Незримый кризис
Когда в 1825 году на Британских островах разразился первый крупный и потому хорошо запомнившийся миру экономический кризис, в Российской империи завершилась эпоха Александра I Благословенного. В России вдали от двух столиц царила идущая от пращуров патриархальность, и даже восстание декабристов не смогло нарушить привычного уклада быта ни русских дворян, ни русских крестьян. Так что сообщения о массовых увольнениях и голоде среди английских рабочих не вызывали на брегах Невы, как и на берегах других русских рек, практически никакого сочувствия. Рабочие на немногочисленных отечественных мануфактурах, заводах и приисках либо приписывались к ним как крепостные, либо нанимались из отпущенных на оброк помещичьих крестьян. И если вдруг предприятие начинало испытывать трудности со сбытом, то для заводских рабочих всегда находилась крестьянская работа либо работа по обустройству приисков и заводов. А оброчных крестьян отправляли восвояси — кормиться с земли.
Правительство в подобную ситуацию почти не вмешивалось, поскольку издавна повелось, что в голодные времена помещик мог без оглядки на власти и дворянское сообщество отправить своих крестьян побираться Христа ради. А государство в самые тяжелые годы нанимало крестьян и прочих страждущих на строительство каналов и крепостей. Вот только из-за каторжного труда и мизерной оплаты желающих спастись от голода таким образом находилось немного.
Следующие мировые кризисы затрагивали Россию главным образом в тех случаях, когда за рубежом снижался спрос на традиционные товары русского экспорта, прежде всего на зерно. Но и в этом случае о безработице речи еще не было.
Ситуация резко изменилась после освобождения крестьян в 1861 году и начала экономического подъема в Российской империи. Множество селян потянулись в города не только потому, что хлеб пролетария казался им слаще, чем черствый крестьянский, но и потому, что не у всех крестьян и крестьянских общин имелись средства или возможность получить заем для выкупа помещичьей земли. Так что из двух зол — голод в деревне или нищета в городе — многие выбирали город, где можно было перебиваться хотя бы случайными заработками. В городах страждущие легче и быстрее получали помощь во время голодных 1891-1892 и 1898-1899 годов.
В 1900 году наступило некоторое облегчение в продовольственном снабжении беднейших слоев населения России, а потому сообщения газет об очередном кризисе и массовых увольнениях в Англии не вызвали в русском обществе ни заметного сочувствия, ни серьезной тревоги. Тем временем безработица в Лондоне в считаные месяцы дошла до 24% — и власти Британской империи под нажимом палаты общин начали изыскивать способы смягчения бедствий оставшихся без заработка рабочих.
Следующей жертвой массовой безработицы стала Германия, где вопрос о помощи нуждающимся трудящимся подняли парламентарии-социалисты.
"В январе 1902 г.,— писал французский депутат Э. Вальян,— социалисты утверждали, что в Берлине находится не 30 000 безработных, как это было подсчитано в профессиональной переписи зимой 1895 г., а 50 000. Министр Посадовский ответил им, что это немыслимо и что количество безработных достигает самое большее 7500 человек. Он не отрицал существования кризиса, который обнаруживался со слишком большою силою для того, чтобы его можно было отрицать, но он оспаривал его размеры; к тому же он добавил, что устройство анкеты по этому вопросу представляет слишком много трудностей. Организованные рабочие города Берлина решили, что если такое исследование затруднительно для правительства, то они сами займутся им. Под руководством одного техника 12 000 рабочих в несколько дней провели эту анкету, и оказалось, что в Берлине 76 000 безработных, а если сюда присоединить частичную безработицу, то количество безработных достигает 117 000. Таким образом, оказалось, что действительная цифра безработных превышала даже пессимистические утверждения социалистов".
Серьезные затруднения и увольнения в то же самое время наблюдались и в Российской империи. Однако они охватывали лишь отдельные отрасли и некоторые промышленные районы. А полномасштабный кризис добрался до России лишь к 1905 году. Из-за начавшейся годом ранее войны с Японией в армию призвали множество запасных солдат, главным образом из деревни, что вызвало перебои в поставках сельхозсырья для промышленности. А огромные затраты на войну привели к расстройству финансов, падению кредита и прочим проблемам. Ко всем прочим бедам летом 1905 года начались массовые забастовки, участники которых требовали улучшения условий труда и повышения зарплат, а напуганные демонстрациями и прочими революционными акциями работодатели во многих случаях покорно соглашались на исполнение запросов пролетариата. Это еще сильнее ухудшало финансовое состояние фабрик и заводов и вело к углублению кризиса. Так что, как только вооруженные выступления революционеров в декабре 1905 года подавили войска, на многих предприятиях России начались масштабные увольнения.
Широкая безработица
Социал-демократический публицист Л. М. Клейнборт в 1906 году подвел итоги этой кампании:
"Вот те факты, которые раскрывают перед нами ежедневные столбцы газет. В Харькове при самой примитивной форме регистрации зарегистрировано уже около 2500 безработных!.. Вопрос обостряется все более и более. Уже прошлым летом замечались первые признаки надвигающегося бедствия, заводы сокращали производство, переходили с 6 дней к 5; кто случайно оставался без работы, не мог уже ее найти. К дням свободы кризис уже ворвался во все уголки, грозил везде произвести опустошения. Заводчики в массе переходили на три дня работы в неделю. Число безработных росло непрерывно. Теперь размеры кризиса ясны. Самые крупные заводы принуждены рассчитать сотни рабочих. Одна фабрика Кузнецова уволила 2000 рабочих, паровозостроительный завод — 50, завод земледельческих машин — 144. А сколько рабочих рассчитывается по мелочам, а сколько их было уже безработными... В Одессе число безработных в период от 25 марта до 25 апреля было 1370 человек. Закрываются маслобойные заводы вследствие неимения семян. В Варшаве безработных несколько тысяч человек, сотни семейств сидят без куска хлеба. В Казани администрация алафуговских фабрик объявила об их закрытии: число работающих 3050 человек. Рабочие ввиду новых расчетов требуют, чтобы управа учредила комиссию для выяснения числа безработных, ибо общество, живущее их трудом, должно обеспечить их существование. Ряды безработных растут в Киеве. В Лодзи закрылись фабрики Тейбзера и Познанского с 15 000 рабочих; общее число безработных свыше 18 000 человек. В Туле патронный завод рассчитал 10 000 рабочих. Брянский Бетецкий завод в Орле уволил 1000 человек. В Саратове закрыта фабрика Тихомирова с 200 рабочими. Сократили работы заводы: машиностроительный "Сотрудник" — из 330 работает только 80 человек. В Иваново-Вознесенске приостановили работу фабрики Новикова с 546 рабочими, Бакулина с 211, рассчитано 650 рабочих фабрик Бурылина. По анкетам Владимирского губернского земства о состоянии промышленности в губернии из 140 ответов 41% говорит о расчетах. В Твери вагоностроительный завод сократил штат рабочих с 2500 до 1000".
Такая же картина, судя по отчету Клейнборта, наблюдалась и в других частях страны:
"В Воронеже наплыв рабочих с шахт и заводов Придонецкого района. Несчастным труженикам осталось проесть на месте все, что они заработали, и многие из них возвращаются по шпалам, износивши последнее платье, без копейки в кармане. В Полтавской губернии закрылись и сократили производство 12 мукомольных мельниц. В Полтаве — 1000 безработных. В Ростове-на-Дону, по самому приблизительному подсчету, до пяти тысяч безработных. Вообще в Донской области закрылись заводы: котельный дебальцевского общества с 350 рабочими. Сокращено число рабочих на заводах: машиностроительном Дутикова с 120 до 25 рабочих, механическом "Дон" с 200 до 50, на металлургическом с 5000 до 1043. Результаты разорения чувствуются все сильнее и сильнее в Таганроге. "Город,— читаем мы в "Южном Крае",— проживает последние сбережения". Торговая жизнь в нем замерла. Магазины пустуют. Ремесленники сидят без дела. Число безработных, голодающих растет, и "благотворительный совет", учрежденный при общественном управлении, тщетно взывает о помощи. Денег нет. Даже жалованье учителям городская управа не выдает. То же в Бердичеве. Комитет помощи безработным, который в продолжение всей зимы выдавал безработным по несколько десятков копеек еженедельно каждому, перестал существовать за неимением средств!.. И безработные пустились, группами и в отдельности, по состоятельным обывателям, требуя у них поддержки. Очень часто между требующими и не желающими давать происходят скандалы. В Екатеринославе, где безработица все больше и больше усиливается, особенно страдают от безработицы городские ремесленники, значительную часть которых составляют евреи. Много семейств просто голодает. Голод царит по всем уголкам, где живут преимущественно рабочие. Здесь образовался комитет помощи безработным, но у него так мало средств, что он не может оказать хоть мало-мальски значительную помощь безработным. В Белостоке на двух фабриках рассчитано около 3000 человек. Поднялась безработица в Батуме. Бакинские рабочие прислали в Петербург депутацию с ходатайством о субсидии для оказания помощи безработным. Волна безработицы докатилась даже до Урала, до Сибири. Доходят известия о бедственном положении на многих заводах. Так, наряду с прочими заводами Урала, пишут оттуда, крайне тяжелый момент переживает Богословский уезд. "Заводские рабочие недавно получили деньги еще за сентябрь месяц прошлого года, а когда будет следующая выдача, трудно сказать". Начальник среднеазиатской дороги Ульянов закрыл железнодорожные мастерские, и 800 человек, почти все семейные, оказались на улице. Масса инженеров и техников остались не у дел".
Тот же автор делал и выводы из безрадостной картины:
"Нет промышленного центра, где бы кризис не давал себя чувствовать, нет предприятия, которое бы не сократилось или не стояло накануне сокращения. Безработная армия растет, и не предвидится конца расчетам, увольнениям, сокращениям... Она переходит из города в город, проедает последние гроши. Проесть их недолго: углы, даже не углы, а помещения под кровлей, съестные припасы — все очень дорого. Приходится пробиваться без всего, проводить дни и ночи под открытым небом. Положение обостряется тем, что наш рабочий ни с чем, кроме города, уже не связан. Рабочий старой формации гораздо легче переносил безработицу. Он уходил еще в деревню. У него был свой дом, свой надел, на котором худо ли, хорошо ли его семья прокормится в критический момент, не дойдя, может быть, до голодной смерти. Он без сожаления покидал город. Не то его собрат по несчастью, родившийся и выросший при машине. Он не только порвал все связи с землей, не имеет понятия о полевых работах. Он едва ли взялся бы за косу, если бы представился случай. Он не пойдет, не может пойти и во все другие отрасли, кроме той, к которой он приспособился годами труда..."
Не лучше обстояло дело и в столицах. В Москве число постоянных обитателей дна общества — Хитрова рынка — за счет безработных выросло до 20 тыс. человек. В Первопрестольной насчитывалось 3 тыс. безработных квалифицированных слесарей. А в Петербурге власти прибегали к германскому правительственному методу борьбы с безработицей — отрицали ее существование и запутывали статистику. Но скрыть истину в ситуации, когда немалую часть обездоленных составляли люди интеллигентные, было уже невозможно. Так, в северной столице насчитывалось больше 100 безработных фармацевтов и еще больше почтовых служащих. В отличие от пролетариев они, оказавшись в безвыходной ситуации, как правило, кончали жизнь самоубийством.
Иноземные уловки
К тому времени за рубежом существовало уже множество различных форм помощи людям, оставшимся без работы. Самой передовой страной в этом отношении считалась Швейцария, где в некоторых кантонах ввели страхование от безработицы.
"Швейцарии,— писал русский экономист Д. Зайцев,— принадлежит честь первых, хотя и очень скромных, опытов общинного страхования от безработицы. Кантон Берн в 1893 г. ввел у себя при городском управлении добровольное страхование на следующих основаниях: каждый рабочий, желающий при безработице получить поддержку, платит 20 коп. премии в месяц, по истечении 6 месяцев со дня первого взноса застрахованный рабочий получает право на субсидии в 60 коп. в день, если он холост, и 80 коп., если он имеет семью. Эту помощь, однако, он получает лишь в течение 30 дней; в случае более продолжительной безработицы дальнейшее пособие зависит от состояния кассы, управление которой состоит из 9 членов: по три человека от городского управления, рабочих и хозяев".
Однако, как писал Зайцев, опыт страхования большого распространения не получил:
"Касса добровольного страхования от безработицы в г. Берне развивалась очень слабо: в 1898 г., напр., она насчитывала 431 члена, из которых 295 в разное время были без работы и получили из кассы 4654 р. Город ежегодно вносит в кассу 2800 рублей, представляет помещение и несет расходы по ее управлению. Еще менее успешна была попытка ввести в Сент-Галлене принудительное страхование от безработицы всех местных рабочих путем кантонального закона 1894 г. Опыт был сделан лишь на два года и по истечении срока не был возобновлен. Неудачу в этом кантоне приписывают, однако, тому, что страхование от безработицы было присоединено к городскому секретариату о бедных и наиболее интеллигентные рабочие увидели в этом оскорбление себя и желание города переложить на них издержки общественного призрения".
А вот в Германии, где каждый записавшийся в нуждающиеся в помощи автоматически лишался избирательных прав, страхование от безработицы стало принимать все большие масштабы и популярность. В Кельне, например, существовала страховая касса — вносившие в нее деньги рабочие в случае потери места получали помощь в течение 48 дней. Причем семейные с детьми в наибольшем размере, семейные, но бездетные — в среднем, и наименьшее пособие выплачивалось одиноким холостякам.
В Германской же империи в связи с усилением и расширением безработицы возродилась старинная система общественных работ.
"В Германии,— констатировал в 1904 году исследователь безработицы В. А. Гаген,— общественные работы начали практиковаться в городах с начала 90-х годов XIX столетия. Сначала число городов, устраивавших работы в зимнее время, не превосходило 10-15. Но уже зимою 1900-1901 гг. число городов, организовавших общественные работы, достигло 46, а зимою 1901-1902 гг. число их превысило 60... Самыми употребительными работами были разбивание щебня и камня, рубка дров, добывание песка и гравия, земляные и дорожные работы, чистка улиц. Лишь в виде исключения выделяются Франкфурт-на-Майне, в котором местный комитет устроил особые мастерские для портных и сапожников, и Дюссельдорф, устроивший работы по переписке в особом помещении. Особенное распространение получило разбивание щебня, на которое в некоторых городах были израсходованы крупные суммы".
Но, как описывал Гаген, на общественные работы принимались отнюдь не все желающие, причем в каждом немецком городе устанавливались собственные критерии того, кто заслуживает помощи, а кто — нет:
"В Кельне на общественные работы принимались сначала женатые с детьми, затем женатые без детей и уже только за ними — холостые. Кольмар требует от безработных, являющихся на общественные работы, чтобы они были родом из Кольмара, женаты или были опорой семьи и были постоянными его жителями. На работы же по разбивке щебня допускался всякий, кто только ни заявлялся. В Майнце в уважительных случаях на работы допускались и такие безработные, которые жили в нем всего год. Во многих городах главное внимание при допущении на общественные работы обращено было на то, чтобы пребывание безработных в данном городе было более или менее продолжительно. Так, например, Мюнхен отдавал предпочтение отцам семейств, причем трехлетнее пребывание приравнивалось к праву родины. Лишь один город — Фирзен — принимал на работы всех безработных".
И все же немцы считали лучшим из возможных способов помощи безработным участие всех рабочих в профсоюзах. Профсоюзы не только тратили часть членских взносов на помощь потерявшим работу, но и организовывали эффективный поиск новых рабочих мест. А если требовались рабочие иной специальности, организовывали переподготовку для членов профсоюза. При этом даже власти и работодатели, очень не любившие профсоюзы и профсоюзных лидеров, отмечали, что профбоссы борются с безработицей куда эффективней, чем государственные биржи труда. Ведь если на бирже рабочему предлагали переучиться на менее престижную специальность и он мог спокойно отказаться, то профсоюзные товарищи без промедления изгоняли таких гордецов из своих рядов, считая их бездельниками, сидящими на чужой шее.
Русская правда
Беда России заключалась в том, что пересадка любого из описанных методов на русскую почву неизбежно наталкивалась на ожесточенное сопротивление властей. Ведь в любом общественном объединении им виделся кружок для обсуждения крамольных идей и выращивания революционеров. Поэтому даже существование касс взаимопомощи допускалось не без труда. А о профсоюзах и говорить не приходилось.
Так что благотворителям, желавшим помочь безработным, не оставалось ничего другого, как организовывать традиционные бесплатные столовые. Причем только там, где этому не препятствовали местные власти. В Петербурге при Вольном экономическом обществе благотворители создали комитет помощи голодающим. Но из-за сопротивления чиновников результаты его работы оказались минимальными.
"Деятельность комитета,— писала газета "Русь",— по-прежнему встречает непредвиденные препятствия и затруднения со стороны администрации. История закрытия губернатором казанского отделения комитета и устроенных многих столовых изложена в особо посланном в газеты заявлении. От лиц, посланных в Хвалынский уезд, получены две телеграммы, что уездная земская управа не находит возможным без губернаторского разрешения устроить врачебно-продовольственную помощь населению за счет комитета, а губернатор не отвечает на посланную ему управой телеграмму о разрешении. Были также недоразумения с администрацией в Уманском уезде, и столовые временно закрылись. В Казани арестовано лицо, заведовавшее столовой. Курганская железнодорожная станция не принимает от курганского отдела общества сельского хозяйства пожертвованную пшеницу для отправки в голодающие губернии, несмотря на то что имеются свободные вагоны и отделом представлены свидетельства о льготной и внеочередной перевозке зерна. Наконец, повторные попытки комитета устроить свои отделения и продовольственную помощь в других губерниях кроме вышеуказанных встречают постоянно один и тот же ответ: "Многочисленные аресты и произвол администрации являются непреодолимыми препятствиями прийти на помощь"".
Даже в случаях, когда благотворители были хорошо известны губернским властям, а помощь им оказывали представители самых уважаемых купеческих семей и торговых фирм, результат оказывался, мягко говоря, не вполне удовлетворительным. К примеру, созданный в Саратове Союз борьбы с голодом и безработицей смог открыть всего лишь пять столовых, где в общей сложности питалось немногим более 1000 человек, что для Саратова с его многими тысячами безработных было каплей в море. Впрочем, установить точное количество нуждающихся союзу так и не удалось. Как рассказывалось в его отчете, некоторые пролетарии воспользовались молодостью и неопытностью учащихся, отправленных для обследования беднейших семей, и внушили им, что их респондент гораздо беднее, чем на самом деле. Но там же говорилось, что настоящие безработные никогда не злоупотребляли благотворительностью и, найдя работу, немедленно предупреждали об этом уполномоченных союза и прекращали посещать бесплатную столовую.
Под эгидой союза открывали бесплатные столовые для своих уволенных рабочих наиболее совестливые работодатели. Их пример, видимо, подействовал на губернские власти, выделившие саратовскому союзу большое количество муки для кормления безработных и бедных. Мука, правда, не отличалась высоким качеством, и ее пришлось перерабатывать и обменивать. Но все же это был вклад власти в борьбу с последствиями кризиса, что происходило далеко не во всех губерниях страны.
Из западного опыта в России позаимствовали главным образом частные кадровые бюро, занимавшиеся поиском мест для желающих. Появились они после окончания кризиса, на рубеже 1910-х, в эпоху последовавшего за кризисом промышленного подъема, и довольно неплохо справлялись со своими обязанностями, находя работу квалифицированным рабочим, прислуге и приказчикам средней руки. Однако с началом Первой мировой войны и сопутствовавшего ей нового кризиса большинство подобных контор превратились в чисто мошеннические предприятия, где с желающих найти работу брали залог за работу, а потом отправляли в места, где либо уже не было вакансий, либо требовалась неквалифицированная рабочая сила, либо кандидат заведомо не подходил работодателю. А то и вовсе отправляли в созданные подельниками фиктивные конторы. После трех подобных отправок кандидату объявляли, что его залог уже иссяк и требуется либо доплатить, либо распрощаться. Причем, как писали газеты, несмотря на огромное число публикаций об этом виде мошенничества, новые безработные попадались на ту же уловку раз за разом.
Возможно, это происходило потому, что в те годы существовало неписаное, но жесткое правило: того, кто более двух лет оставался без работы, уже больше никогда и никуда не принимали. И у него оставался небогатый выбор — стать босяком, нищим, преступником или революционером. Ведь представители всех небуржуазных партий — от анархистов до эсеров и меньшевиков с большевиками — настойчиво объясняли пролетариям, что причина безработицы не столько в кризисе, сколько в самом капитализме и эксплуатации. Ликвидировать их значит обезопасить себя от кризисов и голода раз и навсегда. И вся эта агитация в условиях запретов профсоюзов и иных альтернативных тайным кружкам общественных организаций имела серьезный успех.