"Надо быть сильным"

Назначенного премьер-министром ровно десять лет назад Владимира Путина поначалу никто всерьез не воспринял.

Леонид Млечин

Это было время отчаяния в жизни обитателей Кремля, эпоха министерской чехарды. Казалось, пришел еще один калиф на час, думали, ну и этого через неделю-другую уберут. Идея подыскать преемника больному Ельцину казалась разумной, но кандидатуры не было, был всего лишь "эскиз": нужен молодой, энергичный, располагающий к себе, желательно из военных, из тех, кто в политике недавно и не успел примелькаться. Такие качества, как верность и надежность, обязательны. Первым в списке был пограничный генерал Николай Бордюжа.

Доброжелательный и симпатичный офицер, однако, не только не разобрался в сложнейших кремлевских интригах, но и не проявил к ним ни малейшего интереса и склонности. Он либо не понял, чего от него ждут, либо не желал этим заниматься. Не обнаружилось у него и других искомых качеств, жесткости, например. Попробовали Сергея Степашина — тоже в погонах, достаточно молод, предан Ельцину, надежен, своих не выдает. Почему же не Степашин, который не продержался в премьерском кресле и трех месяцев?

"Степашин слишком мягок,— говорил в последней книге Ельцин.— Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется..."

Вот этого никто, кроме Ельцина, не уловил: Степашину не хватает характера.

"Я не Пиночет",— говорил Степашин. Вот поэтому с ним и расстались.

Путин понравился Ельцину "холодным взглядом и военной точностью формулировок". В отличие от своего предшественника не смущался и не краснел, было ощущение, что он "готов абсолютно ко всему в жизни, причем ответит на любой вызов ясно и четко". Выступая по телевидению, Борис Ельцин уверенно сказал:

— Я решил назвать человека, который, по моему мнению, способен консолидировать общество, опираясь на самые широкие политические силы, обеспечить продолжение реформ в России. Он сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом XXI веке предстоит обновлять великую Россию. Это секретарь Совета Безопасности, директор Федеральной службы безопасности Владимир Владимирович Путин...

Премьер из безопасности

При голосовании в Думе новый премьер набрал 233 голоса — меньше всех своих предшественников. Это была унизительно маленькая цифра. А потом стало ясно, что на сей раз Ельцин не промахнулся. Он нашел того, кого столько времени искал.

В Путине увидели молодого и уверенного в себе человека, который еще ничем не опорочен. Он демонстрировал те качества, которые люди хотели видеть в руководителе страны, по которым соскучились,— решительность и твердость. Видно было, что он сохраняет хладнокровие, не выходит из себя, не повышает голоса, не допускает оплошностей. По характеру жесткий и резкий. С юмором и хорошей реакцией. Несколько высокомерен и чуть-чуть кокетлив.

За три дня до назначения Путин похоронил отца, Владимира Спиридоновича. Путин-старший почти два года провел в онкологической больнице. Сын прилетал к нему почти каждую неделю, навещал. Но Владимир Спиридонович так и не успел порадоваться за нового главу правительства...

Владимир Владимирович в первый премьерский день держался спокойно. Хотя несложно представить себе, что ему было очень тяжело. Всей предшествующей карьерой он не был готов к публичной деятельности. Ему не нравилось, что каждый его шаг — как актера на сцене — обсуждается, оценивается и критикуется. Критические комментарии воспринимались как личная обида. Это и определило отношение к журналистам: "Думаете, это приятно — читать гадости, которые про меня пишут?" И еще некий страх преследовал новую команду, которая поверила во всемогущество телевидения, политической рекламы, манипулирования мозгами: этот инструмент должен быть в надежных руках...

Не так-то просто было определить взгляды нового премьера. В тот момент он нравился людям с разными представлениями о жизни. Может быть, точнее было бы сказать, у него просто нет целостной мировоззренческой системы? Да и утруждал ли он себя такого рода абстрактными размышлениями?

Часто вспоминают, как в декабре 1999 года председатель правительства Владимир Путин выступал на коллегии Федеральной службы безопасности по случаю Дня чекиста и сказал: "Позвольте доложить, что прикомандированные вами к правительству сотрудники ФСБ с работой справляются".

У чекистов это вызвало бурю восторгов, у российской интеллигенции — нехорошие предчувствия. Но черно-белой картинки на самом деле не существовало: в отношениях Путина с ведомством на Лубянке не все так просто. Достаточно вспомнить, что в 1991 году он перешел на сторону новой власти, расстался с партийным билетом и демонстративно уволился из КГБ.

Из безопасности на сломе эпох уходили многие. Служба ведь больше не представлялась завидной, чекистская романтика без полноценного материального подкрепления немногого стоит. Уходили в бизнес, в банки, в частные службы безопасности. Но не в политику и тем более не к демократам. А Путин работал у питерского мэра Анатолия Собчака, считавшегося злейшим врагом Комитета госбезопасности. Во время августовского путча он срочно вернулся из отпуска, чтобы быть рядом с Собчаком. 20 августа 1991 года написал рапорт с просьбой уволить его из КГБ. Мало кто знает: именно под руководством Путина сняли красный флаг с Дома политпросвещения — это было символическое событие для Ленинграда. И теперь, когда Путин делает жесты, приятные чекистам, кажется, что он пытается загладить тот свой поступок — уход из КГБ...

Он, правда, туда вернулся — через семь лет — и сразу на пост первого лица в ведомстве. Говорил, что не очень этому обрадовался: "У меня не было желания второй раз входить в одну и ту же воду". Нет оснований сомневаться в его искренности. Путин вел интересную и насыщенную жизнь, ездил с семьей за границу, а надо было возвращаться в закрытую сферу. Да и как там примут человека, который в 1991 году так демонстративно "покинул ряды"?

В роли директора ФСБ Путин поменял руководство. Поставил рядом с собой Сергея Иванова, Николая Патрушева, Виктора Черкесова. Продемонстрировал кадровые принципы: рядом должны быть люди, которых он знает и которым доверяет. И заявил, что одно только укрепление карательных органов не принесет вожделенного порядка, хорошо, что есть гражданское общество, что существуют различные точки зрения...

Проверки на дороге

Путь к власти вовсе не был легким. В последний год работы с Собчаком Путин возил с собой помповое ружье, видимо, ждал неприятностей. Самым тяжелым для него был 1996 год, когда Собчак и его команда проиграли выборы в Санкт-Петербурге. Путин оказался, как он сам выразился, "безработным без всяких перспектив на трудоустройство". Это было катастрофой. Его жена, Людмила Александровна, в тот момент находилась в Германии, звонила домой, и, по словам ее немецкой подруги Ирен Питч (она написала книгу о жене Путина), "безысходная душевная мука отпечатывалась на ее лице".

Против бывшего петербургского мэра прокуратура завела дело по обвинению в коррупции. Собчака попытались посадить. Путин сам поехал в Петербург и под носом у следователей на самолете частной авиакомпании вывез его за границу для лечения. Операция ФСБ против прокуратуры, вероятно, что-то новое в истории отечественных спецслужб, Путина могли обвинить в превышении служебных полномочий или в попытке помешать правосудию. Но Собчака очевидно травили, и поступок Путина вызвал к нему симпатии на самом верху. Это была проверка на человеческие качества, устроенная самой жизнью. И Путин ее прошел достойно.

Потом случались и другие "проверки", вполне рукотворные. Так, Путину пришлось заниматься знаменитым "прокурорским сюжетом". Кремль хотел отправить в отставку генерального прокурора Юрия Скуратова. Аргументом стала видеокассета: голый человек, похожий на генпрокурора, познает радости жизни под руководством опытных профессионалок. Скуратова вызвали в Центральную клиническую больницу, где лечился Ельцин. Для разговора президент вызвал еще главу правительства Примакова и директора ФСБ Путина. Ельцин сказал Скуратову: "В такой ситуации я с вами работать не намерен и не буду". Путин добавил: "Мы провели экспертизу, Борис Николаевич, кассета подлинная".

В Кремле рассчитывали, что Скуратов уйдет тихо, как министр юстиции Валентин Ковалев, которого сфотографировали во время такого же рода банных развлечений. Но Скуратов перешел в контратаку, стал говорить, что его преследуют по политическим мотивам, не дают расследовать громкие коррупционные дела в президентском окружении. Скуратова дожали, конечно, но затянувшаяся история с ним стоила поста и перспективы руководителю администрации и секретарю Совета Безопасности Николаю Бордюже. В апреле 1999 года его отправили в отставку. В роли секретаря Совбеза его сменил Путин. Это была последняя "предпремьерская" ступень.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Взгляд со стороны

Именно на ней Путин впервые "засветился" как серьезная фигура в американских аналитических отчетах. Контекст был непростой — обострившаяся ситуация в Югославии, точнее, натовские бомбежки этой страны. Бомбардировки вызвали чрезвычайно эмоциональную реакцию в Москве. Многие полагали, что обязаны оказать военную помощь православной Сербии. Иную позицию занял секретарь Совета Безопасности и директор ФСБ Владимир Путин. Он заявил, что не надо зацикливаться на Югославии, надо думать о собственных интересах, а конфронтация не в их числе...

— Я поразился,— вспоминал первый заместитель госсекретаря США Строуб Тэлбот,— как ненавязчиво Путин способен внушить ощущение самообладания и уверенности в себе... Путин излучал управленческую компетентность, способность добиваться результатов без суеты и лишних трений. Если Ельцин и Черномырдин, по терминологии одного ученого, "горячи", то Путин, вероятно,— самый"прохладный" русский, которого я встречал. Мне, как и остальным, он дал понять, что проделал домашнюю работу и прочел мое досье, подготовленное разведслужбами... С одной стороны, это вроде бы лестно ("я вас знаю"), с другой — нервирует ("я все про вас знаю")...

Тэлбот пришел к выводу, что этот человек — опасный оппонент.

Знаменитым в среде экспертов стал диалог Путина с госсекретарем США Мадлен Олбрайт. Она прямо спросила Владимира Владимировича о его политических взглядах.

— Я люблю китайскую кухню,— ответил Путин,— забавно есть палочками. Я долгое время занимался дзюдо, но это все просто экзотика. Это не наш менталитет. Российский склад ума куда более близок к европейскому. Россия обязательно должна быть частью Запада...

Уже тогда многие убедились, что иметь дело с Путиным непросто. Он готовится к разговору, и его трудно застать врасплох неожиданным вопросом. Он держит в уме огромное количество цифр и фактов. Внимательно слушает и не спешит с ответом. У собеседника это создает иллюзию не только внимания, но и согласия, а в реальности его и в помине нет. Он неуступчив и отвергает критику его политики. Если у него есть позиция, его едва ли возможно переубедить.

Принято все это объяснять его прежней службой в КГБ. Наверное, "ведомственный фактор" надо учитывать: работа в госбезопасности заставляет с недоверием относиться к окружающим, таить эмоции. Но, с другой стороны, при всем этом личность формируется до присвоения воинского звания.

— Я понял,— говорил Путин журналистам,— что в любом случае — прав я или нет — надо быть сильным, чтобы иметь возможность ответить... Всегда надо быть готовым мгновенно ответить на причиненную обиду. Мгновенно!.. Если хочешь победить, то в любой драке нужно идти до конца и биться, как в последнем и самом решающем бою... В принципе, это известное правило, которому меня позднее учили в Комитете госбезопасности, но усвоено оно было значительно раньше — в детских потасовках...

Он стал мастером спорта по самбо и дзюдо. Выиграл чемпионат города. Его считали перспективным спортсменом. Наверное, добился бы большего. Но интерес к спорту угас. Возможно, исчезла потребность утверждать себя с помощью физической силы. Служебное удостоверение сотрудника КГБ открывало куда большие перспективы, чем значок мастера спорта. Красная книжечка была своего рода масонским знаком, удостоверявшим не только благонадежность ее обладателя, но и принадлежность к некоему закрытому ордену, наделенному тайной властью. Один из приятелей Путина рассказывал другому:

— Видел его сегодня на стадионе. Когда он показывал свою книжечку, люди перед ним чуть ли не по стойке "смирно" вытягивались и честь отдавали...

Чеченский фактор

Если бы не чеченская война, Путина считали бы промежуточным премьером. Возможно, и у него нашелся бы сменщик. Но в военной ситуации его напор и решительность выгодно контрастировали с вялостью предшественников.

На рейд Шамиля Басаева и Хаттаба в Дагестан в августе 1999 года сначала не особенно обратили внимание. Но 4 сентября взорвали дом в Буйнакске,— погибло больше 60 человек, 9 сентября — первый взрыв в Москве, погибло около 90 человек, 13 сентября — второй взрыв, больше 120 жертв. И уже после того как боевиков выбили из Дагестана, прогремел новый взрыв в Волгодонске, 17 погибших. Люди чувствовали себя беззащитными, они хотели, чтобы их избавили от страха новых взрывов. И вдруг появился защитник, который излучал уверенность, который обещал наказать преступников и начал действовать жестоко и беспощадно.

В конце сентября на пресс-конференции в Казахстане Путин произнес фразу, которая сделала его знаменитым:

— Мы будем преследовать террористов всюду. Если в сортире поймаем, то и в сортире их замочим.

— Появился новый лидер, о котором не было ничего известно,— рассказывал социолог Лев Гудков.— Но первые же несколько жестов и легко опознаваемый приблатненный жаргон сделали Путина узнаваемым, он был сразу признан своим. И новый лидер, "свой", молодой, решительный, энергичный, пробудил надежды на перемены во всех областях. Что бы он ни делал дальше, отношение к нему уже не менялось.

...7 октября 1999 года Путин отметил свой день рождения, который совпал с другим маленьким праздником — два месяца на посту главы правительства. Лучшим подарком ему был быстро растущий рейтинг и слова Анатолия Чубайса. Он назвал Путина "максимально реальным" кандидатом на пост президента. Путин же научился очень серьезно относиться к себе и подсчитал, что он 29-й премьер-министр в истории России, поставив себя в один ряд с Александром I, Петром Столыпиным и графом Витте.

Все считали, что его политическое будущее зависит от итогов второй чеченской кампании. Думали, что неудача в Чечне или новый крупный теракт окажутся гибельными для его репутации, потому что в стране не так много любителей казарменно-туалетной лексики. Потом станет ясно, что поддерживают Путина не только из-за Чечни.

— В глазах огромного числа людей,— говорил писатель Борис Стругацкий,— Путин — последняя надежда на то, что у нас все наконец "устаканится"... Это последняя надежда миллионов людей, которые сперва разуверились в коммунистах, потом в демократах... Осталась последняя надежда — добрый царь. Добрый, сильный, властный и здравомыслящий. И вся эта надежда сосредоточена на Путине...