Михайловский театр дал первую оперную премьеру сезона - "Русалку" Антонина Дворжака. ВЛАДИМИР РАННЕВ поздравляет театр и его новую команду с первой большой и, что самое главное, самостоятельной победой.
"Теперь хорошего не жди", — так было принято говорить о Малом оперном два года назад, когда в лежащий на лопатках театр пришел директорствовать далекий от оперы человек, бизнесмен Владимир Кехман. Все это время петербуржцы следили за кульбитами нового руководства, где-то интригующими, где-то беспомощными, но все-таки оставляющими надежды на воскрешение коллектива. Были, конечно, за эти два года и удачные спектакли, но не своего кроя, а "с чужого плеча". И вот, наконец, Михайловский театр выдал качественную, зрелую и в технологическом, и в творческом отношении продукцию. Причем созданную своими силами.
Новый директор оперной труппы Ольга Капанина объяснила корреспонденту "Ъ" выбор именно этой оперы "возможностью задействовать весь коллектив и подтянуть свой уровень в общем деле" и тем, что "эту оперу в Петербурге никогда не ставили". С последним вышел прокол: независимо от планов Михайловского, Маринка быстро скроила свою "Русалку" и в вакууме летнего межсезонья представила ее в своем концертном зале. Беспомощность этого слабого ученического спектакля умножилась теперь разительным контрастом с работой Михайловского — театра, который совсем недавно в конкуренты Мариинке не годился. Впервые, выбирая из двух постановок одной и той же оперы, можно всем смело рекомендовать идти на площадь Искусств.
В "Русалке" у театра два важных прорыва. Первый — оркестр, от которого до сего момента не ждали ничего, кроме разочарований. Новый главный дирижер театра словак Петер Феранец доказал, что музыканты в Михайловском хорошие, просто оркестровое дело тут прежде было поставлено плохо. И он поставил его так, что мобилизовал своих подопечных на сочную, грамотную, а местами просто блестящую игру.
Вторая неожиданность премьеры — сценография художников Петра Окунева и Ольги Шаишмелашвили. Наконец-то Михайловский отправил в архив нафталиновую эстетику "императорской", "придворной", "великосветской" оперы и загляделся не только на позолоту и бархат своего интерьера, но и на опыт современного театрального дела. Сценографы доверились мультимедийным ресурсам, избежав при этом риска нарочитого хай-тека. Видеопроекции на заднике и по бокам очень стильно и в согласии с действием разрабатывали тему воды — колыхающейся, бурлящей, бездвижной, вскипающей, ласкающей нежащихся в ней русалок и увлекающей ко дну достойных такой участи. Некоторые места — например, ария Русалки в первом действии — цепляли завораживающей красотой. Благодаря основному конструктивному элементу сценографии, огромному вздымающемуся подиуму с отверстием "колодца-омута" в центре, художники добились эффекта "стереофонического" пространства. В горизонтальном положении это отверстие выполняло функцию бездны, провала в небытие, а в вертикальном — экрана, герои на котором появлялись на фоне видеопроекций на заднике сцены. Очень лаконичная конструкция позволяла быстро и эффектно менять картинку, которой виртуозная работа художника по свету Дениса Солнцева добавила особый импрессионистский изыск.
Хорошо себя показала и оперная труппа театра. Хоры и ансамбли порадовали безупречным мастерством. Но сверх всяких похвал оказалась Анна Нечаева, Русалка. Эта премьера вышла ее бенефисом. Свой редчайшей красоты голос она напитала сильнейшим драматизмом, и не только пела, но жила ролью без всяких скидок на оперные условности. А вот Дмитрий Карпов хоть и спел возлюбленного Русалкой принца отменно, но слишком уж очевидно было, что он ей не пара. Какой-то неуместно прозаичный получился у него персонаж, в образе и с повадками Ипполита из "Иронии судьбы".
И все было бы хорошо в этом спектакле, если бы можно было отдать себе отчет в том, про что вся эта радость уху и глазу. Режиссер Игорь Коняев, похоже, в этом смысле и сам не определился. То он играет в позднеромантические томление и экспрессию, то вдруг модулирует в детский утренник. Зачем-то ему понадобились неуклюжие аллюзии на одноименный голливудский мультик. В костюмах героев угадывались также спайдермены и прочая диснеевская нечисть, что никак не вязалось с холодной каллиграфичностью видеодекораций. Некоторые мизансцены просто смешили: торжествующую соперницу Княжну (Мария Литке) режиссер заставляет вести себя так карикатурно, словно иллюстрирует знаменитое "Якин бросил свою кикимору, и мы сейчас улетаем в Гагры". Встроенный в действие балет (хореограф Мария Кораблева) то играет на стороне рафинированного психологизма, то вдруг пародирует гламурную чувственность подтанцовок эстрадных шоу.
Игорь Коняев, дебютируя в оперном жанре, столкнулся и с еще одной, так и не решенной им проблемой: во время многочисленных оркестровых вступлений и заключений нужно чем-то занять актеров. Они у него так и слоняются взад-вперед как в приемной, ожидая своей очереди выйти авансцену и спеть. В михайловской "Русалке", однако, мы имеем дело с таким редким случаем, когда вся постановка держится на достоинствах музыкальной части и сценографии. Это аванс режиссеру: у него есть время решить наконец, о чем вся эта история и что она нам сегодня, и насытить постановку осмысленной драматургией.