Страна кружков по интересам

Борис Дубин, руководитель отдела социально-политических исследований Левада-центра

Отечественные экономисты, в том числе аналитики Левада-центра, внимательно и детально следят за хозяйственным кризисом. Я же хочу взглянуть на ситуацию глазами социолога. Как связаны процессы в экономике, финансовой и потребительской сфере с устройством общества, оценками и действиями людей?

Кризис и экономика

Материальное положение россиян и ситуация на потребительском рынке, по массовым оценкам, продолжают ухудшаться. Так, свыше 2/3 россиян (68%) в последние месяцы стараются покупать предметы первой необходимости (продукты, лекарства и др.) подешевле, более половины (53%) указывают на то, что привычное потребление их семей в последние месяцы ухудшилось, 2/5 (39%) ожидают ухудшения и в ближайшем будущем. Наряду с опасениями безработицы, сокращения зарплаты, вынужденного ухода в отпуск без сохранения содержания и прочее (эти явления уже затронули от 1/5 до 1/3 семей), перечисленные факторы заметно повлияли на настроения и более общие оценки россиян.

Допустимо сказать, что эффект стабилизации, когда в месяцы накануне президентских выборов были сконцентрированы, кажется, все возможности государства позитивно влиять на материальное положение и настроения россиян — от нефтяных денег до пропаганды через массмедиа, оказался кратковременным. Массовые оценки деятельности правительства (притом что им последний год руководит В. Путин) к нынешнему дню вернулись на уровень двухгодичной давности.

Главные претензии российского населения к правительству сегодня сводятся к следующему:

- не может справиться с ростом цен, падением доходов населения (мнение 54% россиян);

- не может справиться с ростом безработицы (43%);

- не заботится о социальной защите населения (34%);

- не может справиться с проблемами в экономике (25%);

- не имеет продуманной программы экономического развития (21%);

- коррумпировано, действует в собственных интересах (21%).

Кризис и власть

При этом уровни одобрения деятельности Дмитрия Медведева на посту президента, а Владимира Путина — на посту премьера остаются очень высокими, хотя в сравнении с ноябрем прошлого года (пик позитивных оценок) они и снизились на 6 и 8 пунктов соответственно. На те же 8 пунктов за тот же срок понизился и уровень одобрения правительства.

Но гораздо заметнее снизился уровень доверия россиян к другим лицам во власти. По сути, кроме президента и премьера серьезного доверия не вызывает никто.

И все же рейтинги первых лиц остаются весьма высокими. Учитывая критические оценки экономической ситуации и деятельности правительства многими россиянами, это может показаться необоснованным, "нелогичным". Но никакой особенной странности здесь нет. Фигуры представителей высшего руководства, объем их власти, и прежде всего власти первого лица, в сознании россиян по привычным нормам политической культуры не связываются с ответственностью.

В обычной российской ситуации такая конструкция поддерживается противопоставлением символической сверхвласти правителя и реальной, рабочей деятельности исполнителя, то есть президента и премьера (или, в других обстоятельствах времени и места, шаха и визиря). Так, в частности, было при путинском президентстве первого и, особенно, второго срока: "заслуги" россияне приписывали Путину, "неудачи" и "прорехи" — главам правительств. Сегодня же на это работает общая неопределенность ситуации на верхах власти. Представляется, что эта неопределенность — не случайное стечение обстоятельств или стратегический недочет, а более или менее последовательная тактика того или тех, кто реально принимают решения в стране. Напомним, что думают на сей счет сами россияне. Большинством их Д. Медведев не рассматривается как самостоятельная властная фигура: для 80% опрошенных в мае 2009 года он — продолжатель политики Путина, лишь 12% считают, что реальная власть в стране принадлежит президенту, 30% уверены, что она сосредоточена в руках премьера, а половина (48%) — что Путин и Медведев делят ее поровну.

Культ денег как мифология бедности

Вернемся к проблеме обеспеченности, вопросу о деньгах, ключевому для населения в ситуации кризиса. Нужно сказать, что в России последних 15 лет развилась настоящая, и притом массовая, мифология денег. Веру в то, что деньги решают все, разделяет абсолютное большинство: по данным опросов Левада-центра, до 70 и даже 80% россиян. Мало того, подобные представления переносятся на будущее. Отвечая на вопрос, каким им видится российское общество через 10 лет, наши респонденты прежде всего выделяют сейчас две характеристики: "богатые станут богаче, бедные — беднее"; "деньги будут играть все большую роль". Такие ценности, как, скажем, "свобода выбора" или "сплоченность людей", выглядят в сегодняшнем российском образе будущего куда незаметнее.

Можно, конечно, сказать, что дела сегодня у нас в стране ровно так в реальности и обстоят — без денег никуда, богатому во всем фортуна и т. п. Но о реальности ли здесь речь? Вот несколько и в самом деле реальных цифр. Кое-какие сбережения — и не стратегические, а всего лишь тактические, в размере необходимого семье на несколько месяцев, отложенного на ремонт квартиры или дома, на одну крупную покупку либо просто на похороны — есть сегодня лишь у 18% семей (так было в декабре 2008 года, сегодня эта цифра, вероятно, даже несколько меньше). Приблизительно такова же доля людей, которые смогли за последние годы добиться для себя и семьи "достойного уровня материального благополучия" (формулировка из социологического опросника). Зато примерно вдвое больше семей, которые в настоящее время кому-то должны. Те из россиян, кто ничего не имеет против "людей, получающих миллионы", как были 20 лет назад, в еще советской России, так и по сей день остаются меньшинством: в 1989 году их было 9%, в 2008-м — 13%. А вот доля инициативных людей, готовых "начать собственное дело, ведя его на свой страх и риск", еще меньше, она за 20 лет и вовсе не изменилась — это 7-8% взрослого населения. И корни мифов о всемогущем богатстве и соответственно всеобщей алчности и продажности, я думаю, здесь. В общей бедности.

Хочу быть правильно понят: я говорю не о недостатке денег в России. Гораздо важнее отсутствие или крайняя, просто-таки зародышевая слабость всей той сложнейшей, многоуровневой системы ежедневных отношений в современном обществе, в которой деньги как всеобщий посредник только и возникают, где они нужны, а вне которой они попросту не работают. Первое условие нужности и эффективности денег — отделение их от власти, от властных институтов и групп, иначе они не будут общедоступными и не смогут ходить свободно. Другое — плотность и динамичность ежедневного общения людей. Третье — самостоятельность активных людей при, как ни парадоксально это звучит для российских ушей, установке каждого на солидарность с другими.

Между тем нынешний российский социум фрагментирован и продолжает дробиться. Утрачивая опеку и привилегии со стороны патерналистского государства, бывшие подопечные, нетребовательные, привыкшие выживать в одиночку и адаптироваться к любым обстоятельствам, россияне все больше замыкаются в узких кружках "своих". Вне этих кружков они не ощущают себя защищенными от насилия и произвола, не могут контролировать ситуацию, не чувствуют себя полноправными хозяевами собственной жизни. Больше того, за этими узкими пределами россияне вообще мало кому доверяют и мало во что верят. Их доверием сегодня не пользуется большинство политиков, кроме двух первых лиц, равно как и большинство институтов, кроме наиболее архаичных, построенных на одномерной иерархии и подчинении необсуждаемым авторитам — армии и церкви. Такие институты американский социолог Льюис Козер называл ненасытными, или всепоглощающими, требующими "всего человека" (greeding institutions) — заметим, что денег у рядовых членов таких институтов, как у детей в патриархальной семье, практически нет, поскольку они им и "не нужны".

Фрагментарность, незащищенность, недоверие, антиинституционализм в подобных сообществах выражаются, что особенно важно, в отсутствии универсальных ценностей, общих идей, норм и мер — от морали и права до денег. Между "своими" и "чужими", "ими" и "нами" множество разделяющих барьеров и пропастей, а не объединяющих ценностей и связей. Вот поэтому денег у "нас" всегда мало, поскольку деньги — всегда у "них". Поэтому "мы" всегда недооценены и недооплачены, а "они" всегда неправедны и коррумпированы. И поэтому чем менее россияне обеспечены, тем крепче они верят, что "деньги могут все". Такая мифология денег — не показатель богатства или хотя бы ориентации на благосостояние, а мерило бедности общества, симптоматика его неблагополучия.

Дело в том, что подобные установки не только выражают социальную и культурную неразвитость общества в России, но еще и консервируют подобное — одномерное, фрагментированное, скудное — устройство социума. В таких условиях финансово-экономический кризис и даже обеднение значительной части населения может не привести к обострению противоречий между богатыми и неимущими, властью и населением, а подействовать совсем иначе. Например, вызвать усиление привычной защитной мифологии денег и власти (денег как власти, тотальной коррупции во власти и т. п.), которая компенсирует малоприятное состояние бедного большинства, но, в свою очередь, притупляет названные противоречия и увековечивает ту же привычную бедность, нетребовательность и терпеливость.

Сможет ли нынешнее правительство России в ближайшее время добиться изменения положения в стране к лучшему?