На открывшийся в Канне 62-й международный кинофестиваль отправилась обозреватель "Ъ" Лидия Маслова, которая взялась за нелегкую задачу ежедневно записывать свои впечатления. Перед вами ее отчет об очередном дне пребывания на кинофестивале.
Сегодня Каннский кинофестиваль для меня заканчивается, и это торжественное событие я решила отметить вчера героическим поступком: собрала волю в кулак и отстояла полчаса в очереди на конкурсный фильм Михаэля Ханеке «Белая лента», а потом все два с половиной часа его прилежно смотрела.
В общем, это яркий пример того, о чем говорят некоторые аналитики, отсматривающие всю конкурсную программу: по составу участников 62-й Каннский кинофестиваль, может, и самый сильный за последние полвека, однако большинство этих суперрежиссеров выступили неожиданно слабо, и представленные в нынешнем конкурсе произведения вряд ли станут украшением их фильмографий.
Действие «Белой ленты» происходит в немецкой деревне аккурат перед убийством эрцгерцога Фердинанда и, соответственно, началом Первой мировой – подобные привязки к историческому контексту, которые мало что добавляют к происходящему на экране, обычно только раздражают своей ложной многозначительностью. В деревне творятся странные делишки: то лошадь споткнется о натянутую между березок проволоку, и скакавший на ней местный доктор загремит в больницу с переломами, то мать семейства нечаянно попадет в лесопилку, а ее сын в отместку выкосит хозяевам лесопилки капустное поле. Есть еще пастор, который объясняет смысл названия: белую ленту родители привязывают куда-нибудь непослушным детям, чтобы она своим цветом напоминала о чистоте и непорочности и предупреждала о том, что за плохое поведение будет атата. Присутствует тема инцеста и прочих нехороших излишеств, а в качестве главной страшилки в какой-то момент является зарезанный маникюрными ножницами волнистый попугайчик.
Снято все на ч/б, сопровождается суровым закадровым голосом и слегка напоминает почему-то назидательные толстовские истории для детей – картина изобилует насупленными протестантскими детишками с белыми ленточками и заканчивается все групповым портретом деревенских жителей в церкви: есть, в общем, подозрение, что 67-летний Ханеке, как и Павел Лунгин со своими последними картинами, начинает испытывать повышенный возрастной интерес к религии.
Что касается русского участия в нынешнем Каннском фестивале, сегодня еще в конкурсе «Особый взгляд» будет показан фильм Николая Хомерики «Сказка про темноту». Никакая это, конечно, не сказка, и ни про какую не темноту – еще на стадии съемок не соответствующее содержанию картины название стало причиной комических заголовков типа «Николай Хомерики снимает «Ночной кошмар во Владивостоке».
Дело происходит действительно во Владивостоке, где живет милейшая женщина-инспектор по делам несовершеннолетних, которую играет Алиса Хазанова. Один из беспризорных детей, которых милиционерша вытаскивает из всяческих клоак, открывает ей глаза на плачевное состояние ее личной жизни, на котором она до этого не зацикливалась. В «Сказке про темноту» люди, в том числе и милиционеры, вообще разговаривают нормальным человеческим языком, то есть свободно пользуются матом, что создало авторам дополнительные проблемы в смысле необходимости сделать цензурную версию для телевидения (а какой еще прокат может быть у этой картины, не очень понятно) и для «Кинотавра».
Коротко и цинично говоря, суть «Сказки…» сводится к отражению мутного душевного состояния одинокой женщины, не знающей, с кем бы ей переспать, да и не уверенной, стоит ли вообще это делать – в общем, как выражается режиссер, это фильм о любви и ее поисках. Благодаря Алисе Хазановой, не вписывающаяся в окружающую среду героиня вызывает симпатию и понимание, однако лично меня немного перекорежило, когда в одной из сцен она едет в автобусе, и поверх ее отражающегося в окне лица мелькают светящиеся окна владивостокских домов. Автору многие предлагали закончить картину на этой лирической пошлости, но ему хватило вкуса этого не делать, и он завершил «Сказку…» энергичным милицейским диалогом опять же о любви.
Правда, к сожалению, в цензурной версии из ударной финальной реплики придется убрать мат, без которого драматизм отношений между героями заметно снижается. Зато каннская публика воспримет картину в ее оригинальном звучании и возможно, оценит по достоинству сложный и противоречивый внутренний мир дальневосточной милиции.