Полгода назад, после событий в Буденновске и известных миротворческих инициатив Виктора Черномырдина, в Чечне начались мирные переговоры. Если это было начало очередного этапа в чеченской драме, то можно сказать, что вчера он завершился. Мир не состоялся. Более того, вчерашние события в Первомайском (подробнее о них — на стр. 1) дают основания полагать, что федеральные власти теперь отдадут предпочтение силовым методам, а эскалация военных действий представляется почти неизбежной.
Нет системы — нет и безопасности
Каковы же главные причины происшедшего? Очевидно, что они не только в недосмотре пограничников и уж точно не в некоем доселе неизвестном коварстве Дудаева. Можно упрямо доказывать целесообразность проведения тех или иных мероприятий по охране границ, борьбе с преступностью или реформированию армии, но повторение теракта с массовым захватом заложников, причем как раз там, где этого и должны были ожидать соответствующие структуры, наглядно продемонстрировало, что в стране отсутствует единая система обеспечения национальной безопасности. Каждый министр, директор, начальник главка или командир полка решает свои задачи, попутно огрызаясь на соседей. Но никто из них не представляет, что нужно делать, если завтра война. Военные с разными петлицами даже за год чеченской кампании не смогли выработать механизм согласованных совместных действий. Совершенно очевидно, что аналогичную эффективность они продемонстрировали бы и в случае внешней агрессии. Причем корень зла отнюдь не в личностях руководителей — чеченские боевики одинаково беспрепятственно проехали как в Буденновск, так и в Кизляр.
Кремль же до сих пор настолько сильно озабочен проблемой лояльности силовых министров, что, кажется, вполне доволен ситуацией, при которой каждый из генералов армии подчинен непосредственно президенту, который как бы и координирует их деятельность. Но нет таких президентов, которые бы занимались стратегическим планированием. На создание единого центра, которому была бы поручена выработка военной политики в масштабах страны, власть пока не решилась. И несмотря на обилие предложений — ввести пост "военного" вице-премьера, создать объединенный комитет начальников штабов силовых ведомств, передать функции координатора Генштабу, — ни одно из них не реализовано.
Период после Буденновска — ошибка или пауза?
Виновниками кизлярского теракта Борис Ельцин поспешил объявить генералов. Однако очевидно, что происшедшее является логическим продолжением действий власти политической. Провозгласив конечную цель — возвращение Чечни в лоно России, она так и определилась до сих пор, каким же методам при этом отдать предпочтение. Перейдя Рубикон 11 декабря 1994 года, она не решилась довести дело до логического военного финала, хотя военные уверены, что до окончательного разгрома боевиков летом прошлого года оставались считанные дни. Прекратив боевые действия, но не уничтожив ни боевой костяк дудаевских войск, ни руководителей сепаратистов, Москва загнала себя в тупик еще раз. Вывести войска и предоставить Чечню саму себе было невозможно уже 12 декабря 1994 года: закрыть границы невозможно и объективно, географически, и субъективно — невозможно обнести колючей проволокой целую республику и держать по периметру границы сотни тысяч солдат. С другой стороны, можно вести переговоры с кем угодно сколь угодно долго, но невозможно оставлять без внимания кочующие банды уголовников. И всем изначально было ясно, что они будут воевать до последнего. Власть не смогла даже проконтролировать прохождение немалых средств, выделяемых на восстановление Чечни. Как утверждают информированные источники, их разбазаривание начинается уже в Москве. Слишком многое говорит в пользу того, что все это происходит из-за разногласий внутри российской политической элиты. И это дает основание многим аналитикам намекать на некоторые особые отношения "кое-кого" в Москве с "кое-кем" в Чечне, что и делает бесконечную войну на Кавказе бесконечно выгодной.
Поставит ли власть на силу?
Насколько реально сегодня возвращение к силовым методам урегулирования чеченского кризиса? С одной стороны, ситуация, сложившаяся после Кизляра, дает Москве моральные основания использовать силу для уничтожения боевиков в Чечне. В нынешней ситуации реально добиться поддержки такого шага российским общественным мнением. Можно предположить, что повторение федеральными властями тех действий, которые были предприняты летом в отношении Басаева, будут восприняты как проявление преступного безволия власти.
Косвенно в пользу силового варианта говорит и назначение главой президентской администрации одного из главных разработчиков военного вторжения в Чечню в декабре 1994 года — Николая Егорова.
Однако еще скорее определяющими при принятии решения о дальнейших действиях в Чечне станут предвыборные мотивы. Сомнений в президентских амбициях Ельцина и в том, что он намерен сохранить за собой свой пост еще на четыре года, почти не осталось. Но с этой точки зрения политические плюсы, которые может принести ему демонстрация силы, могут при определенных обстоятельствах не перевесить минусов. Нет сомнений, что противники Ельцина сделают все, чтобы дискредитировать любые действия президента. Коммунисты вчера уже резко осудили штурм в Первомайском и силовое решение кризиса в целом; за вывод войск из Чечни высказывается и Явлинский. Лояльной к действиям власти остается лишь ЛДПР ("Наш дом" не в счет). Польза от подобного союзничества для Ельцина весьма сомнительна. И если к раздражению значительной части населения неспособностью власти обеспечить ни благосостояние, ни безопасность граждан прибавятся умело преподанные обвинения в возобновлении войны — перспективы Ельцина-президента могут стать призрачными.
Все это отнюдь не означает, что Ельцин будет руководствоваться именно этими мотивами. Вероятно, окончательного решения еще не принято. После вчерашнего закрытого совещания Борис Ельцин заявил, что пока трудно сказать, можно ли рассматривать штурм Первомайского как начало активных боевых действий против Джохара Дудаева. Очевидно, многое решится после того, как будут подведены конкретные результаты операции в Первомайском и подсчитаны жертвы среди заложников.
Военные — и в Минобороны, и во внутренних войсках — по-прежнему считают полугодичное миротворчество неоправданным. Но высказываемое в приватных беседах пока не обретает официальной формы. Никаких заявлений о возможном влиянии событий последних дней на ситуацию в Чечне в целом со стороны военных пока нет. Осторожничает и Павел Грачев, обычно не скрывающий своих взглядов на процесс чеченского урегулирования и принимавший участие во вчерашнем совещании у президента.
Информированный сотрудник администрации президента, непосредственно занимающийся чеченским урегулированием, заявил корреспонденту Ъ, что не считает происшедшее началом широкомасштабной эскалации кризиса в Чечне. По его мнению, для его разрешения нет необходимости в возобновлении боевых действий. По словам источника, нельзя не учитывать того, что если в августе прошлого года за мирное разрешение конфликта высказывалось лишь 20-25% чеченского населения, то к декабрю эта цифра увеличилась вдвое. Он также отметил, что отношение к происшедшему и в Чечне, и в Дагестане может быть и не столь однозначно антидудаевскими. Решение штурмовать Первомайское может привести к росту антироссийских настроений в Дагестане, а придание действием Радуева религиозной основы и представление их мучениками — к росту числа сторонников Дудаева и пополнению отрядов непримиримых в Чечне.
ИЛЬЯ Ъ-БУЛАВИНОВ