Когда идет речь об освобождении пленных по принципу "всех на всех", их количество почти всегда определяется путем грубой натяжки: понятно, что на самом деле пленных гораздо больше, но давайте решать вопрос исключительно с теми, о которых нам точно известно, что они в плену. Попавшие в этот список люди спасены: информация — гарантия их безопасности. Оставшиеся за бортом, которых гораздо больше, могут подвергнуться любому произволу — ведь отныне о них ничего не знают уже вполне официально.
Информации о пленных очень мало
Бывшим участникам боснийского конфликта осталось отпустить ровно 88 человек: 28 у боснийских мусульман, 16 у сербов и 44 у хорватов. Самое страшное для этих людей позади: они занесены в списки, все о них знают, а значит, ничего плохого с ними уже не сделают. Между тем вопрос, действительно ли воюющие стороны расстреливали тысячи пленных, а если нет, то куда они делись, так и остается неразрешенным. И с официальным завершением обмена пленными шансов разобраться в нем станет еще меньше: дейтонские договоренности выполняются, чего же еще выяснять?
Самый крупный массовый расстрел пленных, как предполагается, произошел в Боснии в прошлом году, когда сербы захватили мусульманский анклав Сребреницу. Примерно 8 тыс. из 40-тысячного населения пропали тогда бесследно. Предполагается — а других объяснений, собственно, и нет, — что их взяли в плен, а потом расстреляли в массовом порядке, свалили тела в общую могилу и бульдозерами зарыли. Найдут ли эту могилу когда-нибудь? В дейтонских соглашениях по этому поводу ничего не говорится. Правда, в Сребреницу прибыла группа ООН по расследованию военных преступлений. Она будет изучать предполагаемые места массовых захоронений. Но как искать? Ведь мест, где много человеческих костей, в Боснии очень много. А единственный надежный способ — найти одного из исполнителей или организаторов расстрела и заставить его говорить — малореален. Кто же из них в здравом уме захочет в чем-то признаваться? Решая судьбу десятков пленных, стороны так и не выяснили, как и почему погибли тысячи других.
Информации о пленных почти совсем нет
Югославская ситуация, к сожалению, отнюдь не уникальна. Ничего не известно и о пленных кувейтцах и иранцах в Ираке, и для выяснения их судьбы делается так же мало.
По оценкам Кувейта, на территории Ирака должно находиться несколько сот кувейтцев. Ирак утверждает, что не держит ни одного. Международное сообщество не очень торопилось с выяснением того, кто же прав, и теперь Саддам Хусейн вполне уверенно дает согласие на прибытие в Багдад специальной делегации, которая собственными глазами увидит, что никаких пленных нет: ведь их, судя по всему, перевели от греха подальше в тюрьмы в глухих районах Ирака.
Так же мало известно и о многочисленных плененных, взятых Ираком во время ирано-иракской войны. За прошедшие с окончания войны 8 лет все районы боевых действий были достаточно тщательно изучены, но примерно 500 иранцев по-прежнему числятся пропавшими без вести. Ираку при нынешнем улучшении ирано-иракских отношений теперь даже и неудобно признаваться в их наличии — непонятно будет, почему это делается так поздно. Раз никаких доказательств нет, тоталитарному режиму проще всего, наверное, уничтожить пленных — чтобы не возникало лишних трудностей.
На информацию о пленных можно надеяться во время войны
Итак, хуже всего тем пленным, о которых мало сведений. Их можно безнаказанно убить. Надежда же что-то выяснить есть только тогда, когда со взятыми в плен начинают разбираться не после окончания войны, а во время нее. И чем раньше, тем о большем количестве пленных будут данные. Но не надо обольщаться. Получение сведений о пленных представляет собой крайне неблагодарную работу из-за огромного разброса данных. Единственный способ — собрать их как можно больше.
Нельзя сказать, что это делается в Чечне. Разброс здесь большой, а сведений мало. 1500 человек удерживаются сейчас там с обеих сторон в качестве заложников (так в России по ряду причин принято называть пленных). Это данные Рамазана Абдулатипова (он председатель комиссии Госдумы по содействию освобождению насильственно удерживаемых военнослужащих и поиску пропавших без вести во время чеченского конфликта). Но они, судя по всему, заниженные: по другим сведениям, общее количество удерживаемых в заложниках в Чечне военнослужащих и гражданских лиц уже превысило 2 тыс. человек. Таким образом, если других сведений не будет и если когда-то с чеченцами договорятся на основе абдулатиповских данных, узнать судьбу еще 500 человек будет практически невозможно.
Цифры могут различаться больше чем в два раза. По сведениям генерал-лейтенанта Виталия Жилина (информация из "Новой газеты"), по линии Минобороны пропавшими без вести в Чечне числятся 326 военнослужащих. По данным первого заместителя командующего внутренними войсками МВД России — 157 человек.
Такая же ситуация и в армяно-азербайджанском конфликте. В течение прошлого года Красный крест посетил 50 азербайджанских военнопленных в Армении, 133 азербайджанских военнопленных в Нагорном Карабахе и около 80 армянских военнопленных в Азербайджане. Этим посещением и определено количество пленных, о которых в дальнейшем может идти речь. Тем и только тем, кого посетили, уже ничего не грозит.
Вечный поиск информации о пленных
Из-за того же недостатка информации большинство проблем с пленными никогда не разрешается до конца. Они просто постепенно забываются. В частности, афганская. Когда в 1993 году Андрей Козырев встречал в "Шереметьево-1" очередных возвращенных Афганистаном граждан России, еще казалось, что проблему можно решить до конца: выработать график возвращения пленных, выполнить его и когда-то наконец сказать: все, в плену больше никого не осталось. Тогда по различным российским данным в Афганистане оставалось от 40 до 80 пленных. Но с тех пор данные не уточнились и ничего не изменилось.
Возможно, пленные еще остались. Но теперь этого никто не выясняет. Некоторые пленные ассимилировались (в 18 лет это не так трудно) — приняли ислам, женились. Есть, в частности, сведения, что большая часть охраны Ахмадшаха Масуда, военного министра в правительстве Раббани, состоит из бывших российских военнопленных. Не так давно мать одного из них приезжала в Кабул и встречалась с сыном, который отказался возвращаться на родину. Но возможно, есть и настоящие пленные, которые не ассимилировались — но этого, судя по всему, никто никогда не узнает. Военнопленные находились в различных группировках, что очень затрудняет выяснение их судьбы — а централизованных мер к этому не предпринимается.
И все же, раз полной определенности никогда нет, интерес ко всем старым нерешенным проблемам военнопленных никогда не исчезает — во всяком случае пока нельзя сказать точно, что все умерли от старости. И чем цивилизованнее страна, тем больше интерес. Вспомним, что в 1992 году американцы начали искать на территории бывшего СССР своих пропавших без вести солдат, полагая, что они могли попасть в лагеря. В результате на Украине нашли пятерых 75-80-летних американцев, которые перед войной жили в Польше и Прибалтике, попали в плен, вынуждены были отказаться от американского гражданства и были сосланы. Правда, ни один не захотел возвращаться на родину.
А иногда о пленных после большого перерыва вдруг вспоминают по чисто политическим соображениям. Недавно Северная Корея в связи с выяснением отношений из-за ядерных реакторов вдруг вспомнила о своих пленных в Южной Корее и потребовала их возвращения — не поинтересовавшись, хотят ли они этого сами...
АЛЕКСЕЙ КАМЕНСКИЙ
--------------------------------------------------------
Российские военнопленные
То, что в России чуть ли не всех пленных называют заложниками, не случайность. Заложник — это такой пленный, за которого можно что-то получить. Такой вид операций сейчас очень распространен в Чечне.
Рамазан Абдулатипов назвал складывающуюся в Чечне ситуацию "настоящим торгом вокруг похищенных заложников". По данным правоохранительных структур Чечни, боевики торгуют заложниками по цене от 25 до 500 млн руб., а за значительную фигуру могут запросить и больше.
Мать рядового срочной службы Савинкова, когда сын пропал без вести, отправилась в Чечню и нашла его в плену у дудаевцев. Они оценили его жизнь в $10 тыс. Деньги для выкупа предоставила администрация Петропавловского района Алтайского края, откуда родом солдат.
Заплатить выкуп чеченцам согласились и в Брянске — за освобождение 42-летнего заместителя генерального директора АО "Брянскоблстрой" Владимира Федорова. Требуемые $100 тыс. выделил брянский коммерческий Бежица-банк, и деньги были переправлены в Грозный. Хуже положение другого заложника чеченских террористов — министра образования Чечни Ефима Гельмана, за освобождение которого требуют выкуп в $200 тыс.
Обычно же в современном мире не наличие пленных сулит заработки, а их отсутствие — гарантирует поступления от международного сообщества. Финансовая помощь Боснии сейчас под сомнением именно из-за того, что не всех пленных пока что отпустили. Что же касается Ближнего Востока, то Кувейт требует, чтобы Ираку запретили продавать даже небольшое количество нефти, пока не будет решен вопрос с предполагаемыми кувейтскими пленными.
Данные о военнопленных достаются так же трудно, как и разведывательная информация
Пленные хорошо подходят в качестве предмета для спекуляции — как политической, так и финансовой