The Miami Herald
"Глава Кувшиновского района Борис Зайцев с оптимизмом рассказывал: рождается больше детей, в инфраструктуру будет инвестироваться много денег, а сам регион выстоял в условиях всемирного экономического кризиса. "Ситуация сложилась очень хорошая",— говорил этот широкоплечий мужчина с уверенной монотонностью.
От парадных ступеней здания администрации, построенного в советскую эпоху, отваливаются камни. Улицы в глубоких ямах, вполне способных конкурировать с багдадскими. Население региона сократилось за короткий срок больше чем на четверть.
Официальные лица любят показывать гостям новую православную церковь в Кувшиново — элегантную деревянную постройку. Ее внутренняя отделка не завершена, потому что закончились деньги. Ранее в поисках икон и денег грабители поджигали другую местную церковь. Дважды. Священник из соседней деревни, боровшийся с алкоголизмом, был сожжен заживо со всей семьей.
Окружающие земли в небывалом упадке: поля, которые когда-то обрабатывали, теперь пустуют, а население находится в свободном полете. Исчезают деревни, а вместе с ними исчезает и вся сельская Россия. Упадок в российской глубинке наводит на мысль о том, что Россия — не столько возродившаяся супердержава, сколько страна, которая трещит по швам.
В нескольких километрах от Кувшиново на пороге церкви с колокольней, увенчанной золотым крестом, местный священник обводит взглядом уходящие вдаль луга и задается вопросом, что же происходит с Россией. "Есть деревни, в которых осталось по два человека, а есть и такие, в которых никого не осталось",— говорит, тщательно подбирая слова, Александр Пешехонов. Но не забывает добавить: "У нас великая страна". Он характерно щелкает пальцами по горлу — этот жест означает "пьют". Когда приходит весна, говорит он, тела местных жителей, которые, напившись, упали зимой в сугроб, находят в канавах вдоль дорог. Один из виновных в поджоге церкви в Кувшиново был пойман на рынке при продаже икон и религиозных аудиокассет, которые он украл, чтобы выручить деньги на водку. 'Если вы читаете газеты и слушаете пропагандистские заявления наших лидеров, у вас складывается впечатление, что все хорошо,— говорит Пешехонов.— Но я в это не верю'."
Los Angeles Times
"Быть свидетелем в России смертельно опасно
Согласно милицейской статистике, до 10 млн россиян ежегодно выступают свидетелями на уголовных процессах. И примерно половина из них, по данным милиции, получает угрозы в свой адрес. Программа защиты свидетелей охватывает лишь 20 тыс. из этих 5 млн — остальные должны защищать себя сами от возможного похищения, покушения или нападения на улице, поджога или взлома квартиры. Данных о точном количестве жертв таких нападений не существует.
Когда Медведев вступил в должность и начал свою кампанию по преодолению хаоса в правовой системе, управление МВД по борьбе с организованной преступностью было разделено на две структуры: одна из них занимается "противодействием экстремизму", а вторая — защитой свидетелей. Эти изменения сопровождались мощной пропагандой. Стремясь внушить людям уверенность в эффективности программы защиты свидетелей, государственные информационные структуры приводили в качестве успешного примера историю Веры Бобряковой.
Несчастья этой женщины, работавшей поваром, начались с того момента, когда некая преступная группа наняла ее мужа перегнать машину, груженную краденым золотом. По пути он скрылся вместе с грузом. Разъяренные бандиты устроили слежку за домом, где жили супруги, похитили их двухлетнюю дочь, бросили в окно муляж гранаты, перерезали горло собакам. Когда преступники выследили мужа Бобряковой, он обратился в милицию и заключил сделку со следствием на таких условиях: они с женой дадут показания против двух членов банды в обмен на подключение к программе защиты свидетелей.
Бобряковы отправили детей (дочь родителям вернули.— "Власть") к родителям Веры, продали дом. Их поселили в отделении милиции. Глава банды был приговорен к пяти годам тюрьмы. Увидев Бобрякову в зале суда, он пригрозил ей: "Ничего, я отсижу, выйду, и мы снова встретимся".
Но как только процесс закончился, супруги получили уведомление о том, что их исключили из программы защиты свидетелей. "Мы потеряли всякую надежду на возвращение к нормальной жизни,— говорит Вера Бобрякова.— Мы поняли, что государство умыло руки, что оно на самом деле не желает нас защищать. Рано или поздно бандиты вернутся и найдут меня. И теперь меня никто не защитит". Особенно женщину возмущает тот факт, что государственное телевидение использовало историю ее семьи (в той части, которая касалась сотрудничества со следствием.— "Власть") в документальном фильме, посвященном медведевской программе защиты свидетелей. "Эта передача возмутительна,— говорит Бобрякова.— Главная ее идея состояла в том, что государство спасло нас, помогло нам во всем, что только благодаря программе защиты мы остались живы". Хуже всего то, что, несмотря на заверения, которые, по словам Бобряковой, она получила от съемочной группы, ни лица, ни голоса ее самой и ее мужа на экране не были ни затушеваны, ни изменены."