В Белграде на 81-м году жизни скончался сербский писатель и поэт Милорад Павич.
В своей последней книге, "Мушка", он вывел героем пожилого художника, которому окружающие не могут простить ни счастливый брак, ни успех, ни всемирную славу. От государства он хочет только одного, чтобы оно "перестало плевать ему в тарелку". В этом художнике легко узнавался сам Милорад Павич, писатель не чуждый автобиографизма, но преподносивший сведения о себе в довольно своеобразной манере. В "Бумажном театре", например, он спрятался за масками аж 38 вымышленных авторов, представителей разных стран, которые печатались в тех же издательствах, что и он сам.
Успех пришел, когда ему было уже за 50, а до этого он, родившись в Белграде и окончив местный университет, продолжил академическую карьеру в Сорбонне и Вене. Он писал монографии по истории сербской литературы, переводил Пушкина и Байрона. В 1967 году он выпустил первый стихотворный сборник "Палимпсесты", в котором зародилась та сюрреалистическая образность, которая потом перекочевала в его прозу. Вслед за парой сборников рассказов вышел самый знаменитый его роман "Хазарский словарь". Это "нелинейное" повествование состояло из сплошных развилок: хазары решали, какую из религий предпочесть, а читатель — в какую сторону листать страницы. Маршруты персонажей и читателей, отражаясь друг в друге, создавали эффект бесконечности. У романа было три разноцветные части и две версии, мужская и женская.
Сегодня, когда существуют целые сайты, посвященные "Хазарскому словарю", и в него можно играть, перескакивая с ссылки на ссылку, уже трудно понять, что делали читатели 1990-х с бумажной версией романа. А ведь тогда Павича провозгласили первым писателем XXI века. В России фрагменты "Словаря" публиковались в журналах, а отдельное издание вышло в 1997 году. Тогда его книги раскрывали, как волшебные шкатулки, из которых появлялись старинные легенды, фантастические истории, прихотливые каталоги. Павич умел сочетать сказочные сюжеты и романный психологизм. Его героини мыли корабли своими волосами, носили "платья из медлительности", говорили на многих языках, питались ветром и путешествовали по снам. Для тех, кто принципиально пропускает в романах описания сновидений, его манера письма могла показаться несколько избыточной, а он сам любил подчеркивать, что пишет для женщин. "Хазарский словарь" и сегодня идеален в качестве первого знакомства с литературой постмодернизма для студентки филфака.
Вдохновленный успехом "романа-лексикона", Павич открыл целую экспериментальную мастерскую. "Пейзаж, нарисованный чаем", как кроссворд, читался по горизонтали и по вертикали, затем был роман-клепсидра, "пособие по гаданию на картах таро" и "астрологический справочник для непосвященных". Даже детские книги он выпускал в двух версиях, для мальчиков и для девочек. Он с легкостью выстраивал призрачные миры, где царили человеческие законы, но только торговали там снами. Балканские фольклорные сюжеты переплетались у него с цитатами из мировой литературы. Во время войны бомбы, что летели на Белград, тоже прямиком попадали в его романы: в "Звездной мантии" взрывы пугают героев-любовников.
У Павича заранее был готов ответ тем критикам, что упрекали его в самоповторе. Ведь он еще со времен "Хазарского словаря" взял в соавторы читателя, а значит, разделил с ним ответственность. Он называл свои романы партитурой и не особо следил за тем, кому что достанется в его "оркестре". Финалы его книг все чаще оставались открытыми, и на дополнительных белых страницах мы должны были дописывать их сами. Даже если мы этого не делали, теперь можно достать эти книги и вписать в них хотя бы финальные слова благодарности.