На "Звездах белых ночей" центральное событие — симфонической программы фестиваля. С двумя концертами под управлением своего главного дирижера Кристиана Тилемана выступил Мюнхенский филармонический оркестр. С подробностями — ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.
Оркестры мирового класса навещают Петербург так редко, что адекватно оценить музыкальные результаты их концертов затруднительно — нет устойчивого гастрольного контекста. Но в нынешнем сезоне неожиданно сложилась противоположная ситуация: с перерывом в месяц в Северной столице встретились два главных конкурента мировой оркестровой топ-двадцатки — Симфонический оркестр Баварского радио, выступивший в конце апреля под управлением Мариса Янсонса в филармоническом Большом зале, и Мюнхенский филармонический оркестр Кристиана Тилемана, приехавший на мариинские "Звезды белых ночей". Как выяснилось, Мюнхенские филармоники уступают Баварскому симфоническому и в общей культуре, и в изысканной стильности, и в концептуальной изощренности, хотя в принципе сравнивать эти оркестры и этих дирижеров не слишком корректно. В оркестре у господина Янсонса царит демократичная радость и репертуарный плюрализм, а господин Тилеман предпочитает авторитарность в духе Герберта фон Караяна и делает ставку на чистокровно немецкую музыку. Она же доминировала и в программе петербургских гастролей — даже суровую норвежскую аскезу фортепианного концерта Эдварда Грига маэстро Тилеман умудрился подменить типично вагнеровским томлением. Солирование Рудольфа Бухбиндера показалось по-европейски корректным, но до зевоты формальным — особенно на фоне недавнего титанического рецитала Алексея Володина, триумфально выступившего в Мариинке-3 в начале прошлой недели.
В центре первой программы мюнхенцев предсказуемо оказалась Третья симфония Шумана в версии Густава Малера (что никак не было отражено в концертной программке). Стараниями Кристиана Тилемана ретушь одного классика мало помогла другому — ажурная линеарность "Рейнской" увязла в звуковом масле, не выдержав дополнительного оркестрового веса. По всей вероятности, маэстро Тилеман полагает, что мифическая "ущербность" оригинальных версий шумановских партитур мешает им представлять немецкую культуру во всей ее полнозвучной красоте. К тому же оригинал Третьей требует кропотливой работы по выстраиванию баланса и динамики звукового рельефа, к которой прирожденный монументалист Тилеман явно не расположен. А главное — авторская оркестровка Шумана выбивается из всей немецкой симфонической традиции, которой так ревностно предан мюнхенский муздиректор. В итоге в "Рейнской" Тилемана оказалось гораздо больше малеровского, нежели шумановского, — что на фоне целого ряда новейших аутентистских трактовок от Джона Элиотта Гардинера до Филиппа Херревега, успешно развеявших легенду о Шумане как о неумелом оркестровщике, прозвучало вполне курьезно.
Куда более "аутентично" прозвучала колоссальная Восьмая симфония Брукнера, занявшая у Кристиана Тилемана чуть меньше полутора часов. Здесь сказались остатки легендарной брукнеровской традиции, которую Мюнхенские филармоники трепетно сохраняют с начала прошлого века. Правда, со времен брукнеровских трактовок блестящего Серджиу Челибидаке, руководившего коллективом до маэстро Тилемана, оркестр подрастерял свой фирменный звук, одновременно и конденсированный, и транспарентный. Саунд мюнхенцев стал прямолинейней, да и по части изощренной ясности и сложносочиненной стройности интерпретаций 50-летнему Кристиану Тилеману пока довольно далеко до грандов вроде Николауса Арнонкура или Пьера Булеза. Между тем в репертуаре отечественных оркестров симфонии Брукнера остаются настолько редкими гостьями, что стоячие овации были обеспечены баварской интерпретации Восьмой при любом раскладе. И этот расклад, следует отдать ему должное, оказался несоизмеримо удачнее тех, что сопутствовали бы брукнеровскому (и не только) опыту большинства российских дирижеров и оркестров.