Сегодня на крошечном и безлюдном полуострове Форментор, что на северо-востоке средиземноморской Майорки, начинается саммит ЕС. Хозяин встречи, председательствующий ныне в Союзе премьер Испании Фелипе Гонсалес, проявил изрядную предусмотрительность, дабы предоставить гостям возможность и расслабиться, и поразмыслить над непростыми проблемами будущего объединенной Европы. Атмосфера мероприятия конфиденциальная: приглашены лишь лидеры 15 стран и глава КЕС Жак Сантер при условии, что каждый возьмет с собой не более четырех помощников, которых, впрочем, в зал заседаний не пустят. Такое в истории ЕС случалось лишь раз — в декабре 1994-го на саммите в Эссене. Закрытость диктуется деликатностью главного вопроса — расширение ЕС. Комментарий НАТАЛЬИ КАЛАШНИКОВОЙ.
Жизнь против эстетики
К версальской встрече министров финансов ЕС в начале года французский монетный двор приготовил сюрприз — макеты единых европейских денег. Отчего бы и не подсуетиться по части соискания столь завидного заказа, тем более что согласие по поводу достоинства монет и банкнот в ЕС уже оговорено. Спорят о названии денег. "ЭКЮ! Звучит так по-французски мило!", — восклицает Париж. "Слишком уж по-французски!", — брюзжат Лондон и Бонн. Последний настаивает на имени нейтральном — EURO. Первый озабочен другим: как же так, на банкнотах, ходящих в Британии, да не будет лика Ее Величества! Стокгольму до банкнот дела нет, лишь бы монеты не чеканили из никеля — он признан в Скандинавии аллергеном. Эстетический спор вызывает умиление. По крайней мере, как повод хотя бы на время отрешиться от проблем не столь изящных, но вполне способных превратить эту дискуссию в пустое сотрясание воздуха. Ибо от нынешнего состояния дел до той самой предложенной в Версале банкноты — дистанция огромного размера. И на пути этом стоит еще и проблема расширения ЕС.
Недавнее предложение члена Комиссии ЕС сэра Леона Бриттена пригласить восточноевропейских абитуриентов весной 1996 года на межправительственную конференцию Союза с правом совещательного голоса, а затем незамедлительно начать переговоры об их вступлении, реакцию у руководства ЕС вызвало противоречивую. Не в последнюю очередь по причине очевидной пробуксовки амбициозной идеи создания единого европейского валютного пространства: нынешний саммит предварила встреча министров финансов ЕС, которые как раз и озадачились этим вопросом. Адаптированная интерпретация итогов встречи выглядит так: процесс создания Европейского валютного союза (ЕВС) буксовал, когда союзников было меньше 12, буксовал, когда их стало 12, с присоединением еще трех стран забот еще более прибавилось (министры не на шутку озадачены ростом евроскептицизма в Швеции). Что же будет в результате кардинального расширения Союза?
Впрочем, пессимизм источают не все. Глава КЕС Жак Сантер, например, перед Майоркой горячо отстаивал идею валютного единства: костьми лечь, но решение каннского саммита ЕС претворить в жизнь и во всеоружии прийти хотя бы к крайнему сроку введения единой евровалюты — 1 января 1999 года. О годе 1997-м, как планировалось прежде, никто уже не вспоминает. Шажок — не более того — к идеальной мечте Европа сделала в понедельник. После месяца препирательств по поводу согласования процедур платежей внутри ЕС министры пришли к компромиссу. Новая процедура вступит в силу через 30 месяцев, если будет одобрена Европарламентом. Коснется она межбанковских переводов на сумму менее 25 тыс. ЭКЮ (потолок со временем повысится до 30 тыс.). Банки будут обязаны заранее уведомлять клиентов о сумме перевода, а не ставить их перед фактом, как сейчас. По мнению КЕС, "прозрачность" будет способствовать конкуренции и снижению стоимости банковских услуг. История этого пустяшного вопроса весьма показательна. Ибо даже он вызвал бурю возмущения со стороны Великобритании и Швеции: первая воздержалась, вторая голосовала против. А когда в друзьях согласья нет даже в деле укрепления мер доверия, что уж говорить о вещах более глобальных!
В идее валютного союза сейчас в Европе модно усматривать больше потерь, нежели обретений. Мол, с точки зрения политики он приведет к ущемлению национальных суверенитетов. И с точки зрения экономики — тоже, ибо страны обязаны делегировать свою валютную политику Европейскому ЦБ. Да и чисто психологически со своими родными банкнотами расстаться нелегко. Тогда зачем все это?
Сольемся в ЭКЮстазе!
Как же славно жилось предпринимателю в вольном XIX веке: ни тебе налогов на финансовые операции, ни регулирования движения капиталов, с ролью законодателя успешно справлялся золотой стандарт, ответственный за конвертируемость валют. Торговля процветала, на ниве свободы возрастали крупные международные компании. При слове "заем" никто не содрогался — даже в начале XX столетия, когда царское правительство выпустило несколько пакетов облигаций, французы немедленно на них подписались — сомневаться никому и в голову не приходило. Выплат по царскому займу в Париже ждут и по сей день, ибо не все оказалось так просто. На смену "золотому веку" пришла стагнация и затяжной кризис, вызванный первой мировой войной и межвоенным безвременьем, повлекшим крах золотого стандарта. Чуда ждали от Бреттон-Вудской валютной системы, которая и на самом деле вытащила Европу из-под обломков второй мировой, возродив доллар, — главную резервную валюту.
Но — о ужас! — 15 августа 1971 года президент Никсон одним телевыступлением разрушил все иллюзии. Провозгласив реформы внутри страны, он выбил золотодолларовый стул из-под старушки Европы. Одна лишь скупая фраза о целесообразности изменения стоимости доллара как к золоту, так и к прочим валютам звучала, как гром небесный. Туристы из Старого Света, привыкшие к неизменному обменному курсу, неожиданно для себя обнаружили, что за свои европейские денежки они могут получить вовсе даже непредсказуемую сумму зеленых. Но Бог с ними, с туристами, застонали фирмачи: "Фольксваген", например, столкнулся с ситуацией, когда при той же долларовой цене на "жучки" выручка в марках, которыми надо было расплачиваться с рабочими и акционерами, резко сократилась. Вскоре пришлось поднять долларовую цену на машины, а затем и ретироваться на рынке в пользу американцев и канадцев.
В Европе поняли: надо что-то делать. Обуздать доллар экспортным напором, да еще в одиночку? Вряд ли это возможно. В реформе нуждалась вся европейская валютная система. Римский договор 1957 года созданием валютной Европы не озаботился: Старый Свет чувствовал себя вполне уютно и под крылышком Бреттон-Вудса. И потому начинать пришлось фактически с нуля, а к переменам приспосабливаться кардинально.
Практика МВФ знает пять вариантов такого валютного приспособленчества. Если беда не так велика и бюджетный дисбаланс невелик, то можно отделаться и малым — финансированием платежного дефицита без изменений валютного курса. А можно прибегнуть к крайности и установить валютный контроль. В этом случае правительство берет на себя роль цербера в осуществлении всех валютных сделок с внешним миром. Можно установить также плавающие валютные курсы, позволив национальным денежкам самим выбрать себе место в стихии рынка. Можно установить постоянно фиксированный курс. А можно пойти на компромисс валютных курсов, сочетая третий и четвертый варианты, — на том и стояла Бреттон-Вудская система. Возможны варианты: например, введение регулируемого плавания валют, когда курс меняют постепенно — до достижения нового паритета. Валюта может слегка девальвироваться, причем ежедневно на заранее планируемую величину ("скользящая привязка"), или же курс может опускаться более значительно, но с заранее объявленной периодичностью ("ползучая привязка"). Вариации на последнюю тему, кстати, и осуществляют сейчас российские власти. Почему? Да потому, вероятно, что модель эта отыграна родной и близкой Европой.
А дело было так. Дабы коллективно устоять перед растущим напором доллара, 21 марта 1972 года Совет ЕС привел в действие базельское соглашение между европейскими ЦБ. Колебания между шестью валютами Сообщества ограничивались 2,25%. Четыре страны-кандидата (Великобритания, Ирландия, Дания и Норвегия) немедленно присоединились к соглашению. Схема получалась такая: внутри "тоннеля", определяемого максимальными пределами колебаний по отношению к доллару (он же — ось симметрии "тоннеля"), шириной в 4,5%, евровалюты обязались соблюдать пределы "змеи" шириной в 2,25%.
Модель красивая. И как всякая "красивость" — идеальная. В жизни же происходят и "черные вторники", и "серые четверги". Причем не только в России. В июне 1972 года британское правительство столкнулось с серьезной спекуляцией против фунта и, поразмыслив, благословило его на свободное плавание, потянув за ним и фунт ирландский. В феврале 1973 года сдалась итальянская лира. В марте 1973 года "змею" решено было из тоннеля выпустить. Еще одним ударом по ползучей стало решение Франции, покинувшей ее в начале 1974 года. Некоторое время Париж колебался, но через год окончательно распростился с этой идеей. С 1976-1979 годы змеиная кожа отливала лишь цветами немецкого, датского, бельгийского и голландского флагов. Иллюзии по идеальному "террариуму в тоннеле" не иссякали. Стоило лишь тогдашнему главе КЕС Рою Дженкинсу замолвить слово за реанимацию идеи европейского валютного союза, как отнюдь не романтики-идеалисты, а прагматичные Валери Жискар д`Эстен и Гельмут Коль идею подхватили с энтузиазмом.
Решение о создании ЕВС было принято 5 декабря 1978 года. Цели — валютная стабильность внутри Сообщества, активизирующая экономический рост, и стабильность международных экономических и финансовых отношений. В идеале ЕВС должна была охватить все страны Сообщества. На практике и через десять лет в ней не участвовали Великобритания и Греция, а Италия все еще имела особый статус. Но — по порядку.
Революцией в европейских валютных отношениях стало введение европейских денег — ЭКЮ (European Currency Unit). ЭКЮ — это валюта-невидимка. ЭКЮ — это резервный авуар и средство расчетов. ЭКЮ — это "корзина" валют, все чаще и масштабнее используемая не только в межгосударственных, но и в частных сделках. ЭКЮ — это удобно, ибо банки в любой момент могут его сложить, суммируя, согласно весам, его составляющие, а могут и наоборот — разложить ЭКЮ на настоящие валюты. Наконец, ЭКЮ — это еще и эталон: страны Сообщества обязаны фиксировать курсы валют в ЭКЮ. Уставными положениями ЕВС предусмотрено, что базовый состав ЭКЮ является предметом ревизии каждые пять лет. Сейчас в "корзине" — 12 валют (В ЕС, заметьте, уже 15 членов), а вес валюты в ней определяется долей страны в валовом национальном продукте ЕС и в торговле внутри него, а также вкладом в механизмы краткосрочной валютной поддержки.
Опять идеальная схема? Едва ли. В нынешней европейской валютной структуре есть страны равные и "более равные". Фунт, например, будучи частью корзины ЭКЮ, от ЕВС пока дистанцируется. Неважно идут дела у драхмы и эскудо. Еще более неважно — у лиры — ей пророчат и вовсе мрачные перспективы. Структурные диспропорции между экономиками стран остаются значительными. А координация экономической политики, по общему признанию, недостаточной.
Красивая идея валютного единения между тем продолжает кружить головы евроэнтузиастов. И в самом деле, единая евровалюта — это кратчайший путь к устранению всех преград для свободного движения капиталов, товаров, услуг, рабочей силы — основные приоритеты ЕС. Единая валюта не только облегчит инвестирование, но и снизит степень риска, устранив колебания валютных курсов. Наконец единая европейская валюта позволит создать мощные валютные резервы — для противостояния доллару! И никакого протекционизма и национализма! Немало можно сэкономить и на стоимости банковских операций, характерных для мультивалютной системы.
Статистические выкладки КЕС, правда, несколько отрезвляют: прибыли ЕС составят лишь 0,3-0,4% от его ВВП. И потом: экономика все еще идет рука об руку с политикой. Ну какой, скажите, руководитель ЦБ придет в восторг от перспективы отказаться от своих купюр в пользу "общих" бумажек? Некоторые, впрочем, приходят. Видимо, по неопытности. Как сообщил вчера представитель Банка Эстонии — ассоциированного члена ЕС — банк не только положительно относится к идее единых европейских денег, но заранее готовится к возможному присоединению к ЕВС. По его словам, эстонская крона привязана в соотношении 1:8 к немецкой марке, а так как марка претендует на ведущую роль в ЕВС, то и эстонской кроне в системе евроденег будет очень уютно.
Привязана к марке! Марка вот только от перспективы исчезнуть с благополучного лица Германии не в восторге. Марка — королева Европы. Кто, как ни Бундесбанк с плохо скрываемым эгоизмом диктовал условия европейским денежкам помельче? Кто, как ни боннские финансисты в начале 90-х ворчали: мол, чем критиковать наши процентные ставки, лучше своей экономикой озаботьтесь, да приведите ее в соответствие с нашей. И все же Гельмут Коль в эйфории обретения восточных земель высказался за единую валюту. Прислушавшись, правда, к шепоту из центробанковских подвалов: только на условиях соблюдения принципов конвергенции экономик! О конвергенции твердил и германский министр финансов Тео Вайгель в понедельник — сближать экономики нужно не только в ходе подготовки к введению евроденег, но и потом, пристально следя за этим.
Конвергенция — главный критерий ЕВС по Бундесбанку. По документам ЕС их еще несколько. Средних — стабильность цен и состояния госбюджета, сближение процентных ставок. При этом, правда, отдельным протоколом закреплены особые права Великобритании: та пока что сохраняет свои полномочия в области валютной политики в соответствии с национальным законодательством, лишаясь при этом права участвовать в назначении руководства европейского ЦБ, но не лишаясь обязанности платить евробанку взносы. Из-за них-то и повисла на волоске политическая судьба Джона Мейджора: евроскептики нажимают, и как оно обернется с участием Лондона в валютной европейской жизни ближе и после выборов, один Бог знает.
По данным Европейского валютного института (ЕВИ), в 1994 году лишь три страны были близки по уровню бюджетного дефицита — ФРГ, Ирландия и Люксембург. И только четыре удержали его на уровне требуемых 60% от ВВП — ФРГ, Франция, Люксембург и Великобритания. Теперь говорят, что если все пойдет по плану и 1 января 1999 года останется датой необратимой фиксации европейских валютных курсов, то политическое решение по этому вопросу должно быть принято между декабрем 1997 и июлем 1998 — после выборов в Великобритании, но до выборов в ФРГ.
Но это — опять же в идеале. Эксперты уже теперь предрекают, что заявление о фиксации курсов вызовет ошеломляющий бум валютных спекуляций против валют-фигурантов. Надо полагать, и главный европейский оппонент — доллар — в Старом Свете своего не упустит. В ЕВИ и в КЕС уже теперь ломают головы, как бы не допустить большого обвала. По мнению главы ЕВИ Александра Ламфалюссии, печатание и размножение евробанкнот вообще следует растянуть года на три, ограничив их хождение фининститутами и внутренними правительственными счетами. Альтернативный же, залповый, подход вызовет взрыв. И все это, не говоря уже о проблемах почти житейских: переоборудовать банкоматы, торговые автоматы и прочее. И все это ради противостояния доллару? Так или иначе, но "бакс" в скором времени может показаться европейцам не зеленым и даже не золотым, но бриллиантовым.
Задачка со ста миллионами неизвестных
Не просчитан пока лишь один фактор: возможные издержки ЕВС в частности, и ЕС в целом в связи с присоединением восточноевропейцев (не говоря уже о том, что сейчас речь идет и об интеграции в Европу ряда средиземноморских стран). Не все же в самом деле окажется так гладко, как думают в Банке Эстонии: экономический уровень у этих стран оставляет желать лучшего. Может быть, опять придется загонять очередную "змею" в очередной "тоннель"? Впрочем, в новую валютную жизнь новичков могут сразу и не взять, будь на то соответствующие директивы ЕС. Их-то и предстоит разработать. Но сначала — для самих себя, старых союзных аборигенов, а затем уже — для абитуриентов. Об этом сейчас и размышляют на Майорке.
Расширение прирастит ЕС 100 млн новых граждан. Ответственность немалая. Тем самым ЕС примет на себя заботу и о рабочих местах для всех, и об общем благополучии. А потому уже сейчас хорошо бы посчитать, во что это обойдется Старой Европе. В том, что раскошелиться придется, сомнений не осталось: объединение Германии научило многому. Накануне саммита Гонсалес намекнул, что больших решений от встречи не ждет: надо лишь прояснить позиции и обменяться мнениями. И расширение — не самоцель (в частности, проблемам взаимодействия со Средиземноморьем будет посвящена целая конференция на уровне глав государств в октябре в Барселоне), расширение — это повод для переосмысления всего механизма работы ЕС. А кое-кто, назовем их евроскептиками, и сейчас не исключает, что запланированное на весну межправительственное совещание Союза может стать тем самым временем и местом, где будут пересмотрены не только структуры Союза, но и святая святых — сами маастрихтские договоренности, так поначалу окрылившие Старый Свет. Как окрыляет, впрочем, всякая мечта.