Кладбище элиты

Ломаковский музей старинных автомобилей — вещь страшно известная. Его называют автомобильной Третьяковкой, и в принципе по составу коллекции это не вполне бессмысленно — там есть бесценные экспонаты. Рассказывать о нем принято в героических тонах, поскольку Дмитрий Ломаков, создатель и владелец музея, во-первых, действительно герой, во-вторых, очень страстный человек, умеющий заразить своей пассионарностью. Но, должен сказать, вообще-то это не музей человеческой гордости и счастья. Это музей горький.

Я думаю, когда Ломаков 20 лет назад начал делать этот музей, он задумывал другое. Он именно что хотел сделать музей автомобиля. Не знаю, видел ли он тогда соответствующие музеи — скажем, музей техники в Германии,— но вообще-то в мире стандарт на это дело существует. Там три темы: восхищение инженерной мыслью, изящество дизайнерских решений и исторический контекст. И если вы выставляете какой-нибудь BMW 1933 года, то вы его реставрируете, окружаете рассказом о заводе BMW, фотографиями его участия в гонках или фотографиями светских или политических звезд за рулем, рекламами 1933 года с этой машиной во всей красе и т.д. и т.п. Я думаю, он так и хотел. Но у него не вышло.

У него вышел промангар в Люблино. Со всех сторон этот ангар окружен парковкой хлама на колесах — тут пенсионеры пытаются продать друг другу старые "Волги", "Москвичи", горбатые "Запорожцы", гнилые, на запчасти, по дешевке, как-нибудь — нужно это затем, что иногда среди этого попадаются по-настоящему интересные вещи, которые Ломаков пытается купить в музей (притом что денег на это нет). Внутри ангар напоминает цех умершего завода, в котором в результате перестройки решили сделать автосервис, задуманный, может, с размахом и надеждой на лучшие времена, но теперь тихо загибающийся под бесконечными наездами налоговой, бандитов и пожарников. Пыльно, грязно, захламлено, пусто, вперемежку стоят почти починенные, полупочиненные и совсем разваленные машины, запчасти к ним, приткнутые туда-сюда мотоциклы и неопознаваемые фрагменты каких-то механизмов.

При этом здесь стоят подряд Mercedes-Benz 540 K Йозефа Геббельса, Horch 835 Германа Геринга, ЗИС-110 патриарха Алексия I, "Чайка" патриарха Пимена, Mercedes-Benz 320 Мартина Бормана и Opel Kapitan Майкла Рокфеллера. Личный Mercedes Евы Браун не отреставрирован и не выставляется, но тоже в этой коллекции. Это все уникальные машины ручной сборки, top of the top лучших заводов, инженерная, дизайнерская и историческая ценность которых делает их даже не национальным, а мировым достоянием.

Почему так?

Не знаю. Возможно, некоторая непредрасположенность государства ко всему частному не дает ему возможности поддержать частный музей на достойном уровне даже тогда, когда оно этого хочет. Юрий Лужков когда-то сделал этому музею подарок — нашел для него землю в Люблино, и тут как посмотреть. Если бы Дмитрий Ломаков был нормальным бизнесменом, то есть продал эту землю, сдал в аренду, вообще распорядился ею как коммерческим активом, тогда бы этот подарок можно было рассматривать как царский. Но он не бизнесмен, а деятель культуры, и это очень трудный подарок — в Люблино людей особо не заманишь, а поднять большой пустырь между гаражных кооперативов без бюджета затруднительно. После Лужкова Дмитрию Ломакову государство уже не помогало. Ну, он чего мог — сделал. Перед нами вообще-то максимум того, чего может достичь пассионарный энтузиаст, если его никто не поддерживает, но это скорее грустное, чем вдохновляющее зрелище.

Понимаете, такие вещи по идее должны сами себя защищать. Это ведь высшие знаки престижа элиты общества, символы власти, богатства и преуспеяния. Это как фамильные бриллианты. Ну вот трудно себе представить, чтобы Rolls-Royce Черчилля догнивал в каком-нибудь гараже, в лондонских доках, рядом с пластмассовой бутылкой "помогите на реставрацию объекта". Как-то там получается, что общество само эти вещи ценит, холит их и лелеет. Это не музей бед Дмитрия Ломакова — он-то герой. Он хотел создать музей атомобильной техники в ее лучших образцах. Но получилось другое — очень специальный музей социальной истории России.

Как к нам попали машины Геббельса, Геринга, Бормана? Понятно как. Это трофеи. Horch Геринга принадлежал маршалу Рокоссовскому, потом он его подарил Герою Советского Союза летчику Николаю Самохину, а потом было еще с десяток владельцев. На машине Геббельса ездил первый секретарь компартии Эстонии Николай Каротамм. Трофей — вещь в принципе почетная, но не советский из Германии. Это было своего рода сравнительно узаконенное воровство — брать было можно, но в любой момент у тебя могли это отобрать, да и самого за это взять. Все эти машины сверхэлитарны, но элита советского общества — образование специфическое. Пока при власти — элита, потом — никто. Ну что такое Николай Каротамм, который сначала выселил из родной страны в Сибирь 80 тысяч эстонцев, потом в 1949 году был снят со всех постов и едва сам не посажен? Палач-временщик, которому дали мирно дожить в Москве в качестве старшего научного сотрудника Института экономики Академии наук. И чего ему в этой позиции делать с Mercedes-Benz Геббельса? Не было у его детей и внуков поместий, чтобы содержать эту уникальную машину, картошку на ней с дачи возили, пока не сгнила.

Это памятник советской элите, которая натащила из Германии фантастических трофеев, а потом всю жизнь боялась, что как бы и победа, а как бы и воровство, а потом сгинула в детях и внуках. Вообще, если приглядеться, там фантастические машины стоят вокруг ломаковского гаража. "Чайка" одна гниет на открытом воздухе, ЗИМы, BMW 1940-х годов, "Эмки" (Газ-М1, главная машина сталинской номенклатуры). Сначала ездили по работе, потом приватизировали, потом внуки стали пенсионерами — ну вот теперь пытаются продать. Такое кладбище автомобилей, которое на самом деле кладбище элиты.

Однажды в Дамаске я зашел на базаре в часовую лавку и поразился — там в навал валялись Rolex, Blancpain, Omega, 1930-х, 1970-х годов, грязные, давно вставшие, с потертыми ремешками. Я как-то не мог понять, почему в Европе их держат в сейфах и витринах, надевая только на приемы, а тут — вот так. Потом понял. Там элита как-то сохраняется, а в Сирии элиты режут и появляются новые. Режут и несут часы к старьевщику, а кто режет — новые покупает. Потом их опять режут. Ну вот у нас примерно то же самое. Люксовые машины сначала с помпой приезжают как трофеи, потом на них украдкой ездят на дачу, потом продают шоферу, потом он возит на них картошку, потом они долго гниют, потом их покупает Ломаков и пытается из ржавого металлолома воссоздать шедервы BMW и Horch.

Я думал — почему его не спонсируют? Может, потому, что людям неприятно думать, как их Ferrari и Bentley, символы их славы и величия, будут вот так же догнивать в каком-то сарае в Люблино? Но, господа, пока этот музей в таком состоянии, это совершенно неизбежно. Будущее ведь относится к нам примерно так же, как мы относимся к прошлому.