В Государственном Эрмитаже открылась выставка "Новояз. Британское искусство сейчас" — второй опыт сотрудничества музея с лондонской галереей крупнейшего эксперта и продюсера современного искусства Чарльза Саатчи. Два года назад Эрмитаж представил подготовленную им экспозицию "Америка сегодня". Изучив выставку, МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ решил, что в Англии с искусством все в порядке.
Имя 66-летнего Саатчи, иракского еврея по происхождению, владельца крупнейшего в мире пиар-агентства, ассоциируется с раскрученными им хулиганистыми "Молодыми британскими художниками" (YBAs) — Дэмиеном Херстом, Трейси Эмин, братьями Чепмен. Сам Саатчи считает художников не по головам, а ангарами, где хранится его коллекция. На одном из таких складов сгорело искусства на £50 млн, но для Саатчи это пустяк. В его закромах есть почти все художники вчерашнего, сегодняшнего и завтрашнего дня.
В Эрмитаж приехало около 50 работ 25 художников, родившихся в 1961-1985 годах. Самый передовой, что ли, объект — каталог, изданный почти в жанре визуальной поэзии. На выставке же доминируют работы во вполне традиционном формате картины или скульптуры. Никакого видеоарта, и это греет душу.
Впрочем, "Рой" Тессы Фармер, главный экспонат, пожалуй что и шедевр, как раз сперва воспринимается как концептуалистское штукарство. Кажется, художница просто подвесила на нитях пчел и мух, кажущихся благодаря подсветке более многочисленными, чем на самом деле. Но "Рой" рассчитан на всматривание. Насекомых оседлали, то ли сражаясь, то ли гарцуя, крохотные крылатые скелеты, наверное, фей. Это не энтомология, а жутковатая мифология, которую Фармер давно разрабатывает.
Большинство же художников работают с культурными и историческими модулями. Но это уже не паразитирующий постмодернизм, не игра, а действительно новояз, способный порождать качественно новые смыслы. Ариф Озаш пишет побоища между изящными, как джинны, фигурками с персидских миниатюр и мощными, неповоротливыми обнаженными героями европейской классики. Воюет сама с собой и окружающая их архитектура-мутант, дробящаяся на европейские и восточные элементы. Очень остроумно, очень смешно, но не анекдотично: воюют герои, стили, цивилизации, способы видеть мир.
Джед Куинн тоже совмещает смыслы, заложенные в архитектуре и ландшафтах. По поводу "Призрака горы" можно, в принципе, и не знать, что кукольный домик среди исполинских деревьев — резиденция Адольфа Гитлера. Сама разница масштабов, зловеще манящее свечение домика в ночи вызывают ощущение опасности, неловкости, напоминают о садистской жестокости братьев Гримм. Короче говоря, формулируют романтический кошмар "сумрачного германского гения".
В наши дни наследием, переосмысливаемым художниками, оказывается не только классика в школьном понимании, но и классика ХХ века, которая сама по себе тоже что-то уже переосмысливала, прежде всего, конечно, поп-арт. Волну, вздымающуюся как на гравюре Хокусаи или в "Плоте "Медузы"" Теодора Жерико, Дик Эванс отливает из карбида кремния и нарекает "Черным виноградом", дешевой шипучкой кокни. И инкрустирует хабариками и мятой банкой из-под лимонада, мусором цивилизации, который посильнее любой стихии. Гошка Макуга представляет теософку "Мадам Блаватскую" в виде мумии ярмарочного факира, возлежащей на спинках двух стульев. И смешно, и зловеще: пожалуй, микст этих ощущений — британское ноу-хау.
На выставке "Америка сегодня" разочаровывали политизированные работы: инфантильный, плакатный соц-арт. Англичане же и политику осмысляют через арт-стили. "Сандинистов" Джонатана Уотериджа, для которых позировали "понаехавшие" в Лондон простолюдины, можно было бы квалифицировать как соцреализм, если бы они не были пропущены через оптику фотореализма. Скотт Кинг подменяет лицо Че Гевары с легендарной фотографии Альберто Корды лицом Шер. Почему бы и нет: Че уже давно и сам поп-звезда. В принципе и Саатчи, и многие участники выставки тоже вполне себе поп-звезды. Но именно потому, что прекрасно отдают себе в этом отчет, позволяют себе не гнаться за модой, а создавать ее.