Фестиваль "Early music" привез в Санкт-Петербургскую академическую капеллу самого прославленного в мире исполнителя на виоле да гамба француза Паоло Пандольфо. А также японских фольклорных музыкантов Хадзуэ Саваи, Хикару Саваи и Матонагу Хирому, тоже прославленных, но, в силу специфики их музыки, в пределах своих родных островов. Музыку слушал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Паоло Пандольфо уже был гостем "Early music" в 2006 году. Тогда Меншиковский дворец был переполнен. Зал Капеллы куда вместительнее, поэтому на этот раз всем желающим удалось попасть на концерт. Господин Пандольфо играл в дуэте с клависинисткой Марией Успенской, в России одной из лучших по профессии. В первом отделении концерта, длившемся почти полтора часа, им удалось тихой, чувствительной к тончайшим исполнительским нюансам музыкой околдовать зал. Играли сонаты Баха, музыку французского барокко и сольную пьесу самого господина Пандольфо — парафраз к жестким гармониям, рваной ритмике, динамическим контрастам и прочим "фигурам действия" барочной музыки. Госпожа Успенская, со своей стороны, также сыграла соло — два контрапункта из "Искусства фуги" Баха. Сыграла строго, грамотно и без сантиментов, отчего манера сольной игры Паоло Пандольфо, исполненная трепета, показалась на контрасте очень куртуазной.
Ко второму отделению худрук фестиваля Андрей Решетин, собравший эту концертную программу, приготовил для публики контрастный душ. В кимоно, кроткими шажками и с поклонами на сцену вышла Хикару Саваи, исполнительница на традиционном японском инструменте кото (аналог русских гуслей, только размером побольше и диапазоном пошире). Извлечением странных, иногда даже невиданных звуков из своего инструмента госпожа Саваи сопровождала какое-то повествование, проговариваемое ею нараспев, с возбужденными кульминациями. Традиция такой архаичной формы музицирования также имеет аналоги в других культурах — русские баяны, финский Вяйнемяйнен из "Калевалы", древнегреческие аэды. Но в данном случае мы имели дело с очень экзотической для нашего слуха формой звукоизвлечения. Тембр голоса и тембр кото распыляли в зале такое причудливое звуковое облако, что современными аналогиями услышанного можно считать лишь электронную музыку или изобретения современных композиторов, заставляющих привычные инструменты звучать иноголосно. Звучание японской флейты в руках Матонагу Хирому напоминало звук знакомого европейскому уху после фильма "Гладиатор" армянского дудука. Оригинальные конструкции обоих и манера исполнения на них очень архаичны, поэтому имеют много общих черт. Зато в ансамблевой игре флейты и кото создается специфический и ни на что не похожий японский колорит, в котором легко угадывается именно эта островная культура.
Сыграв много оригинального фольклора, японские музыканты перешли к его вегетарианской разновидности — world music. Здесь стиль и форма игры адаптировались к комфортному восприятию их "широким слушателем" — инертная ритмика, плавные мелодические обороты, привычная нам европейская гармония "на трех блатных аккордах". Все это напоминало какую-то киномузыку в духе американского минимализма и воспринималось не как оригинальный японский, а как вторичный, упакованный в товарный вид продукт.
Концерт продолжался более трех часов, но не утомил публику. Нельзя сказать, что, приглашая европейских и восточно-азиатских музыкантов "к барьеру", господину Решетину удалось раскрутить их на острый диалог. Но это оказалось и не столь необходимым, ведь каждая из сторон была интересной и достаточной сама по себе.