С прибылью, но не в плюсе

Сторонний наблюдатель может сделать вывод, что российский фондовый рынок пережил свои самые сложные времена. По крайней мере, процесс безудержного падения закончился, а в благоприятных внешнеэкономических условиях индекс и вовсе демонстрирует достаточно уверенный рост. Насколько сегодняшняя ситуация благоприятна для возвращения на рынок частного инвестора? Как в конечном итоге кризис изменил этот инструмент? Эти вопросы на очередном «Консилиуме» «Ъ-Finance» обсуждали профессиональные трейдеры, представители банковской системы и инвестиционных компаний.

На консилиум, состоявшийся 16 июня, собрались заместитель председателя правления Первобанка Денис Хадеев, заместитель генерального директора инвестиционной компании «Перспектива плюс» Ирина Афанасьева, директор самарского филиала Инвестиционной компании «БКС» Валентина Платонова, исполнительный директор ГК «Алор» Екатерина Фойт. Вел встречу генеральный директор ЗАО «„Коммерсантъ“ в Самаре» Андрей Федоров.

Андрей Федоров. Все мы видим, что последнее время на фондовом рынке происходят достаточно активные процессы. Можно даже наблюдать рост, но лично меня его объемы несколько смущают. Было бы интересно услышать ваше мнение — можно ли говорить о том, что к нам вернулся тот инструмент, который был потерян в результате прошлогоднего падения?

Денис Хадеев. Сначала я хотел бы возразить по поводу того, что смущают объемы роста. На самом деле, в бумагах они хорошие, в количестве бумаг оборот выровнялся с докризисным, в деньгах тоже большой оборот — до 40 млрд руб. и больше по отдельным бумагам, например Сбербанк и Газпром. Был сильный провал в ликвидности рынка осенью, сейчас его объемы и емкость практически полностью восстановились. Может быть, это не те объемы, которых нам всем хотелось бы, но тем не менее. Сейчас мы имеем хороший спекулятивный рынок, он для тех людей, которые готовы рискнуть: волатильность высока, движения хорошие, они позволяют заработать. При этом глобально рынок находится в самом низу, поэтому еще есть уверенность в стратегии зарабатывать от покупок: акции в целом недооценены, можно и агрессивно торговать, ловя какие-то локальные волны, и просто формировать портфель на более долгосрочный период. Если же говорить о другой стороне фондового рынка, а именно как об инструменте для реальных предприятий, то, конечно же, он пока остается закрытым. Думаю, что о таком явлении, как IPO, лет на 5-7 мы можем вообще забыть. Рынок корпоративных облигаций тоже потихоньку сжимается и умирает по причине того, что предприятия второго-третьего эшелона либо гасятся, либо уходят в дефолт. Все помнят 56 дефолтов по корпоративным бумагам, и, наверное, больше никто никогда не откроет лимитов по средним заемщикам, которые на самом деле очень активно пользовались этим инструментом последние 3-4 года, привлекая деньги в свой бизнес. Думаю, что рынок корпоративных облигаций для предприятий оживет не раньше чем через 3-4 года. Процесс восстановления будет тяжелым. Между тем для инвесторов облигационный рынок пока достаточно привлекателен. Наверное, не так, как осенью, когда существовали немыслимые возможности по доходности. Но тем не менее возможности, которые предлагаются там сегодня, существенно выше, чем по банковским вкладам. Это хорошая альтернатива для размещения свободных денежных средств на короткий и средний период. Длинных бумаг с хорошей доходностью практически не осталось, либо они вызывают сомнение. А средние бумаги с погашением в этом году есть. Сейчас этим активно пользуются и банки, и частные клиенты, и компании.

Ирина Афанасьева. Хочу добавить — рынок остался, его инструменты как таковые тоже остались. Так или иначе, все, что происходит на рынке, следует законам диалектического материализма: после роста идет падение, после падения — рост. Фактически то, что мы видели с 2000 года, это был большой период роста. И люди, работая на растущем рынке, уже привыкли, что, инвестируя средства в какое-либо предприятие, ты практически гарантированно получаешь прибыль. Речь шла только о размере этой прибыли. А сейчас на рынке попросту надо менять тактику. Он становится спекулятивным. Но на самом деле тактику на рынке надо менять регулярно, и методы тоже, потому что экономическая ситуация меняется. А с точки зрения того, что рынок всегда выполнял функцию перераспределения ресурсов за счет выпуска инструментов для привлечения денег — эта его функция пока еще не восстановилась.

В поисках ликвидности Андрей Федоров. А чем обусловлен рост, который сейчас происходит?

Ирина Афанасьева. Ростом ликвидности. Что делали все государства мира для борьбы с кризисом? Они фактически стимулировали ликвидность. Наполняли экономику денежной массой. А рынок — он материалистичен. На нем идет рост, когда там много денег. И если есть свободные средства, люди вынуждены их куда-нибудь размещать, например в банки. Но так или иначе они все равно попадают на фондовый рынок.

Денис Хадеев. На мой взгляд, причина роста другая. На самом деле денег не появляется. Их как не было, так и нет, мы испытываем жесточайший кризис наличности. Оборачиваемость средств упала. Российский рынок не растет, он просто немного отыгрывает относительно своего падения. Если вы помните, зимой мы показали абсолютный рекорд падения. На рост, который есть сегодня, люди смотрят с самого дна, и от той точки он действительно вырос на 100%. Но если вы, условно говоря, встанете на график индекса РТС и ММВБ годовой давности, пусть даже не на самый пик, и посмотрите на точку, где мы сегодня, — окажется, что мы как были на дне, так там и находимся. И поэтому весь рост, который сейчас происходит, идет без притока денег. Обороты есть, притока денег нет. Просто произошла пере-

оценка активов в голове. Как могло получиться так, что Газпром стоил 80 руб., а потом вдруг стал стоить 175 руб.? Просто поняли, что слишком сильно уронили цену, и решили ее поднять: ведь не может такой гигант стоить как сеть кофеен в Австрии. А денег не появилось ни в банках, ведь они по-прежнему не кредитуют, ни у клиентов. Нет избытка наличности, которую бы пускали на фондовый рынок.

Валентина Платонова. Тем не менее частные инвесторы с фондового рынка никуда не делись. Понятно, что их операции — это малая толика в общем биржевом обороте. Но для того, чтобы было движение на рынке, нужно вливание денег. Оно и происходит. Брокерские компании наблюдают не отток клиентов, а их приток, приток свежей денежной массы. Конечно, этот денежный приток невелик по сравнению с денежной массой, которую могут обеспечить те же инвестиционные фонды, но все же свежие деньги есть, за счет чего можно развиваться.

Ирина Афанасьева. По сравнению с ноябрем прошлого года ликвидности прибавилось, т.к практически все государства мира запустили печатный станок. Фондовый рынок и сырьевые товары оказались тем инструментом, в который сейчас люди готовы вкладывать средства, потому что это короткий инструмент. Однако если банки кредитов не дают — нет роста экономики, то есть сегодня на фондовом рынке присутствуют только короткие деньги. И потому рынок сегодня и спекулятивный, ведь он действительно не подкреплен никакой экономической составляющей. Есть определенное количество денежных средств, которые вкладываются в короткие спекулятивные инструменты. Для защиты от инфляции, к примеру.

Андрей Федоров. Я считаю, что Газпром может стоить дешевле, чем сеть кофеен в Австрии. Потому что они фиксируют колоссальные убытки, а сеть фиксирует прибыль. И значит, она логически более привлекательна.

Валентина Платонова. Но не надо забывать про основные средства, которые тоже стоят денег...

Андрей Федоров. И все же к разговору о неподкрепленности экономическими показателями. Яркий пример — вчера была опубликована отчетность, что Западная Европа сократила использование российского газа на 25%, а это никоим образом не повлияло на котировки Газпрома. Это указывает только на то, что стоимость не имеет никакой экономической подоплеки, только спекулятивные движения. Потому что никому не нужны основные средства, разбросанные по Ямалу и Сибири, если использование этих основных средств вводит вас в колоссальные убытки.

Ирина Афанасьева. Это второй кризис на моей памяти. И он показал, что так или иначе в сложный момент фондовый рынок дает возможность получить хоть какую-то ликвидность, в отличие, например, от основных средств. Потому что люди могли продать ценные бумаги , пусть с огромными убытками, но какое-то количество наличности они могли из рынка изъять, например, чтобы погасить проценты по кредиту.

Денис Хадеев. Я полностью согласен. Это пересекается с нашей прошлогодней встречей, когда мы спорили о том, являются квартиры ликвидным вложением или нет. Тогда почти все сошлись на том, что это неликвидное вложение, потому что цены неминуемо упадут. Так и получилось: сейчас продать элитное жилье невозможно ни под каким соусом. Чем хорош фондовый рынок — у него есть цена, это тот товар, который можно продать. Многие производственные активы — фактически мертвые деньги, это ноль. В условиях кризиса тем более. А деньги, вложенные в акции, можно вернуть. Пусть даже с потерями. И еще чему научил нас кризис — в России создали эффективную и полезную систему рефинансирования. Фондовый рынок заставил обратить на себя внимание правительства, Центробанка. Много бумаг было внесено в ломбардный список, в формировании которого участвовал ЦБ. Таким образом ликвидность насыщается. Если нужно, сегодня акции можно даже не продавать, а заключить, например, сделку РЕПО, и это возможность получить денежные средства на какой-то период времени. Поэтому в принципе для российской финансовой системы этот кризис оказался очень поучительным.

Ирина Афанасьева. В ходе кризиса 1998 года и рынка еще не было, и мы не так далеко ушли от тяжелой жизни. И эмоционально все переносилось тяжелее. Потому что тогда мы только начали жить по-новому, а потом все упало в тартарары. Для кого-то это была полная трагедия. Этот кризис не только наш, это — мировой кризис . Все жили не по средствам. И нас, скажем так, фактически только зацепило, мы не успели по полной влезть в жизнь взаймы. Нам еще повезло, что наши корпоративные долги были сопоставимы с размером стабилизационного фонда. Этот кризис пришел к нам извне, потому что не только в нашей экономике было все не так, как надо. И выход из него зависит не только от наших внутренних усилий. Важно потом не забыть главный вывод этого кризиса — нельзя допускать бесконтрольного обращения структурированных продуктов. Америка признала, что она не смогла контролировать свой чрезвычайно развитый фондовый рынок, развитый до такой степени, что стоимость активов просто невозможно было определить именно за счет структуризации. Американцы решали задачу: под что бы еще занять деньги, выдумывали, наслаивали. И в итоге получилось, что банки выдавали деньги под «что-то»…

Денис Хадеев. В 1998 году кризис был долговой. И тогда наше государство осознало, что занимать — это очень плохо. Причем оно вообще перестало заниматься заимствованием на фондовом рынке, хотя ничего плохого в том, чтобы поддержать систему зарубежного заимствования, нет. В 1998 году фондового рынка не было, он просто схлопнулся. А сейчас все началось именно с кризиса фондового рынка. Когда на нем началась беда, мы кричали, что это реальная беда и что она перекинется на другие сектора. Нам отвечали: ваш фондовый рынок — это ерунда, это игрушки. А потом почему-то из-за этого фондового рынка все порушилось. Честно говоря, сейчас фондовый кризис закидали шапками, деньги бухнули, но значения фондового рынка для экономики страны не осознали, а это ее кровеносная система, наряду с банковской. Сейчас успокоились: вроде бы фондовый рынок растет, все хорошо. Но понимания того, что это то, за чем нужно следить, так и не пришло. На самом деле, на этом рынке может присутствовать очень незначительная часть людей, но на нем все завязано. И еще говорят: что такое цена акций? А ведь под каждой ценой в банке находятся реальные огромные залоги, и если эти залоги падают в цене, то предприятие, которое вроде бы работает, вдруг сталкивается с огромнейшей проблемой, что оно уже ничего не стоит, и все его поставщики, с кем он рассчитывается векселями, тоже уже не могут работать.

Туманные перспективыАндрей Федоров. Инвестиционным компаниям удалось вернуть тех клиентов, которых «слизнул» кризис?

Екатерина Фойт. Сейчас обороты у инвестиционных компаний выше, чем это было в докризисный период. Во всяком случае, по нашей группе и по нашему региону это так. Клиенты практически не уходили с рынка. Их, конечно, выкидывало оттуда, но чтобы кто-то закрывал клиентские счета, уходил в тень — такого не было. У меня есть опасения, чтобы за этой эйфорией, когда вновь пришедшие получили по 100% доходности, они не упустили момент выхода, потому что, когда привыкаешь, что все растет, не ощущаешь, когда пора выходить.

Валентина Платонова. Да, действительно брокерским компаниям очень важно сохранить этот пласт — вновь пришедших клиентов. Сегодня для этой категории клиентов мы специально вводим различные консультационные услуги.

Андрей Федоров. То есть, по аналогии с бумом потребления, был бум на этот «старый новый инструмент»? Иными словами, была большая группа людей, у которых были свободные средства, они не знали, куда их вкладывать, и принесли на фондовый рынок?

Денис Хадеев. Количество крупных клиентов все-таки поредело, они стали более осторожны. Я говорю о клиентах с вложениями от 100 млн руб. и выше. В ходе этого кризиса в особенности пострадали именно наиболее обеспеченные люди. Поэтому у многих из них еще с осени прошлого года выработался страх пред российской экономикой. В этой категории людей половина точно не вернулась на фондовый рынок, потеряла к нему интерес, веру в него. Но на смену им пришло большое количество людей, которые увидели, что можно зарабатывать внизу. Я бы сказал, что изменилась структура капитала на фондовом рынке — она стала более ритейловой.

Андрей Федоров. Каковы сегодня перспективы рынка? Как он будет расти? Какая будет динамика и направленность?

Ирина Афанасьева. Фондовый рынок оказался той структурой, которая во время кризиса позволила средствам оборачиваться и перераспределяться. Он оказался тем местом, где деньги сконцентрировались. И это происходит не только в России. Если экономика начнет расти, то по закону сохранения энергии деньги будут должны уйти в экономику. Когда это произойдет, мы предвидеть не можем, сейчас все инвестиции короткие. Для того, чтобы рост реального сектора был устойчивым, деньги должны уйти с финансового рынка, где они сейчас находятся, в реальный сектор. Другого пути я не вижу.

Денис Хадеев. Самая большая проблема состоит в том, что денег нет. Их количество очень сильно уменьшилось.

Ирина Афанасьева. Я говорю не о докризисных масштабах. По сравнению с докризисным периодом денег, конечно, стало меньше. Я сравниваю текущий момент с ноябрем 2008 года. Получается, что фактически все свободные деньги сейчас обращаются на финансовом рынке, а в реальном секторе этих денег нет. Для восстановления экономического роста они должны будут уйти туда.

Андрей Федоров. А предпосылки для роста реального сектора имеются?

Валентина Платонова. Тут могут быть разные сценарии развития. Все зависит от того, будет укрепляться доллар или нет. Соответственно, как будет вести себя сырьевой рынок при этом, какие будут цены на нефть. Очень много факторов, которые могут влиять на развитие тех или иных событий. Вот вы спрашивали о том, как долго мы будем расти. На самом деле, пока этот текст выйдет из печати, рынок будет уже совсем не на той стадии, о которой мы сегодня говорим. Реально он должен в ближайшее время снизиться.

Денис Хадеев. Мы для себя поняли только одно: мы нащупали дно и в дне мы уверены. Уровень этого дна рассчитывался совершенно разными методиками, но все они сходятся на точке 500-600 пунктов. Ниже опустится, наверное, вряд ли, только если возникнут военные действия. Очень тяжело прогнозировать, что будет дальше. Очень много факторов, которые могут повлиять: и цены на нефть, и денежная база России, и коллапс отдельных системообразующих предприятий. Как все развернется, мы не знаем. Когда дно будет близко, будем покупать — это наша позиция.

Ирина Афанасьева. Рынок действительно сейчас невозможно предсказать, в первую очередь потому, что из-за кризиса в рыночные отношения слишком часто вмешиваются. Например, правительства разных стран. Идет искусственное регулирование рынка. Сложно предположить, кто и что будет делать дальше.

Денис Хадеев. К тому же нет никаких предпосылок для того, чтобы можно было определенно сказать, что начался рост. Мы видим, что государство усиленно пытается найти ростки выздоровления нашей экономики, но пока подтверждения реального роста нет. Все-таки фондовый рынок — это рынок бумаг, которые привязаны к компании, а сейчас самый большой вопрос, что с этими компаниями будет дальше. Все ждут вторую волну, но, какая она будет, никто не знает. Я был на многих конференциях и заседаниях, посвященных этой теме. Ситуация парадоксальная. Все верят во вторую волну, все к ней готовятся. Но мы также знаем, что если кризис очень ждешь, он может прийти совсем с другой стороны. Поэтому сейчас присутствует полнейшая неопределенность: что будет с компаниями, акции которых торгуются на биржах? Компания может в одно мгновение ока исчезнуть. Быть присоединенной. Национализированной. Весь бизнес стал непрозрачным, анализировать заемщиков, эмитентов невозможно. Цифры, которые мы видим — они из очень старого прошлого. Сейчас компании публикуют отчетность за 2008 год. А ведь это совершенно другая эпоха — эпоха больших денег, когда все было хорошо. Понять, что происходит на предприятиях сейчас, невозможно.

Валентина Платонова. Тем более мы видим статистику: произошло падение рынка спроса в разы. Не хочется рассматривать самый плохой вариант развития событий, однако во все времена выход из кризиса находился...

Ирина Афанасьева. К коллапсу банковской системы, который был осенью прошлого года, мы были не готовы. Даже банки не были готовы к тому, что какое-то время они не смогут перезанять деньги нигде и ни под какие проценты. Наверное, восстановление экономики должно начаться с банковской системы. Как только банки почувствуют себя лучше, следующими почувствуют себя лучше и предприятия, потому что им будет где брать деньги.

Денис Хадеев. Абсолютно согласен. Ничего не сдвинется, пока банки не начнут кредитовать, не перестанут отказывать хотя бы тем заемщикам, которые сегодня есть.

Ирина Афанасьева. Знаете, прогнозируя будущее фондового рынка и предполагая наступление определенных событий, не стоит забывать, что даже если эти события и наступят, то рынок может еще очень долго игнорировать их наступление. Коррекция на рынке может случиться даже в том случае, если мы увидим позитивные сигналы, говорящие о восстановлении экономики.

Новый подходАндрей Федоров. В самом начале мы говорили, что рынок сейчас другой и работать на нем надо по-другому. Как это сказывается на ваших взаимоотношениях с клиентами?

Ирина Афанасьева. Все зависит от того, какое количество финансовых инструментов имеет конкретная компания. Например, ПИФы сейчас не являются популярным инструментом. Это всегда был инструмент длительного инвестирования, а не спекулятивный. Сейчас нужны «быстрые» инструменты: брокерское обслуживание, интернет-трейдинг, производные. В общем, то, что дает возможность быстро принимать решение, реагировать, продавать акции при негативных новостях.

Андрей Федоров. А тарифы компаний изменились?

Ирина Афанасьева. У нас нет. Но еще до кризиса брокерская комиссия была настолько низкая, что снижать ее нет смысла. Ее скорее надо повышать.

Денис Хадеев. На самом деле, у нас беспрецедентно низкие тарифы. Реальная комиссия минимальна и не выполняет функции финансового трения. В том числе это порождает различных роботов и скальперов. Если бы их было меньше, наверное, рынок был бы более регулируемым. Тариф должен заставить человека задуматься, стоит делать операцию или нет.

Валентина Платонова. Крупные брокерские компании изменили свою ценовую политику в отношении мелких операций. Возникла необходимость посчитать трудозатраты. Кризис заставил нас минимизировать затраты. Кроме того, компании вводят новые продукты и услуги, обеспечивают клиентов оперативными торговыми сигналами и консультациями, какие бумаги стоит приобрести, а от каких вовремя избавиться, при этом используются самые разные каналы — от электронной почты до sms-уведомлений.

Андрей Федоров. Было ли у компаний падение выручки осенью или зимой?

Ирина Афанасьева. Последний квартал прошлого года был тяжелым, потому что объемы торгов объективно упали. Падение объемов и оборотов соответственно дает меньшую прибыль компании.

Валентина Платонова. Да, компании наблюдали снижение.

Денис Хадеев. Четвертый и первый квартал были оба рекордные. Четвертый — по минусам. Первый — по плюсам. Тот, кто выдержал четвертый квартал, а к тому же еще и увеличил портфель, с лихвой отработал в первом квартале.