В прокат вышел самый безумный фильм года "Первый отряд". Мангу о мертвых пионерах-героях, одолевающих в битвах 1942 года столь же мертвых псов-рыцарей, поставил Есихару Асино. Но настоящие авторы — продюсеры и сценаристы Алексей Климов и Михаил Шприц, успешно запудрившие мозги мэтру японской анимации. МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ задумался, почему рисованные герои вызывают больше эмоций, чем живые актеры
Идея "Отряда" настолько самодостаточна, что уже является артефактом: кажется, фильм снимать было вовсе не обязательно. Типа, приколитесь: манга о войне магов из шестого отдела НКВД с магами из эсэсовского, вполне, кстати, реального института "Аненербе", искавшего двери в шамбалу. За нациков играют рыцари-сатанисты, восставшие со дна Чудского озера. Последний козырь наших — девочка Надя, экстрасенс, циркачка и самурай, вызывающая с того света верных друзей Зину, Валю, Марата и Леню. То есть пионеров-героев Зину Портнову, Валю Котика, Марата Казея и Леню Голикова. Уже здорово, хотя отдает нечитабельной "Мифогенной любовью каст" Павла Пепперштейна и Сергея Ануфриева. Тем не менее фильм, хотя и обрывается на полуслове, как пилотная серия сериала, оказался гораздо более умным и залихватским, чем сулил замысел.
В советской казуистике бытовало определение, оправдывающее формалистические выверты художников из союзных республик: "искусство, национальное по форме, социалистическое по содержанию". Лучшего описания для "Отряда" не придумать. Правда, слова "национальное" и "социалистическое" наполнены теперь несколько иным содержанием. Манга, замкнутая национальная эстетика, созданная японцами для японцев, оказалась эсперанто, пригодным для рассказа о чем угодно. Стилистика же иллюстраций к брошюрам о пионерах-героях, памятных тем, кто учился в советской школе, действительна, близка манге. Более того, манга — как раз то эсперанто, которое способно сплавить воедино, как в "Отряде", множество и рядом не лежавших пикселей культурной памяти. От белозубого цирка а-ля фильм Григория Александрова до самурайского меча, с которым Надя, как Ума Турман в "Убить Билла" Квентина Тарантино, едет в метро.
Социалистическая, то есть казенная, история войны в свою очередь обросла таким слоем конспирологических "ракушек", что стала частью бульварной культуры. Винить фальсификаторов бессмысленно. Перед тотальным, апокалипсическим характером войны разум пасует. Легче объяснить это поединком генерала Белова в черной перчатке на правой руке с магистром Вольфом. Близняшки-ниндзя, охотящиеся за Надей, и мистические "моменты истины", когда бойцы замирают, освобождая время-пространство для войны магов, должны бы, казалось, девальвировать историческую память. В компьютерную игру превратить, что ли. Отнюдь нет. Когда актеры в игровом кино притворяются "навеки восемнадцатилетними" призывниками-смертниками 1941 года или делают вид, что им нет преград на море и на суше, это вызывает острое отторжение. Ну, не веришь им. Когда рисованная Надя, выступая во фронтовой агитбригаде, видит, что ее слушают одни лишь мертвецы, точнее, люди, которым остались считаные минуты жизни, или когда на том свете обнаруживается, скажем, мертвая ВДНХ, это почему-то цепляет.
Наверное, именно потому, что манга не заставляет верить в себя, а просто бьет прицельными, графическими образами. Недаром же израильский режиссер Ари Фольман, изживая в своем "Вальсе с Баширом" кошмар ливанской войне 1982 года, тоже перешел на язык анимации. Перепробовав все возможные способы имитировать войну, кино приходит к полному отказу от имитации. Точнее говоря, не приходит, а возвращается к завету великого философа кино Андре Базена, в 1950-х годах написавшего, что смерть — неотъемлемое достояние человека, имитации не доступное. Так что, пусть уж лучше о войне, то есть о конвейерной смерти, снимают мангу.