Владимир Титов в Мраморном дворце

Впервые в Петербурге открывается персональная выставка Владимира Титова, московского художника, который в 1970-х учился у знаменитого нонконформистского юродивого Василия Ситникова, а с 1982 года живет в Париже, работая на два города. Обещают показать сорок пять вещей из собрания автора — мир задворков, подворотен и трущоб, оборванные бездомные; все написано в размашистой экспрессионистской манере, но не агрессивно, а насмешливо, даже влюбленно. Работяги, бомжи и нищие у Титова, хоть и носят неандертальские морды со звериным оскалом, но не стоят с ножичком в подъезде, а ржут над анекдотами (триптих "Электричка", 2002), опрокидывают кружку пива, возлежат в "Завтраке на траве" (2004) и с гиканьем шлепаются в воду ("Прыжок", 2004). В худшем случае плотоядно заглядываются на томную дамочку или облегчаются, приспустив штаны, прямо на людной улице. Даже драка на утюгах выглядит скорее потешно: дерутся нагишом и под аккомпанемент, да и называется это "Болеро" (1995). Художник заботливо сопровождает их ангелами-хранителями — беленькими, голенькими существами женского пола с крыльями, которые ласково гладят своих подопечных, заигрывают с ними, просят за них высшие силы или просто наблюдают с крыши пивного ларька ("Ангел на пивном ларьке", 1992). Ангелы Титова отсылают к выбеленным сапожной щеткой бабам у Ситникова и дальше — к фрескам Феофана Грека и византийскому свечению ликов.

Трущобы, их обитатели и ангелы заполняют не только привычные ниши, например иллюстрации к поэме Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки", но и расползаются шире. Пригвождая дракона, голый и беззубый Георгий Победоносец похабно расставляет ноги (2007). Грязь буквально заливает денежные знаки: на коричневой десятирублевке просто бараки и машина, чавкающая в белесо-коричневом снегу; на синенькой пятисотке оскалился забулдыга в отрепьях, развалившийся на куче коробок с тряпьем. Полный катарсис наступает на "Новогодней открытке" (2004), где под затейливым курсивом "С новым годом!" русалка с крыльями чокается с синеносым бомжом у помойных баков с надписью "РЭУ-3" рядом с блюющими дворнягами. Это, конечно, дно мегаполиса, его окраины и свалки, но тут нет социально озабоченного передвижничества, экспрессионистского обличения или соцартовской издевки, герои ведут почти сюрреалистическое существование: купаются и завтракают, писают посреди поля, любуясь радугой, летают на стрекозиных крылышках ("Полет стрекозы", 2004), встречаются с ангелами. Этот мир привлекает и самого живописца, который признается, что идентифицирует себя со своими нищими. Более того, холеный офранцузившийся автор с удовольствием играет в своих героев, раз за разом подписывая изображения мочащихся мужчин "автопортрет", будь то на фоне радуги или у городской стены. И пишет грязь так, что она начинает светиться серебром и мерцать перламутром, — словом, художник везде красоту найдет.