Недавняя резкая критика Борисом Ельциным российского МИД стала очередным поводом для рассуждений на тему, какой должна быть внешняя политика России эпохи переходного периода. В значительной мере дискуссии фокусируются еще и на другой проблеме — кто должен этой политикой руководить. Многочисленные недруги нынешнего министра Андрея Козырева после президентской критики уж было подумали, что недалек уж час, когда Козырев, которого по числу связанных с ним слухов об отставке уже впору заносить в Книгу рекордов Гиннесса, наконец уйдет. Но ухода не случилось: на аудиенции у отдыхавшего в Сочи президента министр, похоже, получил некий "испытательный срок" и энергично взялся за выполнение наказа президента — "исправление ошибок" в работе своего ведомства. Комментарий ГЕОРГИЯ Ъ-БОВТА.
Первое, что сделал Андрей Козырев, вернувшись в конце прошлой недели из Болгарии и Греции и успев переговорить с президентом, это признал критику последнего правильной и пообещал "работать над устранением недочетов". Поскольку поводом для нареканий в адрес МИД явилось открытое игнорирование НАТО российских возражений против авиаударов по боснийским сербам, то основные усилия МИД были сосредоточены как раз в этом направлении. Сначала — после натовских воскресных ударов по сербам — МИД России разразился словесным протестом: "Складывается впечатление, что НАТО, прикрываясь заявлениями о приверженности политическому решению, на деле превращает многострадальную землю Боснии в полигон для утверждения своей 'новой роли' в европейских и международных делах". Помимо очередного клеймения силовых методов, в заявлении содержится очередная попытка представить международную контактную группу по Боснии реальной альтернативой бомбардировкам. По мнению самого министра, результаты состоявшегося на днях заседания группы в Женеве "заслуживают позитивной оценки".
Следующий шаг был предпринят в Брюсселе, где Россия в лице своего представителя при ЕС и НАТО Виталия Чуркина, чья дипломатическая звезда в свое время взошла именно в связи с активной челночной дипломатией на Балканах, впервые воспользовалась имеющимся у нее правом созыва Совета НАТО по формуле "16 плюс 1" специально для обсуждения действий альянса в экс-Югославии. После двухчасовых прений в Брюсселе стороны остались при своих мнениях, а протесты Чуркина действия на НАТО не возымели. Генсек блока Вилли Клас выразил коллективное мнение западных держав, заключающееся в том, что бомбардировки будут прекращены в тот самым момент, когда генерал боснийских сербов Ратко Младич выведет тяжелое вооружение из 20-километровой зоны вокруг Сараево. Третьим шагом стало вчерашнее требование России созвать экстренное заседание СБ ООН — после того как стало известно о существовании некоего секретного меморандума НАТО с ООН относительно военных действий альянса на Балканах. Секретного, впрочем, только для двух постоянных членов СБ — России и Китая.
Все это со стороны создает впечатление полной беспомощности российской дипломатии и отсутствия у нее каких-либо реальных рычагов воздействия на воюющие стороны (особенно когда Слободан Милошевич одновременно с натовскими бомбардировками "боснийских братьев" встречается с помощником госсекретаря США Ричардом Хоулбруком, а вовсе не с посланцем Москвы). Такое впечатление уже породило на экстренном заседании Думы в субботу нечто близкое к истерике. Помимо и до этого чрезвычайно популярных в Думе призывов убрать ненавистного Козырева прозвучали и свежие мысли насчет внешней политики России в целом: приостановить членство в ООН, апеллировать к Индии и Китаю (почему-то их в Думе величали "союзниками"), отозвать послов из стран Запада, наконец, отправить в Адриатику российские подлодки. Были и предложения не столь необычные — односторонний выход из санкций против СРЮ, отправка добровольцев в Боснию, приостановка участия России в программе "Партнерство ради мира". К этому набору можно присовокупить и наметки, прозвучавшие недавно из уст Ельцина, — об организации военного союза стран СНГ и интенсификации помощи сербам.
Большинство из вышеприведенных внешнеполитических инициатив не нуждается в комментарии, ибо выходит за пределы нормальной логики. Что касается возможного выхода из "Партнерства", то в том же Брюсселе Москве намекнули: формула "16 плюс 1" родилась по инициативе России и представляет собой ту самую возможную формулу сотрудничества и координации действий, за перечеркиванием которой начинается сумрак полной изоляции в Европе периода после холодной войны. Тем же самым холодным сумраком, впрочем, веет и от такой акции, как односторонний выход из режима санкций против СРЮ. Если в весьма эмоциональных предположениях некоторых обозревателей насчет того, что, мол, сербов долбают, потому что имеют в виду стоящую за ними Россию, и есть рациональное зерно, то надо тем более трезво скалькулировать, во сколько обойдутся Москве неизбежные "санкции за выход из санкций". И если реальная возможность заплатить по этому великодержавному счету у сегодняшней России имеется, то надо не мелочиться и рискнуть ради идеи славянского братства.
Что же касается намека Бориса Ельцина на возможность создания некоего Квазиваршавского договора из стран СНГ, то звенящая тишина на просторах бывшего Союза нерушимого в ответ (тот факт, что эту тишину нарушил лишь голос большого мастера по части политических неожиданностей Александра Лукашенко, лишь подчеркнул пикантность ситуации) уже заставила российский МИД заняться "исправлением недочетов" — на сей раз кремлевских. Со Смоленской площади воспоследовало истолкование. Так, Андрей Козырев считает (как следует из его интервью программе "Версии" на ОРТ), что идея о возможности создания из республик экс-СССР блока в качестве ответной меры на расширение НАТО — это "предостережение". Министр думает, что президент говорил о "динамике в самом худшем варианте — если НАТО совершенно не будет с нами считаться и пойдет по пути головокружительно быстрого расширения, будет продолжать военную операцию в Боснии, тогда может появиться такая динамика". Остается, правда, нерешенной проблема "интерпретации интерпретации" — что можно будет расценить как "совершенно не будет с нами считаться" или что такое "головокружительно быстро".
Угрозы насчет военного союза еще можно было бы счесть блефом, если бы на противоположной стороне присутствовала хотя бы слабая уверенность, что у стороны угрожающей есть на руках некие скрытые козыри. Но драматизм ситуации для России как раз заключается в том, что "там" знают абсолютно точно: сегодня у Москвы никаких козырей — ни скрытых, ни явных — на руках нет. О каком военном союзе можно сейчас говорить, например, с Украиной, которая несмотря на всю свою неплатежеспособность продолжает торговаться из-за каждого корабля Черноморского флота и каждой точки базирования (непременно раздельного с Россией)? Или с Молдавией, которая скорее заключит такой союз с Румынией. Или с Азербайджаном, который не первый год упорно не хочет выполнять даже подписанные в рамках СНГ документы насчет совместной охраны внешних границ. Или даже с Казахстаном, который в последнее время предпочитает активную диверсификацию своих внешнеполитических связей односторонней ориентации на бывшего "старшего брата".
Вот, например, в 1956 году, во время суэцкого кризиса, Москва вполне могла блефовать. И стоило Хрущеву лишь бровью повести в сторону Пекина, как и Париж и Лондон резко сдали назад. Или в 1962 году, во время кризиса кубинского: тогда блефовали, и весьма рискованно, обе стороны, в результате пришедшие к единому мнению, что больше блефовать с ядерной бомбой не стоит ни при каких обстоятельствах.
На днях председатель думского комитета по международным делам Владимир Лукин, давний критик Андрея Козырева, выдвинул любопытный тезис. Дескать, у России были времена силы и времена слабости, однако и во времена слабости она могла сильно выступать на дипломатическом поприще. Пример — канцлер Александр Горчаков, возглавивший российскую дипломатию после поражения в Крымской войне и добившийся отмены ограничительных статей Парижского договора. Мораль такова: будь на месте Козырева Горчаков, многое было бы по-другому.
Оставим в данном случае в стороне такой нюанс: из выпускника МГИМО, начинающего сегодня карьеру в МИД с чуть более 100 тыс. рублей в месяц, Горчаков или Литвинов может вырасти разве что чудом. Козырев, конечно, — не Горчаков, не Нессельроде, не Чичерин, не Вышинский и не Андрей Андреевич Громыко. Впрочем, как и Борис Ельцин — не Александр II, а, к примеру, Павел Грачев — не генерал Ермолов. Ибо времена вообще другие. Горчаков (кстати, нещадно критикуемый при жизни за отсутствие твердости во внешнеполитической линии) всю свою дипломатическую борьбу за отмену ограничительных статей Парижского договора, растянувшуюся на 14 лет, блестяще построил на противоречиях между европейскими державами. Прежде всего между Францией и Пруссией. (Забавно было бы посмотреть на это сейчас.) А известный циркуляр канцлера от 19 октября 1970 года не случайно совпал по времени с франко-прусской войной. Сегодня Москве надеяться на успех некоего блокового противостояния, в рамках которого могла бы заработать та самая "меттерниховская дипломатия" игры на противоречиях (которой, в частности, еще недавно так восхищался известный мастер челночной дипломатии Генри Киссинджер), абсолютно не приходится. И выбор, по большому счету, предстоит делать между двумя вариантами — плохим и худшим. С одной стороны — угроза полной изоляции в Европе, притом изоляции враждебной. Без всякой реальной возможности Москвы использовать силовые факторы давления (все только что видели боеспособность российской армии в Чечне). С другой стороны — абсолютно блеклая и вялая работа в рамках международной контактной группы по Боснии, которая, впрочем, позволяет Москве держать руку на пульсе и "демонстрировать флаг" — что может пригодиться, когда наступит мир. И работа эта будет оставаться такой же вялой и блеклой до тех пор, пока НАТО само не убедится в бесперспективности навязывать этнически пестрой Югославии какой-либо план силой. А можно и еще раз припомнить того же канцлера Горчакова, любившего повторять: "Говорят, что Россия сердится. Нет, Россия не сердится, она собирается с силами".
И до тех пор пока не соберется, она будет обречена на дипломатическое безвременье.