«Чтобы не слушать вот этого всего»

"Власть" продолжает серию публикаций о некоторых не самых известных сторонах жизни Госдумы*. На этот раз обозреватель Дмитрий Камышев изучил, как депутаты лишали друг друга права голоса, и проследил процесс превращения этой меры наказания из сугубо воспитательной в преимущественно цензурную.

*О пояснительных записках к законопроектам см. "Власть" N 29 от 28 июля 2008 года, об особенностях обсуждения повестки дня — N 30 от 4 августа 2008 года, о зарубежных устремлениях депутатов — N 32 от 18 августа 2008 года, о выступлениях депутатов в рамках часа заявлений — N 30 от 3 августа 2009 года.

Термин "парламент", как известно, происходит от французского parler — говорить. Поэтому логично, что высшей мерой наказания за нарушение парламентской этики, согласно думскому регламенту, является как раз лишение депутата права говорить, то есть выступать на пленарных заседаниях. Такая санкция применяется за "употребление грубых, оскорбительных выражений, наносящих ущерб чести и достоинству депутатов Госдумы и других лиц, необоснованные обвинения в чей-либо адрес, использование заведомо ложной информации и призывы к незаконным действиям".

По первому варианту регламента, принятому в марте 1994 года, депутат мог лишиться слова лишь на день по единоличному решению председательствующего. Но вскоре думцы пришли к выводу, что злостные грубияны заслуживают месячного молчания, к которому они должны приговариваться простым большинством голосов. С тех пор такое наказание применялось около двух десятков раз, и по этим случаям легко проследить, как менялись представления парламентариев о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Секс, ложь и в физию

Первым лишившимся слова на месяц стал один из самых экстравагантных депутатов Вячеслав Марычев (ЛДПР), который в первой Думе играл роль массовика-затейника. К примеру, на рассмотрение законопроекта о повышении пенсий он мог явиться в ободранном треухе и ветхом пальто, а на обсуждение закона о государственных компенсациях на погребение — с картонным гробиком. 24 июня 1994 года, когда обсуждались поправки в Уголовный кодекс, ужесточавшие ответственность за распространение СПИДа, Марычев задался вопросом, не угрожают ли здоровью страны "частые поездки депутатов Госдумы за границу": "Вот сейчас приедет госпожа Федулова (Алевтина Федулова, фракция "Женщины России".— "Власть") из Гааги. Мы не знаем, что она привезет"*. Коллеги юмор не оценили, назвав эти слова "омерзительным хамством" и "безответственным и грязным оскорблением всего нашего многонационального достоинства".

Второй "молчун" появился в Думе почти через год — после драки 28-летнего Виталия Журавлева (ЛДПР) с 68-летним Владимиром Боковым (КПРФ). Сражались они за электронную карточку, которую либерал-демократ, желавший проголосовать за отсутствовавшего товарища, не смог получить в группе электронного голосования и потому решил отнять у коммуниста. Последний, правда, признался, что драки не было, но Дума все равно лишила Журавлева слова на месяц — чтобы "уважал седины".

Вторая Дума в понимании норм морали и этики от первой почти не отличалась. Но сами нарушения стали уже более политически мотивированными.

Так, независимый депутат Константин Боровой в апреле 1996 года лишился слова за то, что обвинил спикера-коммуниста Геннадия Селезнева во лжи относительно ситуации в Чечне: "Селезнев нам с вами врал о том, что все в порядке, нет никаких бомбежек... Я считаю, что это заявление — подлое лицемерие". Слова самого спикера, который в ответ назвал Борового "подонком и подлецом", левое думское большинство, видимо, сочло "необходимой обороной". Правда, через пять дней оппоненты друг перед другом извинились, и Боровой был прощен.

Под амнистию попал и независимый депутат Сергей Юшенков. В январе 1997 года он предложил назначить "главврачом президента РФ" коммуниста Виктора Илюхина, не раз выступавшего за отстранение Бориса Ельцина от должности по состоянию здоровья. Илюхин согласился, но с условием, что "санитаркой в этом случае пойдет" депутат Юшенков. Ставить это предложение на голосование спикер Селезнев отказался. "Хорошо, я готов снять свое предложение,— заявил Юшенков,— но только в силу того, что для меня оказалась полной неожиданностью сексуальная ориентация господина Илюхина". Аграрий Николай Харитонов тут же предложил лишить Юшенкова слова на месяц за "постоянную сексуальную озабоченность": "Регулярно дети приходят к нам на заседания. Ну что они вынесут отсюда?" Но уже к вечеру это наказание по инициативе спикера было заменено однодневным лишением слова.

А вот Владимир Жириновский дважды отмолчал свой срок от звонка до звонка. В декабре 1998 года от его праведного гнева пострадала фракция КПРФ, поддержавшая ратификацию договора о дружбе с Украиной, который, по убеждению вождя ЛДПР, приведет к вступлению этой страны в НАТО. "Пусть у вас отсохнут руки, 243 предателя России! — воскликнул он.— И снимите слово "коммунист"! Член фракции КПРФ — плюйте им в лицо!.." А менее чем через год при обсуждении вопроса о направлении в Чечню призывников, отслуживших менее полугода, Жириновский лишился слова сначала на день — за драку с Александром Лоторевым ("Российские регионы"), который назвал главу ЛДПР "бутафорным горе-полковником", а затем и на месяц — за потасовку с коллегой Лоторева по группе Николаем Столяровым.

Неестественные надобности

С формированием в Думе устойчивого пропрезидентского большинства взгляды думцев на нормы парламентской этики стали постепенно меняться. Хотя начался третий созыв в этом смысле так же, как и первый, то есть с секса, о котором вспомнил брянский депутат Василий Шандыбин (КПРФ).

31 марта 2000 года он с утра порывался выступить "от имени рабочего класса", но председательствовавшая первый вице-спикер Любовь Слиска ("Единство") не давала ему слова, ссылаясь на то, что с политическими заявлениями следует выступать в конце заседания. Поэтому, дорвавшись наконец до микрофона, коммунист возмутился: "Что это за ваше заявление: "Хочу — дам, Шандыбин, хочу — не дам"? Мы с вами находимся не в Саратовской области. Вы дали Аяцкову (тогдашний саратовский губернатор Дмитрий Аяцков.— "Власть") — он вас включил в список, а я прошел по одномандатному округу". Сама Слиска отреагировала на это с завидным хладнокровием ("Это мое право, кому мне что давать"), но ее коллеги после недолгой дискуссии приговорили Шандыбина к месяцу принудительного молчания.

С чисто бытовыми, можно даже сказать, физиологическими причинами было связано и наказание Алексея Митрофанова (ЛДПР). 26 сентября 2001 года в повестку был включен внесенный им проект постановления о терактах в США. К моменту обсуждения автора в зале не оказалось, но проект был рассмотрен и отклонен. Вернувшийся депутат (позже он объяснил журналистам, что ходил в туалет) начал громко упрекать Геннадия Селезнева в "скотском поведении". А когда спикер лишил его слова до конца дня за выкрики из зала (в стенограмме они обозначены ремаркой "не слышно"), Митрофанов переместился к президиуму — видимо, чтобы слышно было хотя бы Селезневу. Спикер услышал и сразу поставил на голосование вопрос о лишении либерал-демократа слова на месяц. А обиженному депутату осталось лишь пообещать СМИ отныне "ходить в зал с баночкой".

Ну а под занавес третьего созыва в Думе произошел первый случай лишения депутата голоса за "диссидентство". Отличился тот же Шандыбин, который 16 мая 2003 года во время выступления Владимира Путина с посланием крикнул из зала, что в следующей Думе будут одни воры, бандиты и взяточники. Президент этот демарш проигнорировал, но за него заступился независимый депутат Александр Федулов. На первом же после инцидента пленарном заседании он выступил с проникновенной речью, в которой, в частности, заявил: "Несомненно, по указке своего вождя и хозяина Зюганова зомбированный политический шахид и камикадзе Шандыбин, читая по бумажке оскорбительные слова, пытался дискредитировать в глазах россиян и всего мирового сообщества послание всенародного любимца — президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина". Извинившись перед президентом "от имени всех россиян", Федулов предложил Генпрокуратуре возбудить против "шахида" уголовное дело "за хулиганские действия".

По итогам оживленной дискуссии наказание было решено скостить до лишения слова на месяц, но это предложение неожиданно не прошло. На следующий день по настоянию фракции "Единство" вопрос вновь поставили на голосование, и на этот раз нужное большинство голосов было набрано. Однако, отмолчав всего половину срока, брянский рабочий был "освобожден условно-досрочно" по инициативе коммуниста Егора Лигачева. Он выразил мнение, что Шандыбин лишь "высказал свою точку зрения, свой прогноз, исходя из результатов сложившихся выборов", и с этим охотно согласились 273 из 450 депутатов.

Молчащие большевики

В четвертой Думе "Единая Россия", получившая конституционное большинство, наказывала разговорчивых оппонентов в основном по политическим мотивам. Единственным примером лишения слова на месяц за "бытовое хулиганство" было наказание Жириновского за очередную драку — с членом фракции "Родина" Андреем Савельевым. В остальных случаях к молчанию приговаривались только коммунисты — за критику правящего режима и его отдельных представителей.

Абсолютным рекордсменом стал Виктор Тюлькин, лишавшийся слова четырежды. В январе 2005 года питерский коммунист поплатился за то, что обвинил в трусости президента Путина, который "еще ни разу ни с кем не скрестил оружие в выяснении мнений в публичной политике". В декабре 2005-го Тюлькин приравнял единороссов, выступавших за удаление с копии Знамени Победы серпа и молота, к тем, кто в 1941-1945 годах "воевал против этого знамени, против Советского Союза под другим знаменем". А в мае 2006 года коммуниста лишили слова за фразу "...и состоят эти товарищ волк и товарищ медведь и прочее шакалье в партии, которая называется "Единая Россия"".

Наиболее ярким стало выступление товарища Тюлькина в октябре 2007 года против поправок к закону "О референдуме", фактически лишивших граждан возможности инициировать плебисцит. Обсуждение было долгим, и коммунист вдоволь поиздевался над единороссами, назвав их "зажравшимися элементами", паразитами, которых надо "посыпать дустом", и даже вспомнив фразу Ленина о том, что "коммунистическая сволочь, которая прилипает к власти, годится только на то, чтобы ее расстреливать". В ответ единоросс Владимир Асеев заявил, что Тюлькин бредит, и посоветовал во время его выступлений выходить из зала, "чтобы не слушать вот этого всего". А его коллега по фракции Анатолий Иванов, выразив мнение, что Тюлькина за его слова "могут и сильно побить, и очень сильно побить", предложил "в целях обеспечения его безопасности лишить его слова до окончания сессии". Дума в итоге поддержала второе предложение, уменьшив, правда, срок принудительного молчания несгибаемого коммуниста до одного месяца.

На этом фоне другие грехи коммунистов выглядели детскими шалостями. Так, Валерий Рашкин дважды лишался голоса за обвинения единороссов в коррупции, причем во второй раз эти выводы, по его словам, были основаны на официальной справке Генпрокуратуры. А Николай Рябов уже в нынешнем созыве был наказан за то, что назвал слова секретаря генсовета "Единой России" Вячеслава Володина "чудовищной ложью". Подводя итоги единого дня голосования в марте этого года, тот заявил, что его партию поддерживают "в среднем 66% избирателей". Как позже пояснили коллеги словолишенного, Рябова возмутило то, что Володин говорил лишь о пришедших на выборы, тогда как от общего числа избирателей за единороссов голосовали только 37,6%.

Ну а самый большой за всю историю палаты срок лишения слова — до конца полномочий текущей Думы (фактически на восемь месяцев) — получил коммунист Михаил Заполев. 25 апреля 2007 года, в день похорон первого президента РФ Бориса Ельцина, он заявил: "Умер великий разрушитель, поэтому по православной традиции кол ему осиновый в могилу от всех тех, кого он обманул и ограбил, а это 70% населения России!" Правда, кощунственными и заслуживающими наказания эти слова сочли только 299 депутатов, то есть даже среди членов фракции "Единая Россия", в которой тогда насчитывалось 305 человек, нашлись те, кому высказывание Заполева показалось вполне уместным.