Спрос на российский газ, которому в Европе альтернативы не было, на протяжении десятилетий обеспечивал приток денег в казну. Теперь альтернатива возникла.
Недавняя презентация газовых богатств Ямала, которую провел премьер Владимир Путин для глав крупнейших иностранных энергетических компаний (Total, Shell, E.On, ExxonMobil, Petronas, StatoilHydro, Kogaz и др.), сделала очевидными перемены в подходах России к вопросу экспорта энергоресурсов. Судьба ямальских кладовых (разведанные запасы — 16 трлн, прогнозные ресурсы — 22 трлн кубометров газа), в последние годы бывшая предметом споров и в Белом доме, и внутри "Газпрома", была впервые решена нетрадиционно — не в пользу привычной трубы, а в пользу сжиженного газа (СПГ). Правда, от привычной ставки на трубопроводы отказались пока только в экспортной части проекта, да и то неполностью. Но и это уже сенсация — по сути, впервые по факту Москва признала: трубой единой сыт не будешь. Иностранцам предложили поучаствовать в сотворении из Ямала "арктического Катара", вложив средства и передовые технологии в строительство заводов СПГ для последующей продажи газа. Пообещали крупные и адресные налоговые льготы (речь шла об обнулении ставки налога на добычу полезных ископаемых — НДПИ). Но интерес в ответ был проявлен сдержанный. Природа этой сдержанности триедина: предложенные льготы не слишком соблазнительны — экспортеров газа больше воодушевило бы уменьшение таможенной пошлины (она составляет 30 процентов цены в отличие от 2 процентов, которые несет НДПИ); иностранцев на российском рынке по-прежнему настораживают неясные правила игры; а главное, происходят заметные изменения на мировом рынке газа, отнюдь не повышающие ценность российских предложений.
Если коротко, то российской трубе появилась альтернатива. С одной стороны, наблюдается рост предложения, так как быстрыми темпами развивается производство сжиженного газа при одновременном увеличении числа нероссийских трубопроводных проектов. С другой стороны, упал спрос. Последнее связывают не только с кризисом, но и с внедрением новых технологий. В итоге, как отмечают эксперты, традиционные рынки оказываются менее емкими, чем ожидалось.
Новый поворот
Самый крутой сюрприз преподнесли США. Резкого увеличения спроса на газ в Штатах, спрогнозированного еще десять лет назад, так и не произошло. Во многом потому, что американцы вложили деньги в разработку методов получения газа из альтернативных источников — например, из морских подводных газовых гидратов (см. рубрику "Досье"). Согласно докладу Главного контрольного управления администрации президента США, запасы газовых гидратов в 100 раз превышают запасы природного газа в стране.
По словам бывшего замминистра энергетики России Владимира Милова, "американцы настолько преуспели в добыче такого газа, что увеличения спроса, на который ориентировалось большинство газоэкспортеров, не произошло". Очевидным это стало тогда, когда большинство СПГ-проектов для американского рынка находилось уже в стадии осуществления. "В результате многие из крупных игроков сегодня ищут новые рынки сбыта и в основном ориентируются на Европу — там есть спрос и терминалы по регазификации (перевод сжиженного газа в обычное состояние)",— утверждает Милов. В итоге "старый континент" завален газовыми предложениями, поскольку другие рынки не имеют сегодня тенденции к сильному росту (например, Япония) или еще не развиты (Китай).
Европейцам это как нельзя кстати — они заняты решением вопроса диверсификации поставок газа и впервые за многие годы имеют реальный шанс избавиться от прежде неизбежного — российской "газовой удавки". В ближайшем будущем в ЕС появится сразу несколько новых газопроводов: Nabucco (30 млрд кубометров), четыре ветки трубопровода из Алжира (общей мощностью 31 млрд), "ливийский поток" (на 8 млрд кубометров плюс СПГ), "египетский маршрут" (10 млрд кубометров). Еще в перспективе Транс-Сахарский газ из Нигерии, норвежский СПГ-проект и возможные поставки сжиженного газа с Ближнего Востока (прежде всего из Катара). Нравится нам это или не нравится, но при таком обильном предложении у европейцев возникает резонный вопрос: сохранять ли ориентацию на российское сырье и оправданна ли поддержка российских проектов — экспортных газопроводов Nord Stream и South Stream?
Проблема север — юг
В ЕС отношение к этим проектам разное: Nord Stream признан приоритетным проектом самим Сообществом, тогда как South Stream такого статуса не получил, будучи конкурентом Nabucco.
Кстати, в последней резолюции по энергополитике, принятой Европарламентом в середине сентября, содержится требование к Еврокомиссии активизировать строительство Nabucco. Европейские парламентарии потребовали, кроме того, блокировать сделки, аналогичные покупке "Сургутнефтегазом" доли в венгерской MOL, и увязать энергодиалог с Москвой с... вопросом соблюдения прав человека в России. Последнее — явное напутствие Брюсселю перед ноябрьским саммитом "Россия — ЕС". Столь агрессивно-настороженное отношение европейцев к российским энергопроектам объясняется экспертами шоком, испытанным ЕС в ходе январской газовой войны с Украиной. Если предстоящей зимой подобное повторится, многие не исключают, что энергодиалог между Москвой и Брюсселем может быть и вовсе заморожен.
Вице-спикер Госдумы, президент Российского газового общества Валерий Язев охарактеризовал действия Европарламента как продолжение системной политики ЕС по выдавливанию России из своей энергоструктуры. Но вопрос ведь не только в том, хотят ли европейцы уменьшить присутствие "Газпрома" на своем рынке, но и в том, каким будет это присутствие.
Сегодня — это трубопроводный газ. И его объемы, по российским расчетам, должны существенно возрасти за счет обоих потоков. По словам Язева, Nord Stream нужен "Германии и Великобритании, всей Европе". Даже противники строительства трубы по дну Балтики признают, что в этом проекте есть экономическая целесообразность — выход на рынок северо-запада Европы.
Чего нельзя сказать о South Stream. И дело тут не только в конкуренции с Nabucco. South Stream ориентирован на рынки юго-востока Европы, где не ожидается серьезного роста спроса на газ. А это значит, что российский газопровод не столько коммерческий, сколько альтернативный — в обход проблемных транзитных стран. "Любые альтернативные трубопроводы — это дорого и неэффективно,— убежден Милов.— Уменьшение транзитных рисков — хорошо и даже нужно, но не слишком ли высока цена?" Тем более что в случае с South Stream Россия должна выбрать для диалога одного из двух жестких переговорщиков — Турцию или Украину, так как газопровод пройдет в экономической зоне одной из этих стран. Сегодня выбор сделан в пользу Анкары, и последний визит Путина в Турцию тому подтверждение. Но еще несколько лет назад все было наоборот: непримиримая позиция турок вынудила Россию отказаться от "Голубого потока-2" и заявить об идее South Stream. Проблема в том, что если в диалоге с Киевом у Москвы есть рычаги давления, то с Анкарой — практически никаких.
Эксперты говорят о том, что и затраты, и усилия по налаживанию экспорта в Европу можно было бы существенно сократить, если бы ставка была сделана на трубопровод "Ямал — Европа-2". По словам Милова, эта труба была бы "минимально затратной, да и объемы там хорошие — 30 млрд кубометров в год". Но проблема все та же — транзитные риски: на сей раз договариваться пришлось бы с Польшей, а с ней энергодиалог у России немногим лучше, чем с Украиной. Словом, и участие в модернизации украинской газотранспортной сети, и "Ямал — Европа-2" — политически затратные проекты.
Из этого заколдованного круга остается только один выход — СПГ. То есть к трубопроводам добавить поставки сжиженного газа. Вот и объяснение ямальского поворота — другого пути нарастить экспортные объемы больше нет.
Было вашим, стало нашим
Штука, однако, в том, что с течением времени "легенда", как в знаменитом анекдоте, может радикально измениться. У сжиженного газа в России сегодня есть только экспортные перспективы. По мнению главы Shtokman Development Юрия Комарова, для внутреннего рынка сжиженный газ вряд ли будет использоваться в обозримом будущем. По словам Язева, "Россия — континентальная страна, где исторически развиты соответствующие сектора промышленности, для нас трубопроводы — это нечто привычное, понятное и предсказуемое".
За эту привычку и предсказуемость Россия ежегодно и изрядно платит: объем потерь на перекачке примерно равен ежегодному потреблению газа Италией. Трубопроводы позволяют наладить бесперебойную поставку газа внутри страны, и большая часть российского газа остается в России — 460 из добываемых 650 млрд кубометров. Но внутренний спрос при этом постоянно растет. По словам Язева, сегодня "газа не хватает, например, на Дальнем Востоке, поэтому там начато строительство нитки "Сахалин — Хабаровск — Дальний Восток" (первая очередь на 8 млрд кубометров)". Но у этой трубы пока не определена сырьевая база: "Под нее предполагается использовать Чаяндинские месторождения,— поясняет Язев.— Но они по планам начнут осваиваться только с 2015 года". Логичный, казалось бы, выход — отдать под проект для Дальнего Востока сахалинский же газ, но он вроде бы отписан под СПГ... Язев против того, чтобы "Сахалин-3" стал СПГ-проектом: "Нужно газифицировать Еврейскую АО, Амурскую область, Приморский край, Хабаровский, Камчатку". А под СПГ давать только оставшиеся объемы.
Спорить с этим трудно — своя рубашка всегда ближе к телу. И удивляться тому, что "легенда меняется", не стоит: так, например, уже произошло с крупнейшим российским СПГ-проектом — Штокманом (71 млрд кубометров газа в год). Еще пять лет назад он рассматривался только как проект под сжиженный газ. Сегодня же, согласно рамочному соглашению, часть газа пойдет под СПГ (в первую фазу — 7,5 млн тонн ежегодно), остальное — в единую трубопроводную систему "Газпрома". А уж из нее куда — по мере необходимости видно будет. По словам Язева, в настоящее время штокманский газ нужен для наполнения Nord Stream.
Технологические тормоза
Сложности развития СПГ-проектов объясняют, как правило, двумя причинами: высокой стоимостью сжиженного газа по сравнению с трубопроводным и необходимостью изрядной доли международной кооперации по причине серьезного технологического отставания российской промышленности.
Если с первой позицией можно поспорить, то противоречить второму аргументу бессмысленно — тут все правда. Язев, например, ратует за то, чтобы в международной кооперации, коль скоро без нее не обойтись, придерживаться золотой середины: "Что не можем сделать сами — закупать, что можем, развивать и даже принять протекционистские меры". Проблема, однако, в том, что не можем мы уж очень многое, например метановозы. Петербургский ЦНИИ им. академика Крылова подготовил по заказу "Газпрома" программу строительства морской техники для разработки шельфа, рассчитанную до 2030 года. По оценке экспертов института, для этого нужно построить более 350 различных плавсредств и спецкомплексов на общую сумму более 100 млрд долларов. Но даже если будет найдена такая сумма, поможет ли это сократить многолетнее технологическое отставание? Изготовленная в России платформа для месторождения Приразломное затонула. По словам Комарова, "проблема Приразломного — отсутствие инжиниринга и потеря в стране возможности по проектированию таких сложных комплексов". Стало быть, никуда без иностранного опыта и технологий?
Хотя две платформы для Штокмана сегодня также делаются в России — на Выборгском заводе. Комаров убежден, что производство высокотехнологичного оборудования — "та ниша, где россияне вполне конкурентоспособны", а там, где не хватает технологий, они появятся: "Овладеть технологией можно только в одном случае — если ты участвуешь в процессе".
Все верно. Только процесс идет уже давно и без нас — как на Западе, так и на Востоке СПГ-проекты отнюдь не штучный товар. Тому способствует тот факт, что спрос на этот вид газа растет год от года. Сможет ли Россия преуспеть в таких догонялках и стать крупным игроком на рынке СПГ?
Некоторые, правда, опасаются, что потенциальный российский сжиженный газ будет конкурировать на зарубежных рынках с трубопроводным. По словам Язева, "конкурировать самим с собой глупо". Комаров с такой оценкой не согласен: "У нас единый экспортный канал, так что конкуренции не будет". По его мнению, России не обойтись без обоих видов газа. "Важно иметь концепцию "гибкой трубы"",— убежден глава Shtokman Development. Это значит корректировать наполняемость рынка, куда приходят российские газопроводы, например в Европе, за счет поставок СПГ. По словам Комарова, важно "заходить на рынок с двух сторон — с помощью трубопровода с востока и с поставками СПГ с запада".
Красивая идея. Но есть ли у России время на ее реализацию?
* * *
На минувшей неделе глава "Газпром экспорта" Александр Медведев выступил на совете директоров монополии с докладом "О принципах и структуре экспортных поставок газа "Газпрома", стратегии в условиях сокращения потребления газа зарубежными потребителями". Падение экспорта в Европу прогнозируется на 20-21 процент, и во весь рост встает проблема оплаты "невыбранного газа". Речь идет о крупнейших европейских покупателях сырья из Германии, Италии и Турции — сегодня неустойка достигла 2,8 млрд долларов. Казалось бы, забрать свое — святое дело, однако проблема в том, что цены на газ в Европе сегодня почти в два раза ниже, чем по контрактам, заключенным с "Газпромом". Конечно, если упираться, партнеры заплатят, но осадок останется.
ТОП-5 зарубежных клиентов "Газпрома"
ЦИФРА
Примерно две трети экспорта газа из России приходится всего на пять стран (данные за первое полугодие 2009 г., в млрд кубометров).
Германия — 12,23
Турция — 9,47
Украина — 8,84
Италия — 8,2
Белоруссия — 7,19