Опера о наследстве

приглашает Георгий Песков

Bayreuther Festspiele — самый закрытый и архаичный из европейских фестивалей. Уже второе столетие им руководят прямые потомки Вагнера. Достать билет в Байрейт так же трудно, как высидеть шести-семичасовые зрелые вагнеровские оперы (ранние здесь не звучат, они считаются недовыдержанными по стилю и идеологии). Из года в год Байрейт собирает одну и ту же публику, места в зале чуть ли не передаются по наследству. Здесь все так же, как было заведено в 1876 году самим композитором: часовые антракты для лучшего осмысления, невероятно узкие кресла (их крайнее неудобство отмечали великие посетители — от Чайковского до Стравинского) и невидимый оркестр в яме не перед, а под сценой. Если что и поменялось за это время, то лишь режиссерские тренды, марка минеральной воды в буфете да одежда посетителей. В нынешнем году дают "Кольцо нибелунга" (цикл пройдет трижды), "Парсифаля" (пять раз), "Тристана и Изольду" и "Нюрнбергских мейстерзингеров" (по шесть).

Время в Байрейте отсчитывается по новым постановкам "Кольца". Премьера тетралогии случается раз в пять лет и показывается все пять лет подряд, затем фестиваль берет годичную паузу и сооружает новую версию "Кольца". Нынешнее идет с 2006 года, изначально его должен был ставить Ларс фон Триер, но он, к сожалению, не довел работу до конца. Закончить "Кольцо нибелунга" пригласили престарелого драматурга Танкреда Дорста, которому ради такой чести на девятом десятке пришлось освоить оперную режиссуру. В результате Танкред Дорст скомпилировал приемы и детали прошлых "Колец" и создал вторичную постановку, где вялые попытки актуализации идут бок о бок с архаикой. Главный образ у Дорста — тенистый парк, заложенный во времена Третьего рейха. Боги "Золота Рейна" прозябают в виде садовых гипсовых скульптур, русалки резвятся, как золотые рыбки, а потеряв сокровище, застывают к "Гибели богов" фонтанной композицией. Мировой ясень в "Валькирии" — рухнувший на жилище Хундинга фонарный столб, в "Зигфриде" дракон Фафнер обитает под строящимся автобаном.

Куда более радикально и менее глубокомысленно смотрятся "Нюрнбергские мейстерзингеры" другого дебютанта — правнучки Вагнера Катарины, самого молодого режиссера за всю историю Байрейта. На премьере в 2007 году ее освистали — то ли за реформу постановочного канона, то ли за общую неумелость. Мейстерзингеры соревнуются не в пении, а в живописи. Скажем, бездарный Бекмессер, воплощение пошлости и рутины, выведен провокатором-перформансистом, порочащим contemporary art в духе "я тоже так могу". Госпожу Вагнер хватило лишь на то, чтобы показать семейным ценностям средний палец. Разобрать, что у нее творится на сцене, невозможно, даже изучая фестивальный DVD; зрителям выдавали путеводитель, объяснявший, кто есть кто.

"Мейстерзингеры" претендовали на роль символа байрейтского обновления, а им оказался прошлогодний "Парсифаль" Стефана Херхайма. Норвежский режиссер и не думал никого поражать, он даже присягнул на верность, сделав местом действия "Парсифаля" сам Байрейт. Первая же сцена идет в интерьерах, списанных с байрейтской виллы Вагнера "Ванфрид". Всю дорогу Херхайм проводит мысль об открытости нового Байрейта — сцена, расширенная посредством зеркал, все время мутирует, уходят под колосники колонны, исчезают стены. Херхайм выстроил нелинейную мистерию, где одна историческая реальность проваливается в другую, а нацистские солдаты уступают место депутатам, заседающим в Рейхстаге под стеклянным куполом сэра Нормана Фостера.

Главным событием фестиваля с премьерного 2005 года остается "Тристан и Изольда" Кристофа Марталера. Этот спектакль вообще отменяет категории места и времени действия. Выдающийся швейцарский режиссер один из немногих, кто позволяет себе не ограничиваться никакими мифами, даже вагнеровским. Марталер аккуратно отделяет от "Тристана" все, с чем его принято связывать: жажду любви-смерти, ревность, предательство, жертвенность. Отпарывает душную мифологическую подкладку, и музыка начинает дышать. Смыслы неуловимы, недосказанность прекрасна, шесть странных персонажей (они у Марталера всегда странные) слоняются в замкнутом пространстве и остановившемся времени. Главные герои мучаются от аутизма и одиночества, пылкие признания они произносят спиной друг к другу с разных концов сцены, а их предельная близость выглядит так: Изольда снимает перчатки с руки, Тристан вяло тянется к ней. Четыре с лишним часа не происходит ровным счетом ничего, а оторваться невозможно. На раскаленную музыку ледяная режиссура Марталера действует очень освежающе.

Байрейт, с 25 июля по 28 августа; www.bayreuther-festspiele.de