Сегодня в прокат выходит камерная бруклинская мелодрама Джеймса Грея "Любовники" (Two Lovers). Она может оказаться последней картиной Хоакина Феникса, который последнее время пугает народ лохматой бородой и заявлениями о том, что он переквалифицируется в рэпера. Для прощального фильма ЛИДИЯ МАСЛОВА нашла "Любовников" достаточно безрадостными.
После прошлогодней премьеры на Каннском кинофестивале иностранная пресса хвалила "Любовников" за сочетание европейской психологической тонкости и по-американски крепко сколоченной истории — это значит, что хеппи-энда не будет, зато мучительно догадываться о том, что, собственно, происходит на экране, не придется. Самые начитанные критики еще и припомнили в качестве литературного бэкграунда "Белые ночи" Достоевского: герой "Любовников" тоже нечаянно становится конфидентом влюбленной в другого девушки и так близко принимает к сердцу ее личные проблемы, что, будучи впечатлительным человеком с болезненно развитым воображением, сам себе внушает крайне убедительную иллюзию внезапно вспыхнувшей любви к случайной знакомой.
В фильме у Джеймса Грея вместо способствующего романтическим фантазиям Петербурга — скорее отрезвляющий и рассеивающий остатки иллюзий Брайтон-Бич, а болтающегося по нему пустопорожнего меланхолика-мечтателя играет Хоакин Феникс, который в свои тридцать четыре выглядит каким-то уже резко постаревшим. Возможно, авторы специально хотели, чтобы герой выглядел одновременно инфантильным и потрепанным жизнью, хотя на самом деле в жизни он ничего толком и не видел, кроме отцовской химчистки, где он занимается доставкой заказов, своей детской спаленки в родительском доме, которая и на четвертом десятке ему впору, и невесты, от которой осталась лишь фотография в рамке и шрамы на венах в память о несостоявшейся свадьбе. Зато теперь наклевывается новая удачная партия, когда в гости к еврейским родителям героя приходят точно такие же еврейские родители, тоже из химчисточных кругов, и приводят дочку (Винесса Шоу). Та, уединившись с хозяйским сыном, не скрывает, что давно мечтала с ним познакомиться, и вообще производит крайне благоприятное впечатление — единственным ее недостатком можно считать любовь к мюзиклу "Звуки музыки". Несколько разбавляет романтический настрой то, что возможная свадьба увязана с бизнес-планами родителей жениха и невесты, планирующими слияние своих предприятий, — в перспективе герою Хоакина Феникса предстоит возглавить новую химчисточную империю, к чему он явно не готов и вряд ли станет готов когда-либо. Лучом света в этом темном царстве степенной прагматичности становится новая соседка (Гвинет Пэлтроу), чувствительная блондинка с пристрастием к танцам в клубах под таблетками и лысеющим женатым бой-френдом (Элиас Котеас). В ней герою мерещится возможность круто поменять свою жизнь, которую его родители уже пустили по мысленно проложенным до благополучной старости рельсам: метафору "свет в окошке" режиссер находчиво реализует, заставляя героя общаться с блондинкой не только по телефону, но и старомодным образом, перекрикиваясь через выходящее во двор окно.
В русском переводе оригинального названия фильма пропадает симметрия: "two lovers" можно понимать как "две любовницы" и как "два любовника", в зависимости от того, с чьей точки зрения — мужской или женской — рассматривать ситуацию. Но с какой ни посмотри, фильм Джеймса Грея сделан с тем убийственным реализмом, когда количество углов в любовном многоугольнике не имеет значения, главное, что все углы в нем тупые, как и упершиеся в них лбами персонажи. Эта умственная неповоротливость невыгодно отличает персонажей Джеймса Грея от вуди-алленовских неврастеников, которые так же несчастны и несносны, как аморфный герой Хоакина Феникса, но все играют отраженными бликами желчного авторского ума. Надежды на благоприятный исход от этого больше не становится, однако ирония позволяет героям Вуди Аллена немного отстраниться от своих страданий и со смехом заметить, что тупиковая стена перед глазами обклеена дурацкими обоями в цветочек. В "Любовниках" же классическая дилемма между журавлем в небе и синицей в руках стоит перед таким беспросветным удодом в анабиозе, что наиболее вероятным выходом тут представляется, пожалуй что, утка под кроватью.