В распоряжении редакции оказался проект уникального документа: "Политика национальной безопасности Российской Федерации (1996-2000)". Такого рода документ в нашей стране появляется впервые, а его официальное представление состоится 25 апреля. Текст документа вызвал вопросы. За разъяснениями корреспондент Ъ Наталья Геворкян обратилась к помощнику президента по национальной безопасности Юрию Батурину.
— О разработке политики национальной безопасности России говорили давно, но проект появился только сейчас, в преддверии выборов. Это случайность?
— Документ готовился полтора года, и не как предвыборный. Но сегодня он, безусловно, приобретает и предвыборный смысл — это программа на следующий срок.
— Есть мнение, что создание концепции национальной безопасности России невозможно, поскольку не сформировалось национальное самосознание, не определилась общенациональная идея.
— Документ дает определение общенациональной идеи, которая должна стать основой общенационального согласия: "возрождение Российского государства, обустройство России, живущей в согласии с собой и окружающим миром". Определяется и общенациональная цель на ближайшие годы — "обеспечение каждому человеку и каждой семье достойного уровня жизни". Что касается формирования национального самосознания, то этот процесс далек от завершения. России в сегодняшних границах никогда не было на политической карте мира. Это новая страна. И наш проект — это тоже определенный этап в формировании национального самосознания. Над ним работали сотни людей, которые относятся к национальной элите, и осознание элитой национальных интересов страны — это важно. Собственно, элита и является носителем национальных интересов.
— В качестве внешней угрозы национальной безопасности России названы возникающие новые центры силы. Китай и Япония в их числе?
— Речь идет, условно говоря, о пяти центрах силы, которые будут определять международную политику в XXI веке: США, Россия, Германия, Китай и Япония.
— В проекте есть некое противоречие. С одной стороны, речь идет о партнерских отношениях с этими странами, с другой — они рассматриваются как источники потенциальной опасности...
— Есть разница между союзническими отношениями, партнерскими и просто сотрудничеством. Планка союзническая — самая высокая, сотрудничества — самая низкая. Между этими пятью центрами вряд ли сложатся союзнические отношения, поскольку они одновременно и партнеры, и оппоненты. Партнерство же реально. США, например, не заинтересованы в доминирующей роли Германии в Европе. Это, наверное, и не в российских интересах. Именно поэтому Россия заинтересована, чтобы США сохраняли военное присутствие в Европе, в том числе и через механизмы НАТО, но в нынешних границах блока. То же и в отношении Китая. Ни Россия, ни США не хотели бы видеть Китай доминирующей силой в Азии. Япония также не заинтересована в чрезмерном усилении Китая, так что в перспективе это тоже наш партнер. Это тот резервный козырь, который следует иметь в виду и разыграть в нужный момент.
— А с кем же у нас могут быть союзнические отношения?
— В Азиатском регионе с Индией, например. Это наш естественный стратегический союзник. В Европе — Белоруссия, а в перспективе, возможно, Украина.
— А исламские страны представляют угрозу?
— Не исключено. Предпринимаются определенные попытки отвернуть вектор исламской агрессивности от США и Израиля и направить его в сторону России. Для этого используется и чеченский кризис. Но и Европа, и Америка не заинтересованы в формировании такого шестого центра силы.
— Партнеры в этом регионе?
— Вряд ли таковым станет Турция. Очевидно, она претендует на роль региональной сверхдержавы и бросает нам вызов в широкой географической зоне от Таджикистана до Боснии. Являясь членом НАТО, она проявляет все большую самостоятельность, что не всегда устраивает и США.
— А Иран?
— Иран сейчас разыгрывает российскую карту. В недавнем прошлом он был под влиянием американцев. Сейчас это один из серьезнейших раздражителей в российско-американских отношениях. Никто не знает, каким будет Иран через десять лет. Кто-то должен за ним присматривать, и легче всего сейчас это делать нам. С Ираном мы развиваем сотрудничество в области ядерной энергетики, в военно-технической области — это наш партнер номер три после Китая и Индии. К тому же, если мы уйдем из Ирана, не исключено, что придется уйти с Ближнего Востока.
— Одна из угроз национальной безопасности — расширение НАТО в Европе. Что может этому противопоставить Россия?
— Прежде всего политико-дипломатический отпор, что мы сейчас делаем, и весьма успешно. Но если это все же произойдет... Наши военные будут предлагать свои меры противодействия. Скорее всего, усиление опоры на ядерное сдерживание, в том числе и через снятие целого ряда наших ранее принятых односторонних обязательств по ликвидации тактического ядерного оружия, по ограничению передвижения железнодорожных комплексов стратегического назначения. В целом комплекс мер достаточно широкий и, увы, способный перечеркнуть многое из уже достигнутого.
— Коль скоро мы заговорили о военных... Военная реформа, если верить документу, должна предусматривать создание системы контроля над силовыми структурами. Если такого контроля нет, то чем это чревато?
— Тем, что мы имели в СССР. Бесконтрольный военный бюджет, например. Официально называлась цифра в 20 млрд рублей, и мы каким-то образом ухитрялись держать паритет с США, якобы тратя на военные нужды в 30-40 раз меньше Америки.
Сегодня военный бюджет все же известен. 60 трлн рублей — в три раза меньше, чем в Германии, в два раза меньше, чем во Франции, и раз в 15-20 меньше, чем в США. В этих условиях прежний паритет держать невозможно, и мы отказываемся от паритета в прежнем понимании — равенства с американцами в количественном отношении и по боевым возможностям ядерных сил.
Важен также контроль над механизмом выработки и принятия решений. Например, в чеченской ситуации. Конечно, войну в Чечне начали не военные. Но ведут ее, естественно, военные. И на каком-то этапе политики могут утратить контроль над военными операциями.
— Немало места в проекте уделяется территориям бывшего СССР, и в частности угрозе возникновения там локальных конфликтов. Есть ли некая универсальная модель поведения России в подобных ситуациях?
— Это проблема международной ответственности России за то, что происходит в зоне ее жизненных интересов. Это, наверное, и есть универсальное правило. Очевидно, что никто, кроме России, с этими конфликтами справиться не сможет. Ни США, ни европейские страны не торопятся взять на себя ответственность за миротворческие операции.
— Сейчас такая ситуация назревает в Таджикистане. А не вмешиваться вовсе Россия не может?
— Это действительно угрожающая ситуация. Мы проводили переговоры и с президентом Рахмоновым, и с представителями оппозиции. На каком-то этапе угроза эскалации конфликта была предотвращена. Россия не может себе позволить безучастности в случае возникновения подобных очагов напряжения... Иначе надо построить границы по периметру нынешних границ федерации. Это огромные деньги. Нереально. К тому же, если считать перспективой интеграцию и создание единого экономического пространства, границы нужные прозрачные.
— В качестве одной из проблем на территории бывшего СССР названа "неурегулированность статуса россиян". Что под этим подразумевается?
— К сожалению, не найден точный термин. Речь идет о совершенно новом явлении — о тех людях, которые оказались за границами России, но ориентированы на российские ценности, образ жизни. Это не обязательно русскоязычные люди. Таких много в той же Армении, Грузии, в странах Балтии, на Украине. В принципе решением проблемы было бы двойное гражданство.
— А что вы можете сказать о собственно россиянах, о суперэтносе, как здесь написано?
— Речь идет о том, что российский суперэтнос и русский народ, как его стержень, еще очень молоды. Гумилев считает, что он сложился 700 лет назад, что соответствует приблизительно 35-летнему возрасту человека. Мне кажется, он еще моложе. Среднему европейцу по этой шкале лет 60. Мы во вполне продуктивном возрасте. Кроме того, Россия всегда была и остается неким демографическим плавильным котлом. То же можно сказать и об Америке: масса взаимодействующих друг с другом субэтносов и народностей формирует, как правило, очень жизнеспособную нацию.
— C жизнеспособностью, видимо, все хорошо. А с трудоспособностью? Вот в документе написано, что одной из внешних угроз России является импорт продуктов питания и потребительских товаров западного производства. Предлагаете протекционизм?
— Угроза в том, что мы закрепляем свою одностороннюю ориентацию и зависимость от западных стран. Разумный государственный протекционизм, стимулирующий внутреннего производителя, нужен. Но, конечно, это проблема в равной степени и внутренняя. Она порождена в том числе ошибками в государственной политике в этой области.
— Возникает ощущение, что вы попытались отразить в одном документе все настроения — от либерально-демократических до национал-патриотических.
— Конечно, платформа президента должна быть сплавом всех идей, которые есть в обществе. Без этого стремление к гражданскому согласию бесперспективно. И президент, если он хочет удержать имидж общенационального лидера, должен реагировать на те настроения, которые есть в нашем обществе, чтобы отвечать предвыборным ожиданиям избирателей. В этом нет отхода от либерально-демократического курса реформ. Так поступает любой политик.
Политику в XXI веке будут определять пять центров силы
Платформа президента должна быть сплавом всех идей, которые есть в обществе