Очередное обострение чеченского кризиса совершенно обоснованно вызвало обострение вопроса об ответственности власти за этот кризис. Проблема в том, где кончаются непреодолимые обстоятельства и начинается ответственность правительства, где кончается конструктивная критика власти и начинается беспринципное паразитирование на национальной беде.
Злой рок
Парадоксальность либеральной позиции по отношению к чеченской кампании в том, что к проблемам Чечни и проблемам экономических тягот применяется принципиально различная логика, хотя в плане глубинных причин сходство здесь достаточно велико. В плане экономическом признается, что коммунизм сходит со сцены не иначе, как оставив после себя выжженное пространство, хаос и разруху — 1991 год. Спасти ситуацию удается лишь болезненными мерами наподобие либерализации цен, признаваемой горьким, но необходимым лекарством. В плане политическом такого понимания почему-то не проявляется. Между тем еще до осознания того, какое хозяйственное наследство оставит по себе коммунизм, обществу являлось предчувствие, каким будет политическое наследство. Кабаковский "Невозвращенец" довольно точно отразил страхи общества, опасавшегося возникновения на месте СССР всеобщего гуляй-поля. Там резиденция атаманши Маруси, там — Тютюнника, там — батьки Ангела. Реальность принесла только одну атаманшу Марусю — в лице Дудаева. По сравнению с тем, чем на самом деле грозил распад СССР, это был еще очень легкий исход, и потому в эйфории избавления на дудаевскую Чечню обратили даже меньше внимания, чем на сгоревшие вклады.
Тем не менее платой за мирное разрешение глобального кризиса 1991 года оказалось образование на территории России анклава, где грабеж, а равно иные формы тяжких преступлений являются экономической основой существования. На вопрос о том, почему анклав не был придушен в зародыше, есть простой и ясный ответ — потому что у России не было армии. Были многочисленные отряды людей с оружием и в погонах, но армии, т. е. людей, беспрекословно отправляющихся воевать куда велено, — не было. Когда коммунисты рассуждают о преступной политике российских властей в Чечне в 1991 году, они явно не учитывают, что если бы тогда нашлись средства и воля жестко управиться с дудаевцами, то еще раньше они нашлись бы для управы с коммунистами. По сходным причинам и тех и других оставили в покое, в глубине души надеясь, что само рассосется.
Глупость
С тех пор вопрос об ответственности российского правительства в случае с Дудаевым сводится к вопросу, могло ли рассосаться. Если могло (т. е. если пиратам свойственно вдруг по собственной душевной инициативе осознавать преимущества мирного рыболовства и честной торговли), то, согласно либеральной логике, никакой крайней необходимости применять к дудаевской республике Веселого Роджера силовые средства не было. Применение же силы без крайней необходимости, конечно, есть преступление. Если бандитам более свойственно руководствоваться принципом "отчего не воровать, коли некому унять", тогда необходимость была. То, что с Дудаевым рано или поздно придется кончать, было очевидно для всех, кроме совсем уж беззаветных любителей свободолюбивого терроризма и бандитизма, но трудно понять, почему для того был избран наихудший способ. Власть так и не дала ответа на вопрос: "Да, Дудаев — террорист и негодяй, но если его терпели три года, то нельзя ли было потерпеть еще немного, чтобы лучше подготовиться к кампании и не превращать ее в бессмысленную мясорубку?".
Вина власти тут в незлонамеренном, но по своим последствиям крайне тяжком непонимании простого обстоятельства. Осознание бесспорного национального интереса — не терпеть на своей территории суверенного разбойничьего притона — само по себе еще не гарантирует немедленной реализации этого интереса, а требует основательных сил и средств. Давний национальный грех шапкозакидательства сказался тут во всей своей силе. Вина российского руководства в том, что эту войну оно ведет так же, как вели почти все российские правители почти все предшествовавшие войны, т. е. отвратительно. Разница в том, что сегодня в России наличествуют политическая свобода и независимые СМИ. В этих условиях отвратительное ведение войны оказывается для государства самоубийственным, ибо оно получает от оппозиции второй фронт в тылу. Между тем — судя по поведению высшего российского руководства — этот последний нюанс им не ощущается, что вплотную приближает нас к такой квалификации, как "преступная неосторожность".
Измена
Проще всего ответить на вопрос о злонамеренности правительства. Обвинение в сознательном развязывании войны, как оно звучит из уст оппозиции, предполагает, что целью является не столько победа, сколько сама война, точнее — порождаемые ею обстоятельства, как-то: патриотический угар, ограничения свобод, возможное введение чрезвычайного положения, расправа с оппозицией, а главное — отмена выборов.
С правовой точки зрения, как раз субъективную злонамеренность доказать довольно трудно, если, конечно, не применять к власти презумпцию злонамеренной умышленности всякого ее действия и бездействия. Тут не слишком помогает даже общепринятое в политической полемике объективное вменение, согласно которому, если порожденные войной обстоятельства в некоторых случаях приносят правительству некоторые выгоды, то, следственно, оно этой войны субъективно желает именно ради этих выгод. Выгоды, которые якобы получило правительство (чрезвычайное положение, ограничения свобод, отмена выборов etc.) существуют отнюдь не в реальности, а разве что в фантазиях оппозиционных политиков. Зато сами эти политики получили благодатнейшую почву для критики и обвинений, так что решаемый путем объективного вменения вопрос, кто — в преддверии выборов — более заинтересован в военных неудачах, может поставить в неловкое положение как раз оппозицию.
Рассмотрение кизлярского казуса, когда банда Радуева беспрепятственно вошла в город, вызвало у Григория Явлинского, глаза которого горели на телеэкране злым торжеством, тот вывод, что просто так подобных провалов не бывает и что все это элементы единого плана — отмены выборов. В интервью иностранным телекомпаниям он был еще более категоричен.
Однако, если не считать, что хитроумные (но при этом обязательно губительные для себя) планы способен составлять один Ельцин, а допустить способность к планированию и у Дудаева, возможно другое объяснение радуевского набега. С назначением нового командующего в Чечне и явными российскими военными приготовлениями естественно было ожидать очередной попытки покончить с чеченской армией. В этой ситуации Дудаев, памятуя о пацифистском взрыве годичной давности и приступе мазохистского ликования по поводу Буденновска (Басаева произвели в блаженные миротворцы), решил еще раз применить прием "помощь придет из Думы", чтобы планируемое наступление захлебнулось, не начавшись.
Похоже, что Дудаев сорвал резьбу и эффект получился не столь пацифистским. Справедливости ради надо отметить, что, предлагая правительству немедленно и безоговорочно вывести войска из Чечни (т. е. смириться с наличием неподконтрольных террористических баз на собственной земле), коммунисты и Явлинский сделали все, чтобы угроза чеченского террора стала неизбывной и постоянной. Сознательной злонамеренности здесь также, вероятно, не было, но было откровенное признание, что они готовы играть на пару с любым объективным союзником в борьбе с правительством, сколь бы омерзительным он ни был. Такая радостная готовность оппозиции извлекать профит из национальной беды способна придать некоторую привлекательность даже шапкозакидательскому правительству.
МАКСИМ СОКОЛОВ