На осеннем фестивале Александринского театра публике представили гастролеров из Венгрии. Будапештский театр имени Йожефа Катоны сыграл "Варваров" Максима Горького. АНДРЕЙ ПРОНИН еле поспевал за венграми.
Театр Йожефа Катоны считается главным театром Венгрии, а режиссер Тамаш Ашер, поставивший "Варваров", один из самых маститых венгерских постановщиков. Господин Ашер — персональный член Союза театров Европы (из петербуржцев такой чести удостоен только худрук МДТ Лев Додин). Признания российского зрителя Тамаш Ашер добился своим спектаклем "Иванов" по Чехову (в Петербурге его также наконец покажут — сегодня и завтра): в 2008-м эта постановка получила премию "Золотая маска" как лучший иностранный спектакль года. В "Иванове" на первый план вышел тоскливый, неприглядный быт, давящий героя. С Горьким венгерская творческая группа решила повторить успех, руководствуясь примерно тем же рецептом, по которому они "готовили" Чехова.
Описанный в "Варварах" городок Верхополье господин Ашер превращает в условную современную провинцию. Здесь мало думают и много пьют: столы заставлены бутылками. Здесь слоняются опустившиеся люмпены вроде Дунькина мужа (Золтан Райкаи) — его заплывшее лицо в синяках, а у его дочери Степы (Анита Тот) и вовсе не хватает глаза. Здешние мужчины все как один сохнут по Надежде Малаховой (Эстер Оноди) — необыкновенно вульгарной особе в безвкусных нарядах и с массивными пучками растительности в подмышках. Более скромные дамы не менее неотесанны. Стареющая Притыкина (Река Пельшеци) семенит по сцене бессмысленно улыбающимся кулечком, а по юной Кате Редозубовой (Рената Тар) плачет детская комната милиции. Доктор Макаров (Гергей Кочиш) — вечно пьяный дебошир, а молодой купец Притыкин (Петер Такачи) — радостный дурак, от избытка жизненного тонуса время от времени танцующий буги-вуги. Командированные в Верхополье на строительство железной дороги инженеры в спектакле господина Ашера тем же миром мазаны. Цыганова играет венгерская театральная звезда Габор Мате. В первой картине инженер еще сохраняет солидность — выглядит вальяжным язвительным денди, но с переменой декораций преображается в нетрезвого и неопрятного болтуна в пиджаке на голое тело.
Благообразие инженера Черкуна держится дольше. Артист Эрвин Надь удивительно хорош собой — его Черкун поначалу похож на златокудрого Аполлона, оказавшегося в неподобающей компании. Под стать ему и столичная штучка Лидия (жгучая брюнетка Адель Йордан) в элегантном костюме наездницы-амазонки. Но провинциальное варварство засасывает в свою трясину и их. То, что не под силу зеленому змию, доделает похоть. Когда Монахова является к Черкуну в гротескном макияже дешевой проститутки, полубог вдруг потерял свою надменность и прыгнул на нее с хищным сладострастием дикого зверя. А Лидия бросилась отстаивать свою "женскую собственность" с агрессивностью взбесившейся ревнивой самки.
Режиссер Ашер не прячет мизантропии. Если Горький писал драму идей, пьесу о столкновении старого уклада и новых мировоззрений, то Ашер не верит во влияние идей на обывателя — духовного лилипута. У Горького одним из иронических знаков модернизации Верхополья была сброшенная шуба Гриши Редозубова. По совету Черкуна юноша нарушал отцовскую волю и скидывал нелепый тулуп, превращавший его в смешное чучело. У господина Ашера Гриша (Ференц Элек) так же, как у Горького, подобострастно вьется вокруг Цыганова и Черкуна, но, в отличие от пьесы, шубы так и не снимает. Притыкин крадет деньги не из-за растлевающего влияния Цыганова, а из-за подначек неотступно бегающей за ним любовницы. Даже самоубийство дурехи Монаховой не может нарушить обыкновенного хода вещей, подобные эксцессы здесь не в новинку, и безутешный вдовец Монахов, произнеся знаменитое "Господа, вы человека убили", преспокойно присаживается на диванчик к тем, кого обличал.
Спектакль поражает быстрым, спринтерским темпом. На такой скорости и одновременно с кристальной чистотой и ясностью актерских рисунков в российском театре играть не умеют: обязательно собьются на какие-нибудь охи-вздохи или мхатовские паузы. Но пиетет перед мастерством господ Мате и Йордан смешивается с ощущением, что будапештский экспресс без остановки проскакивает многие смыслы и драгоценные нюансы колоссального горьковского текста.