Александр Коновалов, N 4
Предлагаю дискуссию
Вы затронули одну из самых живых и до боли саднящих тем — о будущем Вооруженных сил РФ. Нас, офицеров советских Вооруженных сил, много, мы везде, оглянитесь, ткните пальцем и обязательно попадете в бывшего, но офицера, ну и в военнослужащего в запасе как минимум. У многих выросли мальчишки, но отдавать их служить в ЭТИ Вооруженные силы — увольте, с души воротит!
Вы предложили живую дискуссию о судьбе армии и флота России, предлагаю тему для обсуждения: "В какой армии ты ХОТЕЛ бы служить? (Или служил бы твой сын?)" Если поддержите, готов живо участвовать!
С любовью и уважением ко всем, кто держит кортик на стене,
Последняя ставка /
тема номера, N 4
Переписка с администрацией
Спасибо за честное интервью, но надоело, честное слово. Напротив моего дома — "игорное заведение". Площадь 20 кв. м, может, чуть больше. Вывески нет. Менты в машине торчат у входа по вечерам: спят. И это не где-нибудь, а в 500 м от президентской резиденции "Дворец конгрессов" в Стрельне под Петербургом.
И что мне как порядочному гражданину прикажете делать? Может, написать в администрацию президента? Но я не буду этого делать. Во-первых, я имел счастье писать главе государства не раз. Спасибо службе по работе с обращениями при президентской администрации, без внимания письмо не оставили ни разу. Присылали лаконичное сообщение о переадресации в учреждения, уполномоченные заниматься подобными вопросами. Далее — "футбол", отписки. Финал трижды был поразительно одинаковым: "У вас есть права на защиту прав в соответствии со статьей такой-то". От таких обращений все же польза есть: власть мониторит общественные настроения, что рано или поздно ее вынуждает действовать. Но писать в данном случае я не буду не потому, что рискую получить отписку. А потому, что рискую безопасностью близких: мое обращение — это еще и мой домашний адрес...
Церковь может отказать государству в повиновении /
Интервью с председателем отдела внешних церковных связей МП архиепископом Иларионом, N 4
Или мир, или справедливость
В словах владыки есть противоречие. Или путь мира, или искать и защищать справедливость. С одной стороны, ходатайство перед властями о милосердии, с другой — симфония Церкви и государства. Еще одно противоречие. Сейчас на деле Церковь занята новой симфонией с государством, и народные беды в кризис ей далеки.
Это верховая византийщина, пресловутый Третий Рим. Среди народа православие было другим, этрусским. Еще стоят храмы XII-XIV веков, и это не византийские храмы.
Время мести /
Рустам Ибрагимбеков и Эдуард Володарский о конфликте в Союзе кинематографистов, N 4
Обновления не получилось
Выбор 80-летнего человека руководителем союза — это очень крутое "обновление" руководства. Видимо, с прицелом на его "активную деятельность". Наименование съезда в Гостином Дворе "сборищем" звучит не очень красиво. Кстати, а среди противников Михалкова все имеют отношение к кино? А об их "денежных делишках" было сказано в речи Михалкова. Поэтому вы тут и пытаетесь выкрутиться?
Это не зависть. Это нелюбовь
Хорошо товарищ Володарский написал: фильмы типа "Груз 200" и "Старухи" позорят страну. А если она именно такая, эта страна? Потому у нас никогда и не появятся фильмы типа "Взвода" или "Охотников на оленей": Никита и его дружки в комиссии, будут, брызгая слюной, утверждать, что такие фильмы позорят страну. Именно из-за таких парней в прокате не было таких разных фильмов, как "Борат", "Катынь" и "Россия-88". Ложь, циничное лизоблюдство и постыдное мстительное отношение к своим коллегам снискали "любовь" к Никите, а вовсе не зависть, как считает тов. Володарский.
Пойду на грозу, покажу ей козу /
Захар Прилепин, N 3
Биография в дефиците
Нормальному современному мужику ни в книжку, ни на экран не пролезть. Потому что писатель, режиссер и другие ребята, которые стоят на входе-выходе, должны про этого мужика что-то узнать. Например, он должен на смиренном кладбище поработать, в администрации послужить, акциями-облигациями поторговать и прогореть, в архиве посидеть и так далее. Куда проще посмотреть пару сериалов и сваять нечто подобное. Заменить, например, полковника на полковницу, противного начальника на обаяшку — и новый продукт готов, и знать ничего не надо. Тот дурачок, который десять лет знакомился с предметом — служил в отеле, летал на самолете или сидел запертый на оборонном предприятии, а потом, знакомый с материалом, свой опус приволок,— безнадежно опоздал. Все места заняты: у халтурщиков связи, технологии, а на всякий случай есть еще умение из любой литературной конфетки сделать дерьмо. За что ни возьмутся, хоть классика, хоть современное,— все получается одно и то же, как у солдатского повара. Пока зрители и читатели не проголосуют своими задницами и своими глазами против низкопробных книг и плохих кинофильмов — не будем больше читать, не будем больше сидеть, не хотим низкопробщины, а хотим книги и фильмы про нормального мужика,— ничего не будет.
Театр имени себя
Мне кажется. У нас... как бы это сказать. Поломалась цель. Все эти отличные костюмы, работа над собой, гонки, чтобы идеально водить машину... Даже страдания на рыбалке... Они могут быть и могут быть разными, но в процессе на пути к чему-то. Естественно, настоящему, живому. И еще совсем ушло понятие жертвы, есть купи-продай. Я трачу время на обучение, чтобы получить потом... Не помочь, не отдать, не принести, а получить.
Это все равно, что жить и очень гордиться своими ногами. Так я ведь просто на них хожу! Ну, повезло, что они красивые, вопрос-то в том, куда ты идешь с их помощью. А ведь одноногий калека быстрее может на своих доковылять к той самой цели... И грациознее.
Мне кажется, мы все свалились в какой-то дурацкий процессуализм. Это все равно что красиво ехать по кольцевой дороге и не думать, что нужно где-то остановиться. Это спектакль ради спектакля в театре имени себя.
Все занимаемся отделкой собственных масок и футляров. Все стали персонажами — понятными, читаемыми, хвалят нас и ругают за одно и то же.
Нормальный Достоевский /
Андрей Архангельский, N 3
Женщины смотрели по-другому
Мне кажется, что мы вообще не можем снимать классику, не имеем права больше, не должны... Мы просто другие сейчас, и как бы ни старались актеры выдавать речь сто-, двухсотлетней и более давности, не получается. Все равно проскальзывает эта наша манера "паталкавать папацанячьи" и эти выражения лиц, особенно женские (когда женщины в те времена вообще по-другому смотрели и вели себя), и манера держаться, и даже одежда, которая сшита современными машинами и отутюжена современными утюгами, так что аж хрустит. Это все как-то отталкивает, сбивает. Наверное, в этом отношении меня спасает только театр. Здесь ты чувствуешь людей, их запах, блеск глаз и домысливаешь, добираешь и собираешь образ по кусочкам в одно целое, а вот кино... Мне кажется, наша жизнь раздробила нас на столько маленьких, мизерных кусочков, что многие из них вообще не способны сложиться в единый поток, который сольется с потоком сознания таких людей, как Достоевский.