"В подвальном помещении Совконсульства происходило собрание"

80 лет назад, в 1929 году, китайские полицейские вломились в советское консульство в Харбине и арестовали там, как они считали, большую группу заговорщиков. СССР настаивал, что за решетку отправили случайных посетителей консульства. В странной истории, которая привела к кровопролитной войне, разбирался обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.

"Прямые бесчинства полицейских по отношению к консульским сотрудникам"

О налете на советское генеральное консульство в китайском Харбине граждане СССР узнали лишь несколько дней спустя. Да и то в числе осведомленных оказались лишь те читатели, которые обращали внимание на второстепенные материалы о международной жизни. В опубликованной ноте советского правительства, переданной поверенному в делах Китая в Москве 31 мая 1929 года, говорилось:

"27 мая в 2 часа дня в помещение Генерального консульства Союза Советских Социалистических Республик в Харбине внезапно ворвался наряд полиции. Был произведен обыск, который длился около шести часов. В течение всего этого времени Генеральный консул Союза Советских Социалистических Республик г. Мельников и его сотрудники были задержаны и лишены возможности сноситься с внешним миром. В отношении вице-консула г. Знаменского было применено физическое насилие. Полиция, несмотря на решительный протест консула, забрала часть консульской переписки и арестовала всех бывших в различных комнатах консульского помещения посетителей числом 39... Китайские полицейские и служащие в китайской полиции русские белогвардейцы открыто собирали деньги и вещи, принадлежащие консульству и сотрудникам... Сопровождавшие обыск прямые бесчинства полицейских — грабеж вещей и денег, физическое насилие по отношению к консульским сотрудникам — являются естественными спутниками подобного произвола и находятся в полном соответствии с характером всего поведения полицейских властей по отношению к Генеральному консульству Союза Советских Социалистических Республик".

Ничего необычного в подобном происшествии не было. В первые годы существования большевистской власти нападения на советские консульства и красных дипломатов за рубежом случались настолько регулярно, что ответная реакция Москвы на посягательства на ее зарубежных представителей и представительства стала напоминать своеобразный ритуал. После положенных в дипломатической практике нот протеста советские газеты, как правило, начинали пропагандистскую кампанию, в ходе которой совершенно не стеснялись в выборе выражений. Так, если нападение на консульство случилось в Польше, власти страны назывались польскими фашистами, мерзавцами и т. п. Затем следовала волна народного возмущения в виде собраний и демонстраций перед диппредставительствами стран-обидчиц в Москве. Но пиком ответных мер, если, конечно, удавалось, были демонстрации трудящихся под лозунгом "Руки прочь от СССР!" в стране, где произошел конфликт.

Однако нота протеста в связи с нападением в Харбине отличалась от всех предыдущих заявлений такого рода своей крайней сдержанностью:

"Союзное правительство заявляет, что Советский Союз при всех обстоятельствах неизменно стремится к сохранению и поддержанию дружественных отношений с китайским народом. Союзное правительство вынуждено, однако, самым решительным образом предостеречь Нанкинское правительство и его органы от дальнейшего испытания долготерпения правительства Союза Советских Социалистических Республик провокационными действиями и нарушением договоров и соглашений".

А Политбюро приняло специальное решение, запрещающее демонстрации возле китайских дипломатических миссий в СССР и нападения на них.

Возможно, подобное миролюбие объяснялось недавним уроком, полученным в Англии. Британские власти давно и небезосновательно полагали, что под крышами советских учреждений в Лондоне трудилось немалое число агентов ОГПУ, разведупра Красной армии и Коммунистического интернационала. А среди сотрудников, набранных из местных жителей, большинство составляли явные и тайные коммунисты, с помощью которых производилось финансирование местных компартий и вербовались агенты для советских спецслужб. Поэтому во время неожиданного налета на советские миссии англичане попытались найти документальные доказательства подобной деятельности. В мае 1927 года английские полицейские ворвались в здание, которое занимали советское торгпредство в Лондоне и принадлежавшая СССР торговая фирма "Аркос".

В оценках того, что детективы нашли в сейфах во время обысков, стороны придерживались прямо противоположного мнения. Англичане утверждали, что обнаружены свидетельства подрывной коммунистической деятельности, а советские дипломаты заявляли, что все найденные бумаги — фальшивки, подброшенные к документам торгпредства и "Аркоса" самой полицией. Конфликт развивался по стандартному сценарию — с резкими заявлениями и криком в газетах. Солидарность с советскими представителями продемонстрировали не только английские пролетарии, но и их вожди — руководители профсоюзов и лейбористской партии. Вот только итог противостояния оказался для советской стороны неожиданным. Британия официально разорвала дипломатические отношения с СССР, что значительно затруднило торговлю и получение кредитов и больно ударило по советской промышленности.

Но только ли страх разрыва дипломатических отношений с Китаем заставил советских вождей смириться с нанесенным в Харбине ударом по престижу СССР?

"Эти сведения касаются спокойствия и государственной жизни"

С начала XX века в Харбине размещалось управление построенной на русские деньги, но на китайской земле Китайско-Восточной железной дороги, соединявшей Читу и Владивосток. Предприятие это, хотя и числилось частным акционерным обществом, без преувеличения можно было бы признать предтечей созданных в последнее время госкорпораций. Перед КВЖД поставили важные государственные задачи — с помощью массированной перевозки грузов и колонистов из центральных губерний помогать освоению приобретенных Российской империей в XIX веке приамурских и приморских областей на Тихом океане. Для этого правлению КВЖД из казны выделялись огромные средства, а также давались огромные привилегии разного рода.

Но куда более важной считалась другая задача — подготовка к присоединению к Российской империи северо-восточной части Китая — Маньчжурии, по которой шла дорога. Именно это — очередное расширение пределов России — обещал Александру III его министр финансов Сергей Витте, испрашивая разрешение и средства на постройку КВЖД. И в этом, как считали многие военные и генералы, существовала настоятельная необходимость.

"Амурская и Приморская области,— писал в 1914 году генерал Евгений Мартынов,— составляющие так называемое Приамурье, щедро наделены от природы всевозможными горными, лесными и рыбными богатствами, но по условиям климата и почвы этот богатейший в промышленном отношении край, за исключением отдельных сравнительно небольших пространств, весьма мало пригоден для земледелия и скотоводства. Уже в настоящее время при крайне редком населении в Приамурье ввозится ежегодно до 17 миллионов пудов муки и зерна и пригоняется около 45 тысяч голов рогатого скота, а с развитием промышленности и связанным с ним увеличением населения это количество будет все более и более возрастать. Получить недостающее продовольствие из России для Приамурья трудно, потому что ближайшим русским районом, имеющим избыток, является удаленная на несколько тысяч верст Западная Сибирь. Остается обратиться за содействием к Северной Маньчжурии, вдающейся клином между Амурской и Приморской областями и чрезвычайно богатой плодородными полями и роскошными пастбищами".

К совместному захвату и разделу Маньчжурии российские власти призывали и японцы, которые хотели получить ее южную часть. Однако с присоединением Маньчжурии к Российской империи существование "госкорпорации" КВЖД потеряло бы всякий смысл, и деньги перестали бы перетекать из казны на ее счета, а оттуда в карманы управляющих дорогой и покровительствующих им чиновников из столицы империи. Так что руководители КВЖД пытались оттянуть неприятный момент колонизации, и переговоры с японцами о Маньчжурии прекратились, даже не начавшись. А власти Поднебесной тем временем принялись активно заселять Маньчжурию китайцами, полагая, что русские не станут захватывать территорию с чуждым им по культуре и враждебно настроенным населением. Так что сторонникам аннексии, таким как бывший губернатор Приамурья генерал Деан Суботич, не оставалось ничего другого, кроме как сетовать на многочисленные упущенные возможности для расширения контролируемой Россией территории с узкой полосы отчуждения КВЖД на всю Северную Маньчжурию.

После революции и на протяжении Гражданской войны китайские власти не меняли ни структуру, ни управляющих на КВЖД, ведь договор об аренде земли в 1896 году заключался на 80 лет. Однако в 1920 году они все-таки взяли управление дорогой в свои руки. Правда, ненадолго. Китайские националисты во главе с Чан Кайши остро нуждались в помощи оружием и военными советниками из советской России. А большевики — в том, чтобы расширить перевозки на Дальний Восток и, главное, в качестве прецедента официально получить под свой контроль зарубежную собственность Российской империи, в претензиях на которую им повсеместно отказывали.

В 1924 году Китай и СССР пришли к соглашению и начали управлять дорогой совместно. Но все же большая часть полномочий по руководству КВЖД отошла советским специалистам. А у китайцев помимо контрольных функций остались большие сомнения в искренности намерений партнеров. Ведь кроме националистов СССР снабжал оружием и советниками еще и коммунистов, имевших собственные войска, время от времени воевавшие против армии Чан Кайши. Поэтому китайцы запрещали в полосе отчуждения КВЖД любую коммунистическую пропаганду, а в 1926 году запретили там и все выборные органы власти. И именно поэтому действия китайской полиции в отношении советского консульства в Харбине выглядели хотя и незаконными, но вполне логичными и последовательными. В рапорте начальника харбинского Главного полицейского управления говорилось:

"27-го мая сего года в 10 час. утра в наше управление поступило секретное сообщение от русского человека о том, что большевики будут иметь заседание в 12 час. дня в подвальном помещении Совконсульства. Это собрание есть совещание III Интернационала для пропаганды коммунизма. На этом собрании будут участвовать руководители большевистских отделений на станциях КВжд, а также представители рабочих главн. мех. мастерских, депо и др. Также будут участвовать представители Совета профсоюзов, Совторгфлота, Текстильсиндиката, Госторга, представители Хабаровска и др. мест. Всего около 80 человек. На этом собрании представители должны дать подробные сведения о своей работе в своих районах, причем собрание по выслушивании доклада даст свои указания о будущей работе. Все важные бумаги относительно ведения пропаганды в Китае и других государствах будут представлены в этом заседании. На этом собрании будут присутствовать три главных большевистских деятеля: 1) Цимбаревич — директор Дальгосторга, 2) Таранов — ревизор Совторгфлота и 3) Станкевич — агент Коммерческой части Управления КВжд. Эти три человека являются членами Исполн. комитета в Северной Маньчжурии, имеющего большое значение, находящегося под контролем Хабаровского большевистского комитета. В ведении Исполнительного комитета находятся: союз рабочих КВжд, союз молодежи, союз молодых большевиков и женотдел. Это собрание является очень важным, которое собирается один раз в два года. Кроме таких собраний, у них имеются простые собрания, которые открываются один раз каждые шесть месяцев. Я, начальник полиции, нашел, что эти сведения касаются спокойствия и государственной жизни, и приказал приставу 3-го участка отправиться в Совконсульство с обыском".

Пристав Шао Цинкуй об операции докладывал:

"27-го мая в 2 часа я совместно с чинами полиции прибыл в Консульство и заметил, что около ворот Консульства стоит один человек для наблюдения. Когда мы были около Консульства, то наблюдающий из 4-го этажа видел нас и сразу побежал в комнату. Тогда один человек неожиданно бросился на улицу и был задержан полицейским. Как только мы вошли в Консульство, сразу же спустились в подвал, где была масса людей, некоторые обедали, некоторые беседовали. Тогда я им сказал: "Никто никуда не уходит, чтобы я мог легко произвести обыск". Так как в каждой комнате Консульства имеется телефон, поэтому они везде дали сведения уничтожить документы, запереть двери и сжечь документы. Тогда я командировал некоторых полицейских взломать двери. Взломав двери, мы входили вместе в комнаты и нашли еще несожженные документы. В то же время я вызвал пожарную команду, чтобы затушить огонь, после этого мы только смогли найти важные документы, с коих сделали фотографии".

Итог операции подводился в рапорте начальника полиции:

"Обыском обнаружено, что в подвальном помещении Совконсульства в это время происходило собрание, в котором помимо 42 человек служащих Консульства, ген. консула Мельникова, вице-консула Знаменского, мукденского консула Кузнецова присутствовали 39 человек обвиняемых. Из вышеизложенного вполне усматривается, что полученные нашим управлением секретные сведения не представляются фиктивными".

Однако с доказательствами подрывной деятельности задержанных возникли затруднения.

"Во время предварительного допроса те из задержанных,— говорилось в рапорте,— кои приехали с линии, единогласно заявили, что они приехали в Консульство для обмена паспортов. Но такое заявление неправильно по следующим соображениям: хотя оно может быть правдоподобно в отношении проживающих на маленьких станциях, но в отношении жителей г.г. Пограничной и Маньчжурии это неверно, ибо там есть Совконсульства, и для обмена в Харбин им приезжать не следует. Это показывает, что действия всех являются крайне секретными. Цимбаревич показал, что по своим служебным делам он бывает в Консульстве по нескольку раз в неделю, а иногда и каждый день. Это доказывает, что он имел весьма секретные сношения с Консульством по большевистской работе и пропаганде. Во время прихода полиции все двери Консульства были заперты и, несмотря на требование полиции, не были открыты. Так как через окна видно было, что они начали сжигать бумаги, то полиция приняла репрессивные меры, вошла в помещение и забрала те бумаги, кои не успели сгореть. Остатки золы показывают, что много бумаг они все же успели сжечь. Когда мы явились в кабинет консула, то последний в этот момент сжигал бумаги. Я обратился к нему с успокоительными словами, на которые он ничего не ответил. Обыск закончился в 7 час. вечера. 39 лиц, арестованных в Консульстве, были препровождены в Полицейское управление, а 42 человека, служащих Консульства, были оставлены в Консульстве. Мукденского консула Кузнецова мы на автомобиле доставили на его квартиру. Надо знать, что в Консульстве находятся деловые бумаги, которые нельзя сжигать, а раз они сжигали их, то отсюда ясно, что эти бумаги относятся к пропаганде. Кроме того, в Консульстве имеется библиотека, где находится несколько десятков тысяч книг. Все они являются пропагандными книгами. Поэтому я распорядился запечатать библиотеку, чтобы ее больше не открывали. Когда задержанных привезли в Гл. пол. упр., им было предоставлено отдельное помещение, постели и белье, туалетные принадлежности, а также был заказан обед и ужин из русского ресторана. Во время следствия им были предложены стулья, чай и папиросы".

Советские представители доказывали, что все арестованные — обычные посетители консульства, пришедшие за новыми паспортами для себя, своих родственников и знакомых. На этом же настаивали и арестованные. И доводы прокурора, утверждавшего, что обычно консульство прекращает работу в два часа дня и что простых посетителей не кормят обедом, никакого действия не возымели.

"Противник оказывал небывалое по упорству сопротивление"

Но обо всем этом граждане СССР ничего не знали. Советские газеты по-прежнему почти ничего не писали ни об инциденте в Харбине, ни о положении отправленных в тюрьму арестованных в консульстве. Их делами занимались только консульские работники и адвокаты обвиняемых из числа осевших на КВЖД еще в дореволюционные времена присяжных поверенных и их помощников. У сторонних наблюдателей могло сложиться впечатление, что советское правительство не интересуется судьбой арестантов. А ведь еще царский генерал Мартынов писал, что китайцам нельзя уступать даже в мелочах, поскольку сделанную уступку они рассматривают как повод к расширению своих притязаний.

Следующий шаг китайцы сделали в июле. В ноте советского правительства говорилось:

"По сведениям, полученным правительством СССР, 10 июля утром китайские власти произвели налет на КВЖД и захватили телеграф КВЖД по всей линии, прервав телеграфное сообщение с СССР, закрыли и опечатали без объяснения причин торговое представительство СССР, а также отделения Госторга, Текстильсиндиката, Нофтесиндиката и Совторгфлота. Затем дубань дороги (председатель правления КВЖД) Люй Чжун-хуан предъявил управляющему КВЖД Емшанову требование передать управление дороги лицу, назначенному дубанем. Когда управляющий дорогой Емшанов отказался выполнить это незаконное требование, являющееся грубым нарушением соглашения о временном управлении КВЖД, заключенного в городе Пекине 31 мая 1924 года, а равно соглашения между правительством СССР и правительством Автономных Трех Восточных Провинций Китайской республики, заключенного в Мукдене 20 сентября 1924 года, он был отстранен от исполнения своих обязанностей, так же как и помощник управляющего дорогой Эйсмонт. При этом оба они были заменены лицами, назначенными дубанем. Начальники служб тяги, движения и другие лица по приказу того же дубаня были отстранены и заменены главным образом русскими белогвардейцами. По всей линии КВЖД были закрыты и разгромлены профессиональные и кооперативные организации рабочих и служащих дороги, а равно были произведены обыски и аресты, причем было арестовано более 200 граждан СССР — рабочих и служащих железнодорожников. Около 60 советских граждан, в том числе Емшанов и Эйсмонт, уже высланы из пределов Китая. Одновременно получены сведения о сосредоточении вдоль советских границ маньчжурских войск, которые приведены в боевую готовность и подвинуты к самой границе. По сведениям, вместе с маньчжурскими войсками у границ СССР расположены русские белогвардейские отряды, которые маньчжурское командование намерено перебросить на советскую территорию".

Не реагировать на захват дороги советское правительство уже не могло. Газеты начали антикитайскую кампанию, митинги и демонстрации проходили по всей стране, а в Москве возмущенных трудящихся удалось оттеснить от китайского посольства только с помощью конной милиции. Однако никаких активных действий по восстановлению попранных прав советских граждан на свободу и самого советского правительства на собственность не предпринималось. Приграничные инциденты и перестрелки происходили довольно долго, но у Красной армии на Дальнем Востоке не было достаточных сил для организации акции возмездия. И это стало главной причиной сдержанности СССР.

Лишь перебросив к китайской границе подкрепление, Красная армия начала подготовку удара по китайским милитаристам. Большинство оставивших мемуары участников событий вспоминали про умелое и упорное сопротивление китайских солдат наступающим советским частям. А применявшаяся новейшая техника одинаково обескураживающе действовала как на китайских, так и на советских бойцов.

"Наиболее успешно,— вспоминал участвовавший в тех боях будущий маршал Василий Чуйков,— наше наступление развивалось там, где действовала 36-я стрелковая дивизия, поддержанная ротой танков МС-1. Этот бой вообще был самым интересным. В роте действовало десять машин. С исходных позиций они двинулись после артподготовки. Их атака была внезапной для китайских солдат, удивила она в не меньшей степени и красноармейцев. Я находился на наблюдательном пункте рядом с В. К. Блюхером. Мы видели в бинокли, как китайские солдаты и офицеры, завидев наши танки, высунулись почти в полроста из окопов. Мы ожидали, что они в панике побегут, но удивление оказалось столь сильным, что оно как бы парализовало их волю и убило даже страх. Странно вели себя и красноармейцы. Они тоже не успевали наступать за танками, а некоторые как зачарованные глядели на двигающиеся стальные черепахи, изрыгающие огонь. Вспомним, что шел 1929 год. Крестьянские парни, служившие в армии, знали о танках и даже о тракторах только понаслышке. Танки беспрепятственно дошли до китайских позиций и открыли огонь вдоль окопов. Пулеметный огонь отрезвил китайцев. Они в панике побежали. Десять танков без каких-либо потерь с нашей стороны прорвали оборону противника. Если бы у нас было лучше налажено взаимодействие танков с пехотой, мы могли бы молниеносно развить успех. Однако и наши части не ожидали такого эффекта. Красноармейцы ворвались в расположение противника и, вместо того чтобы быстрее двигаться вперед, замешкались в китайских окопах".

Однако даже танки не гарантировали успеха. И, как писал Чуйков, Москва несколько раз предлагала прекратить наступление:

"В течение дня Москва несколько раз запрашивала штаб армии о ходе боевых действий. Несколько раз к прямому проводу подходил К. Е. Ворошилов. Вечером Ворошилов высказал сомнение, выполним ли намеченный план рассечения и окружения китайской группировки. Он даже намекнул на возможность отвести войска на нашу территорию, ограничив военные действия состоявшимся ударом. Беспокойство Ворошилова имело основания. Особая Дальневосточная армия тогда не располагала достаточными средствами подавления противника. Ощущался острый недостаток артиллерии".

Но уже 20 ноября 1929 года Блюхер докладывал в Москву:

"Г. Чжалайнор занят 18 ноября. Вторым ударом занят г. Маньчжурия 20 ноября. Бой за Чжалайнор длился двое суток. Противник, несмотря на превосходство нашей техники и полное окружение, оказывал небывалое по упорству сопротивление. Чжалайнор и Маньчжурия были противником настолько укреплены, что полевая и гаубичная артиллерия не пробивала верхних перекрытий окопов и блиндажей. Несмотря на это, разгромлены полностью 15-я и 17-я смешанные бригады противника. В результате боев взято свыше восьми тысяч пленных и около тысячи раненых солдат. В числе пленных захвачен командующий Северо-Западным фронтом генерал Лян Чжуцзян со своим штабом и около 250 офицеров. Противник потерял убитыми около полутора тысяч. Нами взята почти вся имеющаяся артиллерия, два бронепоезда, большое число военного имущества, снаряжение, орудия и прочее".

Потери, пусть и гораздо меньшие, понесла и Красная армия. Китайцев принудили к миру и восстановлению прежнего порядка управления дорогой. Правда, уже в 1931 году Маньчжурию оккупировали японцы, организовавшие на ее территории независимое от Китая государство Маньчжоу-Го под своим контролем. Китайская сторона по договору о постройке КВЖД имела право выкупить ее досрочно, чем и воспользовались японцы: в Токио представители правительства Маньчжоу-Го в 1935 году договорились с советской делегацией о покупке дороги.

Во время подготовки к наступлению на китайцев и в ходе боев о судьбе арестованных в генконсульстве в Харбине в Москве почти не вспоминали. Тем временем китайские власти организовали над ними длительный процесс, который, судя по документам, оказался достаточно долгим и бессмысленным. Обвиняемые продолжали твердить, что пришли в консульство за паспортами. А обвинители якобы отправили найденные при обыске секретные документы в правительство и не могли получить их обратно. А те обрывки бумаг, что были представлены, выглядели достаточно странно — это были планы работы среди женщин, молодежи и т. д. Причем не китайских, а русских, так что к подрывной деятельности они не могли иметь никакого отношения.

В ходе процесса один из подсудимых шофер Дальгосторга Григорий Струков умер, так и не дождавшись отправки на лечение в СССР. А остальных ожидали суровые приговоры: пять главных обвиняемых получили по девять лет каторжной тюрьмы, остальные — от двух до семи лет обычной. Вероятно, их хотели использовать для обмена на высокопоставленных офицеров, попавших в плен к Красной армии, но, судя по всему, освободили вместе с остальными задержанными гражданами СССР в декабре 1919 года и отправили в СССР.

Большой шумихи вокруг них не было и впредь. Ведь никому не хотелось вспоминать, что в консульстве проходило самое обыкновенное партсобрание, посвященное итогам прошедшей в Москве партконференции, одно из тех, какие ЦК приказал провести повсеместно. Хотя в той обстановке на КВЖД вряд ли стоило давать китайцам повод для претензий. А о том, что неправильная реакция Москвы после налета на консульство и арестов привела к расширению конфликта, боям и жертвам, предпочли и вовсе поскорее забыть. Ведь самый безболезненный способ исправления политических просчетов — предание их забвению.