 гг.) и решениями "Большой тройки" (Тегеран--Ялта--Потсдам, 1943-1945 гг.). И те, и другие подразумевали, что одной лишь силы права для закрепления послевоенного миропорядка уже недостаточно, и на помощь должно быть призвано непосредственное право силы, направляемое межгосударственной инстанцией.
Наднациональные санкции предполагают умаление прав мелких государств
И Священный Союз европейских монархов и державы-победительницы, занявшие постоянные места в Совете Безопасности решительно предпочли не во всем эффективному "карантину против агрессора" много более жесткий образ: то, что в 1815 году называлось "жандармом Европы", а в 1945-м — "международным полицейским". И в том, и в другом случае речь шла фактически о создании международного правительства, наделенного полномочиями решительно применять силу против потенциального агрессора.
В применении к Священному Союзу несентиментальные историки откровенно признают, что система, установленная Венским конгрессом, явно попирала права мелких держав, значительная часть суверенитета которых была отчуждена в пользу правившей тогда Европой тетрархии (Англия, Австрия, Пруссия и Россия), впоследствии с допущением Франции до европейских дел превратившейся в пентархию. Существовал даже термин — "медиатизация" (ограниченный суверенитет) малых государств. Такая же медиатизация царила на Версальской мирной конференции 1919 года, она же господствовала и на встречах "Большой тройки".
В сущности, устав ООН сильно напоминает столь обруганную ельцинскую конституцию 1993 года. Много красивых слов, много филантропических структур типа ВОЗ, ЮНЕСКО etc., но Генеральная Ассамблея, подобно Государственной думе, есть лишь клапан для выпуска пара, генсек ООН подобен премьеру при властном монархе, и над всем царит всемогущая пентархия — пять постоянных членов СБ ООН.
Попытка сохранить антигитлеровскую коалицию
Сегодня выражение "объединенные нации" понимается так: около двухсот наций-государств объединились для проведения генеральных ассамблей в здании на Ист-Ривер. Полвека назад смысл выражения был совершенно другой. Нации делились на три рода: враждебные, нейтральные и объединенные — те, которые сражались против стран оси. Первоначальный смысл учреждения ООН был в том, чтобы, разгромив страны оси — прежде всего Германию — на полях сражений, не допустить казавшегося весьма вероятным быстрого реванша.
К этому склонял не только естественный в ходе войны крайний накал антигерманских настроений, но и чистая индукция: от страны, сумевшей на протяжение четверти века развязать две мировые войны, уверенно ждали скорых попыток развязать третью. Отсюда весьма распространенные в англосаксонском истэблишменте требования разгромить Германию так, чтобы "она больше никогда не смогла подняться". Расчеты Америки на будущее послевоенное сотрудничество, кажется, были наиболее искренними — Рузвельт рассчитывал "перевоспитать Сталина в христианском и демократическом духе", не таким оптимистом был Черчилль, а меньше всего иллюзий питал Сталин, но, вероятно, и он не видел ничего для себя дурного в том, чтобы всю свою послевоенную энергию англосаксонские союзники канализировали на добивание и без того поверженных "враждебных наций".
Вероятно, сильное искажение зрения и вправду имело место. Не только открытый текст, но и подтекст переговоров "большой тройки" не содержали напрашивающихся, казалось бы, намеков на то, что в будущей ООН между верными союзниками в принципе все же могут возникнуть мелкие разногласия.
Заблокированная структура
Ни ФРГ, ни Япония, ни Италия не сделали попыток развязать третью мировую войну. Поэтому функции "мирового полицейского" стали маловразумительными, и, похоже, Сталин вовсе потерял интерес к ООН. Именно отношением к ней, как к ничего не значащей говорильне, можно объяснить удивительный просчет: в 1950 году советский представитель в СБ объявил о неучастии СССР в работе ООН, следственно — и о неучастии в обсуждении агрессии Ким Ир Сена против Южной Кореи. Расплата не заставила себя ждать: СБ законно и правильно принял решение о посылке войск ООН в Корею, и сталинский блицкриг, рассматриваемый как "Испания третьей мировой войны", сорвался. Корейский урок не прошел даром, и СССР стал исправнейшим образом применять право вето. О "международном полицейском" говорить стало весьма затруднительно, и здание на Ист-Ривер на долгие годы стало лишь ареной бесплодной международной перебранки.
Возвращение к заветам "большой тройки"
Вслед за периодом дипломатической изоляции СССР, характерной для рубежа 70-х — 80-х гг., настала эра перестройки и нового мышления для нашей страны и для всего мира: вето нашей страны перестало налагаться с прежним автоматизмом, что имело важное значение для всего мира. Разблокировка десятилетиями бездействовавшего механизма санкций развязала руки "международному полицейскому", и жесткие меры против потенциальных, а равно реальных агрессоров, которыми оказались лидеры антиимпериалистической борьбы Ирак и Ливия, последовали тут же. В полном соответствии с замыслами Рузвельта, Сталина и Черчилля мировое сообщество не стало ждать, когда Саддам Хусейн создаст на границах Европы могучий халифат, и нанесло упреждающий удар.
Усмирительные акции могут обойтись и без флага ООН
После гибели СССР в Совете безопасности сложилась четкая структура "Америка — гегемон, Китай — нейтрал, Англия, Франция и Россия — попутчики". Вот тут-то в России стали раздаваться решительные голоса, призывающие перевести "международного полицейского" в прежнее заблокированное состояние.
Назревающая новая блокировка механизма санкций вряд ли приведет к международному благолепию — скорее к восстановлению атмосферы 50-х — 60-х гг., когда конфликты первого мира с третьим были сами по себе, а перебранка в ООН — сама по себе. Восстановление под эгидой РФ мощного антизападного блока едва ли реально, поэтому ужесточение российской позиции разве что приведет к устранению смягчающего ООНовского прикрытия международных полицейских акций. Проспавшая на Ист-Ривер несколько десятилетий международная красавица, разбуженная горячим поцелуем Горбачева, вновь погрузится в сон до того момента, покуда запутавшаяся в своих национальных интересах Россия окончательно не определится, где же ее место в назревающем глобальном конфликте Севера с Югом. Если с Севером — "международный полицейский" опять приступит к работе, в которой вряд ли будет недостаток. Если с Югом — ООН может постигнуть судьба Лиги Наций, рухнувшей под натиском осознавшего свои национальные интересы Третьего Рейха.
ООН не ожидает судьба международной просветительской организации
В любом случае прозвучавшие на Юбилее ОНН благостные речи представляются всего лишь юбилейными речами — и ничем более. Устраивающая всех полная гармонизация международных отношений реальна лишь, если сбудется любое из пророчеств о конце истории. Но когда наступит конец истории, небо распахнется великой молнией от востока до запада, и времени больше не будет — международных организаций, вероятно, тоже.
МАКСИМ СОКОЛОВ