В концертном зале "Мариинский" на фестивале "Звезды белых ночей" выступил октет Берлинского филармонического оркестра. Стильной игрой немцев наслаждался ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Берлинские филармоники — оркестр-легенда. Но не из тех, что живут за счет славы прошлых поколений. Оркестр и теперь играет превосходно, а несколько камерных составов из числа его солистов — превосходны вдвойне. Октет — из той же когорты. Сочинения, с которыми музыканты выступили в Петербурге: Третья соната для струнных Джоаккино Россини, Quattro Fantasie Ханца Вернера Хенце и Септет ми-бемоль мажор Бетховена — подобраны умно и со вкусом. И точно так же сыграна каждая нота в них.
Такое впечатление, что огромный и с безупречной акустикой концертный зал "Мариинский" построен именно для таких концертов. Исполнительский стиль, который проповедуют берлинские музыканты, в акустике Мариинки-3 проявляет себя в полной мере: здесь piano прозрачно, forte слегка звенит, каллиграфия штрихов и динамические оттенки не смазываются даже на галерке. И в этот вечер все сошлось, как в паззле.
Играть как берлинский филармонический давно уже стало не просто исполнительским стилем, а типом мышления. Играть сильно и ясно, как они, — значит сильно и ясно мыслить: вроде бы во всем — кристальная логика интонирования. Но тут же обнаруживается столь же логично отстроенная схема нарушения этой логики. В результате ясность не превращается в пресность, а сила — в нахрап.
Нужно признать, что столь разные сочинения программы были сыграны Октетом схожим звуком и однотипной артикуляцией. Возможно, потому что их объединяет общая интенция — авторы хотели написать броскую, эффектную вещь. Все опусы относятся к ранним периодам творчества композиторов (россиниевская соната написана композитором аж в двенадцать лет) и отличаются свежестью мысли и чистотой формы. В результате аполлонический Россини и угловатый модернист Хенце оказались друг с другом "одной крови". К ним же примкнул и Бетховен. Его Септет — шестичастное сорокаминутное сочинение, в основе которого лежит барочная сюитность с идеей прогулки по насторениям-аффектам. Берлинцы лихо пробежались по ним, уделив по пути должное внимание каждой трели, каждой мелодической виньетке. Даже на fortissimo тембры их инструментов не слипались в звуковую кляксу, а составляли отрадное уху многоцветие звучности. А в тишайших местах звук как бы отрывался от инструментов и доносился сразу отовсюду — едва слышный, но отчетливый.
"Звезды белых ночей" вообще фестиваль не для середнячков, и высококлассных музыкантов здесь хватает. На этом фоне, с каждым концертом норовящем перерасти в рельеф, музыканты из Берлинского филармонического выделились не собственно мастерством, а чувством "фирменного" стиля — того, что заложен в генетическом коде оркестра, который наследует каждое следующее поколение его музыкантов. Главное, что Октет привез в Петербург — именно этот стиль.