Галерея "Риджина" открыла новый сезон и ознаменовала свое пятилетие выставкой американского куратора Дэна Камерона "О красоте". В галерее с трудом, но поместились работы 37 художников, среди которых есть российские и иностранные, суперзвезды и менее известные авторы. Комментирует ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ.
Первая международная выставка, сделанная модным западным куратором в московской галерее (очередное "ура" галерее "Риджина"), неизбежно будет восприниматься как хрестоматия интернационального стиля вообще. Этот стиль сегодня отличается отсутствием стиля: автор волен выставить фото, живопись, коллаж или расписание поездов, идущих с лейпцигского вокзала. Во всех случаях перед нами загадка. Что происходит с женщинами в махровых халатах (серия фотографий Колиер Шор, США)? Сколько различий между псевдокартофелиной, утыканной гвоздями, и ее же фотографией (Андрей Ройтер)? Есть ли что-то внутри металлического ящика (Африка)? И наконец, важно ли это? Мы должны обнаружить не ответ, но вопрос — а без хорошенько спрятанного вопроса нет актуального искусства. Наша задача узнать, не "что хотел художник сказать", но о чем работа.
Так что выставка не зря называется "О красоте", а не "Красивое". Однако так мог бы называться трактат, а не выставка: распространено мнение, что искусство и есть само прекрасное, и ни к чему тут мудрить. Мы, конечно, можем квалифицировать это мнение как устаревшее, но так считают некоторые вполне современные художники, галеристы и кураторы (в особенности в Москве, не говоря уже о Петербурге), производя красивое искусство и красивые выставки. Помахивая перед зрителем павлиньими перьями и бархатом, дыша духами и туманами, они эстетизируют не что иное, как свое чувство облегчения от того, что можно расслабиться и не рефлексировать.
Было любопытно сопоставить на выставке фотоальбом Владислава Мамышева в образе Мерилин Монро с фотоавтопортретом американки Деборы Касс, где она предстает в роли Энди Уорхола, играющего женскую роль (на его известной фотографии в парике блондинки). Мамышев перевоплощается в Монро самозабвенно, с абсолютным упоением, за что мы все его и ценим. Дебора Касс смотрит с выражением неразрешенного сомнения — кто она теперь такая? Вторая позиция мне ближе, хотя те, кто считает, что "искусство должно быть проще и прекраснее", наверно, предпочтет первую.
Выставка Дэна Камерона есть не директива о красоте, не аргумент в пользу петербургского искусства по сравнению с московским, например; это само сомнение — продуктивно ли вообще прилагать критерий красоты к современному искусству? Как выясняется, да, если перестать считать этот критерий абсолютным. Любая интеллектуальная деятельность, в том числе и кураторство, сегодня продуктивна только в том случае, если она развеивает иллюзии. А красота и есть одна из таких — и опасных — иллюзий.
Желание создать нечто "просто красивое" в наши дни свидетельствует о том, что художник мыслит недостаточно трезво. В условиях перепроизводства красоты она возможна только как горестное размышление о ней, как пародия. Как у Сильви Флери, которая выставляет туфельки и обложки "Vogue" (в "Риджине" — россыпь золотых коробочек). Или у Пьера и Жиля, "прекраснотворцев в законе", которые занимаются украшением кича до абсолютно невыносимой степени, когда он становится уже удовольствием для немногих.
Впрочем, иллюзией является и вера искусства нашего времени в то, что оно может избежать дамоклова меча — критерия красоты, который недовольное этим искусством общество над ним занесло. Искусство столь долго завоевывало себе право не быть судимым по этим законам, что вытеснило из своего сознания существование этих законов вообще. Но красота есть постоянная угроза несоответствия ей: скомканный "Пейзаж с фигурами" Игоря Копыстянского нависает над головой зрителя, как тяжелый камень. Красота — не пряник, а кнут; идеал есть средство контроля, средство репрессий по отношению ко всему "лишнему". Одной из самых тонких работ на эту тему на выставке была фотография американки Джин Даннинг из обширной серии "Лишние волосы": кустик, выросший на ладони, будет безжалостно уничтожен, как ошибка в математическом расчете. По-настоящему красиво может быть только нечто абстрактно совершенное, а художник нарушает это совершенство: и мы не знаем, можно ли доверять упомянутому расписанию поездов, идущих с лейпцигского вокзала (Мария Айххорн), или, раз это произведение искусства, в него непременно вкрались "художественные ошибки".
Так что еще одной иллюзией является то, что красота есть нечто естественное, в противовес излишнему умствованию современного искусства. Все не так — красота относится к области абстрактных идей, а не природы (а может быть, и природа есть сама по себе иллюзия). Изящные композиции Фреда Томазелли (Нью-Йорк), в которых ласкающий глаз орнамент составлен из листьев марихуаны, ясно говорит о том, что и природа вызывает содержательные ассоциации, а красота редко бывает невинной.
Говоря о прекрасной форме и лишенном красоты смысле, о природном и искусственном, современный художник говорит "оба хуже", деконструируя разницу между этими понятиями и лишая их права на исключительность. Так Ольга Чернышева в своих фотоколлажах сплетает в сложной интриге природу (пейзаж, с фотографии которого она начинает) и искусство (торт, который получается в итоге). Ни тому ни другому не удается одержать победу. А в работах самого популярного ныне чешского художника Иржи Давида абстрактная идея совершенства вступает в столкновение в неправильностью природы: художник при помощи зеркала создает "симметричные портреты" узнаваемых лиц. И то, что одно из этих лиц — лицо Вацлава Гавела, только подчеркивает, что борьба с несовершенством — и следовательно, красота — есть категория политическая.
Выставка открыта до 3 ноября по адресу Мясницкая улица, 36.