Начавшийся почти три года назад масштабный процесс реструктуризации российского нефтяного комплекса практически завершен. Поступили в рассылку постановления правительства РФ об образовании компаний "Роснефть" и "Сибнефть", и осталась лишь одна компания, по поводу которой правительство пока не высказалось, — "КомиТЭК". Но поскольку уже нет сколько-нибудь важных "бесхозных" объектов, на которые "КомиТЭК" могла бы претендовать, можно считать, что российский нефтяной пирог наконец-то поделен.
Этот пирог разделили на гораздо большее число частей, чем предполагалось изначально, причем они сильно отличаются друг от друга по размерам, что стало естественным следствием бурного роста числа претендентов в процессе дележа и разной степени их влиятельности. Разумеется, не обошлось без обиженных, которых вряд ли устроит эта роль, и поэтому они склонны рассматривать нынешний финиш нефтяного марафона лишь как промежуточный. Более того, существуют достаточно влиятельные силы, вынашивающие план деприватизации отрасли. Но как бы то ни было на сегодняшний день структурную реформу сверху можно считать завершенной, и дальнейшее развитие компаний будет в большей степени зависеть от их деятельности на рынках, чем от способности их руководителей и прочих заинтересованных лиц интриговать в коридорах власти. По крайней мере логично так предполагать, хотя российская действительность и чревата непредсказуемыми коллизиями.
Нужда заставила жить как все
Принципиальная схема вертикально интегрированных нефтяных компаний с полным производственно-коммерческим циклом — от геологоразведки до бензоколонки — при всей ее новизне для России придумана отнюдь не в московских кабинетах. Точнее, она и вовсе не придумана, а постепенно (в течение многих десятилетий) складывалась в процессе относительно свободного развития нефтебизнеса в условиях рыночной экономики западных стран. В результате именно нефтяные компании (Shell, Exxon, BP) стали там крупнейшими во всем промышленном секторе. Таким образом, когда встал вопрос о реформировании российской "нефтянки", не потребовалось изобретать велосипед — западная схема была взята за основу и совмещена с процессом приватизации.
Однако чтобы события начали развиваться в нужном направлении, потребовалось стечение целого ряда обстоятельств. Прежде всего следует напомнить, что относительно благополучное функционирование советской экономики в течение "застойных" десятилетий базировалось в основном на экспорте нефти. Ее добыча, казалось, стабильно нарастала и в 1987 году достигла 569,7 млн тонн. Однако далее начался постепенный спад, перешедший затем в обвальный: в 1992 году объем добычи нефти составил лишь 393,4 млн тонн с тенденцией к дальнейшему снижению. Разумеется, падение производства имело место во всех отраслях, но ввиду фундаментального значения для страны нефтяного комплекса именно он первым вызвал серьезную обеспокоенность властей. Выяснилось "вдруг", что активная разработка месторождений без применения современных технологий привела к их преждевременному истощению, что оборудование износилось, а на новое нет денег, как нет их и на разведку новых залежей сырья. Словом, всем стало ясно, что с "нефтянкой" надо что-то делать.
Все это происходило на фоне быстрого развала командно-административной системы, а затем и СССР.
Популярнейшими лозунгами дня были переход к рыночной экономике и самостоятельность предприятий, а атмосфера в обществе была такова, что даже министерская (отраслевая) бюрократия впала в растерянность и не смела против них возражать. В СССР предприятия нефтяного комплекса традиционно относились к разным ведомствам: нефтедобытчики подчинялись Миннефтегазпрому, переработчики — Миннефтехимпрому, сбытовики — Госснабу. Но когда эти структуры прекратили свое существование, все они оказались в Минтопэнерго — вместе с газовиками, угольщиками и энергетиками. Именно тогда и встала на повестку дня вертикальная интеграция. Если бы дело происходило сейчас, то весьма вероятно, что оправившаяся от потрясений бюрократия организовала бы одну большую компанию, своего рода мини-министерство, включающее в себя все предприятия добычи, переработки и сбыта нефти и нефтепродуктов. Но тогда возобладала идея пяти-шести крупных компаний, по объемам производства сопоставимых с западными аналогами. Она и была закреплена в указе президента РФ, вышедшем в конце 1992 года.
Три кита российской "нефтянки"
В своем указе президент велел для начала создать три вертикально интегрированные компании — "ЛУКойл", ЮКОС и "Сургутнефтегаз" (соответствующие постановления правительства вышли в апреле 1993 года). Как показало время, эти компании являются первыми не только по рождению и объемам добычи, которые они имели изначально, но и по дееспособности. Об этом свидетельствует, в частности, то, что только в них наметился переход к унитарной структуре управления, принятой во всех западных компаниях. Не случайно, видимо, и то, что "ЛУКойл" и ЮКОС вышли победителями в борьбе, которую вели на протяжении текущего года за включение в их состав ряда добывающих предприятий. Так, за "Пермьнефть" с "ЛУКойлом" сначала конкурировала "Славнефть" при активной поддержке своего председателя совета директоров — одного из влиятельнейших деятелей нефтяной промышленности первого заместителя министра топлива и энергетики Анатолия Фомина. Однако даже его усилия ни к чему не привели. На следующем этапе дележа нефтяного пирога "Пермьнефть" вместе с АО "Самаранефтегаз", на которое претендовал ЮКОС, предполагалось использовать как разменную монету в играх более высокого уровня. В частности, в нефтяных кругах упорно циркулировали слухи, что идеологи создания "Сибнефти" планируют "обеспечить" передачу этих двух предприятий "Роснефти" в качестве компенсации за изъятый у нее "Ноябрьскнефтегаз". Если такая попытка и имела место, то она не удалась. В результате обе компании ("ЛУКойл" и ЮКОС) вышли из подковерной борьбы не только без потерь, но и с серьезными приобретениями. Первая из них укрепила свое положение лидера российской нефтедобычи, на четверть увеличив ее за счет присоединенных предприятий, а вторая по этому показателю перешла с третьего на второе место. Кроме того, эти компании получили уникальную для российской нефтяной промышленности возможность в рамках своих структур сформировать территориальные промышленные комплексы, так как получили в свое распоряжение добывающие предприятия именно в тех регионах, где располагаются их перерабатывающие мощности: ЮКОС — в Самаре, "ЛУКойл" — в Волгограде и Перми.
Несколько особняком в "большой тройке" российских нефтяных компаний стоит "Сургутнефтегаз". Доминантой в стратегии его развития является опора на собственные силы. Именно поэтому компания не создает совместных предприятий, не претендует на иностранные кредиты, не планирует выходить со своими акциями на западные фондовые рынки. Люди, хорошо знающие ситуацию в компании, полагают, что такая стратегия целиком и полностью определяется сибирским менталитетом ее президента Владимира Богданова, который считает "Сургутнефтегаз" самодостаточной структурой. На бытовом уровне это умозаключение хорошо иллюстрируется недавним высказыванием г-на Богданова по поводу своего житья-бытья в Сургуте: "Я счастлив, что могу ходить на работу пешком".
Выше уже отмечалась тенденция к унитарности управления как одна из основных черт трех ведущих нефтяных компаний. Но и здесь "Сургутнефтегаз" отличается от "ЛУКойла" и ЮКОСа. Если в двух последних ведется работа по обмену акций дочерних предприятий на единые акции компании и готовится реорганизация управления, то в Сургуте ничего этого пока не делается, а проблема консолидации структур и повышения управляемости решается исключительно на основе высокого авторитета президента, личность которого для компании без преувеличения можно назвать харизматической.
Второй эшелон
Второй этап образования нефтяных компаний (1994) вроде бы продолжил стратегию пяти-шести крупных компаний, поскольку 5 мая вышло постановление правительства об учреждении Сибирско-Дальневосточной нефтяной компании ("Сиданко"). Новообразованная структура в общем соответствовала статусу нефтяной компании мирового масштаба по объемам запасов и производства и по возможностям осуществлять в полном смысле слова глобальную стратегию своего развития. Кроме деятельности на перспективных российских территориях (Восточная Сибирь и Дальний Восток), которую "Сиданко" должна была начать после включения в ее состав перерабатывающих и сбытовых предприятий, она, в принципе, могла рассчитывать на доступ в Прикаспийский регион (а оттуда и на Ближний Восток) и в Азиатско-Тихоокеанский.
Однако идеологи создания российских компаний только мирового масштаба забеспокоились. Наиболее четко это беспокойство выразил президент "Роснефти" Александр Путилов в начале августа: "Сегодня мы имеем все увеличивающееся число аморфных нефтяных компаний, многие из которых созданы только на бумаге". Говоря так, г-н Путилов имел в виду прежде всего структуру "Сиданко" — отсутствие четкой технологической связи между предприятиями (разбросанными по всей стране) вызывает сомнения в ее устойчивости. По сути, "Сиданко" было отказано в роли продолжателя тенденции "самых крупных и самых лучших".
Кроме того, оснований сомневаться в том, что процесс пошел "не туда", добавило учреждение в качестве подарка Виктора Черномырдина землякам Оренбургской нефтяной акционерной компании ("Онако") в составе "Оренбургнефти" и Орского НПЗ. Поводом для сомнений стали не только явно недостаточный масштаб компании (ежегодные объемы добычи в 7,5 млн тонн и переработки — в 4,5 млн тонн) и столь же явное отсутствие технологической связи (между предприятиями отсутствует прямая труба, поскольку "Оренбургнефть" качает продукцию на запад — в Поволжье и дальше, а Орский НПЗ работает на сибирской нефти). "Если завтра мы будем иметь 16-20 региональных и субрегиональных компаний, дикая конкуренция просто не позволит нам выжить", — тогда же, в августе, заявил президент "Роснефти", имея в виду помимо уже учрежденной "Онако" множащиеся на глазах проекты создания других региональных компаний (преимущественно вокруг перерабатывающих заводов).
Кардинальным средством предотвращения организационного обвала должно было стать учреждение еще одной, последней компании. Она должна была не только стать самой крупной производственной компанией, но и приобрести статус национальной, т. е. стать надпроизводственной структурой, взявшей на себя существенную часть функций Минтопэнерго и призванной блюсти в отрасли государственные интересы. Однако перспектива появления "большого брата" весьма не устраивала уже окрепших свободных членов нефтяного сообщества — "ЛУКойл", ЮКОС и "Сиданко" ("Сургутнефтегаз" по обыкновению молчал), и началась борьба за всеобщее равенство нефтяников перед государством.
Как из большой "Роснефти" сделали маленькую
Принципиальной победой в борьбе с идеей большой "Роснефти", наделенной эксклюзивными полномочиями (именно на базе ГП "Роснефть" и планировалось создать Российскую национальную нефтяную компанию — РННК), можно считать президентский указ от 1 апреля "О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний". Борцы за равенство добились отсутствия формулировки "национальная нефтяная компания". Однако если уж хоронить ННК, то капитально — чтобы у "Роснефти" с объемами добычи намного более 60 млн тонн в год и предусмотренным указом правом на реализацию государственной доли углеводородов по соглашениям о разделе продукции (от 20 до 60 млн тонн в год) не возникало впредь желания добиваться дополнительных полномочий.
Конечно, борьбу с "Роснефтью" стимулировали не только общестратегические соображения. "ЛУКойл" с ЮКОСом заботила проблема пополнения своего состава соответственно "Пермнефтью" и "Самаранефтегазом", которые могли уйти под "большого брата". У "Сиданко" же задача была более фундаментальная: необходимо было возвратить системообразующее звено — "Пурнефтегаз", без которого компания теряла свое стратегическое лицо, — и обеспечить получение всей дальневосточной нефтяной инфраструктуры целиком (в противном случае реализация планов компании в этом регионе во многом становилась проблематичной).
Поэтому окончанием этой многомесячной эпопеи с РННК можно считать образование в августе Тюменской нефтяной компании (ТНК) — по сути, половинкой большой "Роснефти". Стоит отметить, что учреждение тюменской (по названию) компании также мотивировалось заботой о нефтяной отрасли, так что ТНК — прежде всего нефтяная, а уже потом региональная компания. (Лишним подтверждением общеотраслевого статуса ТНК служит присутствие в ее составе Рязанского НПЗ, а тюменская администрация выступала в этой борьбе на правах одной из нефтяных инстанций.) Кроме того, вполне можно предположить, что "деление" большой "Роснефти" было неким компромиссом (чтобы не пугать коллег-конкурентов слишком большим ее масштабом), и в дальнейшем могло предполагаться слияние искусственно разделенных половинок — необязательно в форме компании, это могла быть и ФПГ, например.
Еще одним свидетельством достижения компромисса является то, что в августе нефтяники, все уже поделив, шли на подписание постановлений об окончательных структурах компаний единым фронтом. Единственной пострадавшей от внутренних разборок структурой осталась "Сиданко", которой от раздела пополам РННК на Тюменскую компанию и среднюю "Роснефть" ничего не досталось — нефтяники солидарно предпочли дееспособную "Роснефть", но это уже дела семейные.
Вдруг откуда ни возьмись появилась... "Сибнефть"
Увлекшись внутренними разборками, нефтяники совсем упустили из виду ненефтяные регионы. Один из таких регионов — Омская область — преподнес им сюрприз, парализовавший на несколько недель всю работу по формированию компаний: появился президентский указ, предписывающий учредить Сибирскую нефтяную компанию ("Сибнефть"), которая фактически встала поперек всему нефтяному комплексу. Трудно сказать, что стало решающим в неожиданном "явлении" "Сибнефти". По крайней мере, желание омской администрации иметь собственную компанию и нежелание ныне покойного Ивана Лицкевича (руководителя Омского НПЗ) и Виктора Городилова (руководителя "Ноябрьскнефтегаза") попадать под руку "Роснефти" (а точнее, под руку ее президента Александра Путилова) сыграли свою роль. Кстати, неприязненные личные взаимоотношения между Городиловым и Путиловым породили немало слухов о проектах различных нефтяных компаний, начиная от слияния "Ноябрьскнефтегаза" с "Сургутнефтегазом" или "Сиданко" и заканчивая объединением с краснодарскими нефтяными структурами.
Тем не менее все эти условия — только необходимые, но отнюдь не достаточные для реализации столь масштабного нефтяного проекта непосредственно в аппарате президента (чуть ли не в его приемной) минуя формальные и неформальные нефтяные инстанции. Кстати, если уж упомянута масштабность проекта "Сибнефти", то нелишне будет вспомнить, что в первоначальном варианте в ее составе фигурировали, наряду с "Ноябрьскнефтегазом" и Омским НПЗ, также "Пурнефтегаз" и краснодарские нефтепредприятия, и, судя по всему, только в последний момент вышедшему из нокдауна Минтопэнерго удалось отбить для "Роснефти" хоть что-нибудь. Так что поддержка омичам была оказана фундаментальная. Однако поддержана была именно компания, а не некая аморфная региональная структура. Еще в июле "Сибнефть" фигурировала в официальных документах в качестве ФПГ на базе Омского НПЗ, и только изменение ее статуса в проекте придало ему необходимую пробивную силу, в буквальном смысле сломившую сопротивление Минтопэнерго и нефтяников вообще.
Нефтяники сами выпустили регионального джина из бутылки и с трудом загоняют его обратно
Выход указа по "Сибнефти" дал нефтяному движению в регионах новый импульс. Идея региональной компании оказалась весьма плодотворной и способствовала реализации других региональных проектов. Вновь воспрянули духом администрации, издавна отстаивающие свой приоритет над нефтяными предприятиями. Ранее власти настаивали на своем праве просто руководить исторически оказавшимися на их территориях предприятиями и только как крайний случай рассматривали варианты мягкой интеграции этих предприятий в ФПГ. Пример "Сибнефти" послужил им хорошим уроком. Аналогичную тактику успешно применила нижегородская администрация, вовремя переоформившая свои претензии на перерабатывающий завод "Норси" в проект нефтяной компании "Норси-ойл" и получившая соответствующее постановление правительства.
И вновь под ударом оказалась многострадальная "Роснефть", благо нефтяники немало постарались, доказывая, что ее можно и нужно бить. К тому же она очень вовремя трансформировалась из большой в малую, быстро проскочив среднюю стадию. Руководствуясь принципом "падающего толкни", нефтяники решили отрезать от ослабшего госпредприятия и оставить себе новые куски. Сразу воспрянула духом Республика Коми, принявшаяся с новой силой доказывать свое историческое право на лидерство в освоении Тимано-Печорской нефтегазоносной провинции (что подразумевало получение "Архангельскгеологии", которую "Роснефть" считала практически своей). Действительно, если обратиться к истории, "Коминефть" — основа компании "КомиТЭК" — обязана своим появлением нефтекомбинату МВД (в просторечии "зона"), для которого еще в 70-е годы были разработаны планы освоения этой территории. Кстати, планировавшиеся тогда для "Коминефти" объемы добычи нефти удивительно точно совпадают с сегодняшними проектами освоения Тимано-Печоры — 25-30 млн тонн в год.
Мотивировка предпринятого в сентябре нового наступления "КомиТЭКа" на Тимано-Печорскую провинцию является синтезом тех еще союзных планов (раз "Коминефть" создавалась для освоения Тимано-Печоры, то она и должна там работать) и новых веяний (у региона должен быть один экономический хозяин). Однако "Роснефть" быстро оправилась от очередного "усечения" и сумела доказать Архангельской и Ненецкой администрациям, что лучше иметь дело с чисто производственной компанией, чем с "КомиТЭКом", за которым стоит администрация Республики Коми. Сыграл свою роль и чисто производственный аргумент, предназначенный уже для федеральных властей: если тогда (в 70-80-е годы) "Коминефть" не справилась с поставленной задачей, то и теперь от "КомиТЭКа" ждать результатов не приходится. Кроме того, видимо, сказали свое слово зарубежные инвесторы (вес этого слова — более $50 млрд, вложенных в освоение Тимано-Печоры), нашедшие общий язык с "Роснефтью", которые очень не любят менять партеров.
У Москвы операция на "Роснефти" вроде бы получалась лучше. Оставшаяся без основных объемов добычи, компания формально не могла удерживать Московский НПЗ и публично от него отказалась. Следующим шагом должна стать передача городу госпакета акций завода (то, о чем московская мэрия мечтала на протяжении почти трех лет), согласие на которую федеральных властей уже получено и ожидается лишь ее оформление. Логичным завершением этого процесса может стать учреждение Москвой компании на базе НПЗ (аналогичной "Норси-ойл"), а затем уже формирование "Мостатнафты" — ФПГ с "Татнефтью".
Однако события последних нескольких дней заставляют сомневаться в таком безоблачном для Москвы течении дел. Как стало известно Ъ, "Роснефть" предпринимает попытки сменить руководство завода, державшего все это время сторону мэрии, и уже частично добилась своего — вчера директор НПЗ Владимир Самохвалов подал министру топлива и энергетики России Юрию Шафранику прошение об отставке. Ну а поскольку окончательное решение о передаче Москомимуществу госпакета акций завода еще не принято, "Роснефть" еще многое может успеть сделать.
Стабильность превыше целесообразности
Итак, российская нефтяная промышленность поделена на компании. Можно очень долго и справедливо рассуждать о неоптимальности произошедшего с точки зрения экономической целесообразности. Однако, во-первых, в стране никогда, даже в самые светлые советские времена, не существовало оптимальных связей между добычей, переработкой и сбытом нефти и нефтепродуктов. Во-вторых, такие связи вообще не создаются распоряжениями сверху, а формируются годами и десятилетиями в процессе свободного развития рынка. Поэтому не стоит требовать невозможного от федеральных властей. Главное, что они могли сделать и сделали в данной ситуации — это создание более или менее приемлемых стартовых условий для новых структур. Правительству можно пожелать только одно — не возвращаться более к перетасовкам предприятий и дать компаниям стабильную возможность самостоятельного развития.
АЛЕКСЕЙ Ъ-СУХОДОЕВ, АЛЕКСАНДР Ъ-ТУТУШКИН