Певец подкладки
"Великодушный рогоносец" Владимира Золотаря в ТЮЗе
Главный герой самой ожидаемой премьеры ноября, тридцатишестилетний Владимир Золотарь, закончил Петербургскую театральную академию и начал карьеру с короткого старта, очень рано (по профессиональным меркам) уехав служить главным режиссером в Алтайский краевой театр. За шесть проведенных в Барнауле лет Золотарь не просто поставил ряд превосходных спектаклей, но убедил принять свою сторону театр и публику, а это и маститым постановщикам очень редко удается. Об алтайской драме говорили не иначе как о "театре Золотаря", причем не только в Сибири, труппа объездила все возможные фестивали, не исключая и "Золотой маски". Номинированный на нее "Войцек" стал последним барнаульским спектаклем Золотаря: местные власти уже давно косо смотрели на слишком высовывающегося режиссера и стерпеть программный спектакль о тоталитарном балагане не смогли. После травли в лучших советских традициях Золотарь был вынужден покинуть театр, переехал в Нижний Новгород и возглавил местный ТЮЗ. Не прошло и полутора лет, как скандал случился и там — с голодовкой, расколом труппы и продолжающейся посейчас борьбой за существование.
рекомендует Дмитрий Ренанский
Теперь Золотарь ставит в Петербурге, и со стороны может показаться, что славно заявивший о себе работами в регионах режиссер наконец дослужился до столичной сцены. На самом деле Золотарь возвращается — реаниматором, как привык, — в провинцию, черную дыру и заповедную пущу. "Великолепный рогоносец" — первый за многие годы спектакль этого ТЮЗа, который заранее вызывает интерес.
Нынешнее появление Золотаря нужно не только конкретно ТЮЗу, но полезно и петербургскому контексту в целом. Золотарь владеет культурным кодом, без которого работать на местных сценах трудно. Ставя пьесу Фернана Кроммелинка о трансформирующей реальность патологической ревности, режиссер отчетливо помнит, что спектакль Всеволода Мейерхольда 1922 года был вехой, после которой можно говорить лишь о двух "Рогоносцах" — Петра Фоменко в московском "Сатириконе" (1994) и самого Золотаря в Барнауле (2003). Этот последний ненавязчиво играл с мейерхольдовской постановкой, не выходившей на первый план, пульсировал свежей кровью, нащупывал сквозь фарс трагическую подкладку. И в общем оказался манифестом Золотаря, одним из его первых крупных достижений. Непонятно, как будет соотноситься ТЮЗовский спектакль с барнаульским, но даже не важно, перенос это или нет. Важнее, что Золотарь слишком живой человек и художник, чтобы повторяться.