Новый генеральный директор Третьяковской галереи Ирина Лебедева хочет возобновить дискуссии между художниками и обществом, а также прививать посетителям толерантность и абстрактное мышление.
— Вы заявили, что займетесь популяризацией современного искусства, чтобы "переломить неприятие в обществе"...
— Я не имела в виду арт-проекты, потому что, согласитесь, привлекать внимание к актуальному искусству не является задачей государственного музея. Я говорила о том, что Третьяковская галерея видит свою миссию в том, чтобы изменить отношение массового зрителя к искусству ХХ века, к авангарду в первую очередь. Я давно заметила, что это искусство, которое стало классикой, в массовом сознании по-прежнему воспринимается с трудом. Нет осознания обществом этого искусства как части нашей истории. Новый художественный язык, перевернувший в начале ХХ века представление об искусстве, в массе не воспринят на личном уровне и не понят. Это объяснимо: люди старшего поколения воспитаны на реалистической традиции. 20 лет знакомства с новым искусством — для массовой публики слишком малый срок.
— Без прививки авангардом ХХ века наш человек не сможет понять и современного искусства?
— Да. И тут мы выходим за рамки музейной функции: мы хотим попытаться повлиять на сознание общества, внушить ему мысль, что абстрактное искусство — это язык современности. Но наша главная задача — быть толерантными по отношению к зрительским предпочтениям.
— Возможна ли сегодня широкая дискуссия по поводу современного искусства, новой этики?
— Она возможна, если эти круглые столы опять не превратятся в шоу. Да, конфликты в оценке произведений искусства возникают от искреннего непонимания в обществе. Но, с другой стороны, это непонимание усугубляется самими художниками, которые сознательно провоцируют общество. Возможность обсудить критерии, по которым возможно оценивать современное искусство, может снять напряжение, но это возможно только при позитивном настрое. Важно, чтобы эти дискуссии проходили в конструктивном ключе. Художники всегда использовали религиозные образы и сюжеты для разговора о вечных ценностях. В XXI веке эти темы остаются актуальными, но художественный язык принципиально изменился. Интересно было бы узнать, а возможен ли сегодня этот разговор на вечные темы и в какой форме он может вестись.
— Что будет с отделом новейших течений Третьяковки, руководителя которого Андрея Ерофеева уволил со скандалом ваш предшественник?
— У нас почему-то в художественном сообществе сложилось мнение, что стратегия развития музея может строиться благодаря деятельности отдельной личности. И что, мол, если нет Ерофеева, то, значит, деятельность отдела прекращена. Мы сами в свое время пригласили Андрея Ерофеева руководить отделом. А то, что у нас не получилось совместной работы,— это вопрос частный. И это никак не может повлиять на наши профессиональные планы. Да, мне жаль, что так много было вложено сил в работу этого отдела и теперь приходится заново выстраивать его работу. Сейчас ведется огромная работа по приведению фондов в порядок, так как без решения вопроса, связанного с хранением произведений — а их в десятки раз больше, чем того, что находится в залах галереи,— двигаться дальше было невозможно. Будет пересмотрена и кураторская концепция, которую предлагал в свое время Ерофеев. Но сам отдел будет, безусловно, существовать.
— Третьяковку обвиняли в том, что она не развивает современные формы популяризации культуры...
— Мультимедиа — это хорошо, но это не самоцель. В гонке за новыми способами репрезентации искусства хотелось бы не потерять, собственно, сами произведения. Наша цель — вызвать у людей желание прийти в галерею национального искусства и ознакомиться с подлинниками. Наша же задача будет заключаться в том, чтобы помочь зрителю по-новому посмотреть на искусство прошлого.