Пожар в ночном клубе в Перми стал проверкой экстренных медицинских служб всей страны — такого количества пострадавших с ожогами российским врачам не приходилось спасать уже очень давно
Из всех последних пожаров, случившихся в России, тот, что произошел в ночном клубе в Перми, оказался наиболее масштабным прежде всего по количеству жертв. Для сравнения: при пожаре в доме престарелых в станице Камышеватая в 2007-м погибло 64 человека. А на момент сдачи номера число погибших в пермском пожаре составило 136 человек.
По сути, для медиков борьба с этим пожаром продолжается и будет продолжаться еще несколько недель. В первую очередь из-за характера травм — ожоги в медицине считаются одними из самых тяжелых повреждений организма. А когда пострадавших так много, это еще и проверка того, насколько вся нынешняя система здравоохранения готова к такого рода экстренным ситуациям.
Пермь
Такое количество пациентов за одну ночь пермские больницы не принимали еще никогда. И, как оказалось, город оказался совершенно не готов к трагедии подобного масштаба.
Вот несколько цифр.
Сразу же после пожара насчитывалось 124 пострадавших с ожогами 2-й, 3-й и 4-й степеней, нуждавшихся в срочной госпитализации. Из них свыше 80 человек — в крайне тяжелом и тяжелом состоянии.
А в больницах Перми, согласно данным городского управления здравоохранения, насчитывается 114 взрослых реанимационных коек — всего. Всех типов. Причем часть из этих коек уже была занята — понятно, что в миллионном городе больницы пустовать не могут. Специальные койки для ожоговых больных есть только в городском ожоговом центре, который на самом деле является всего лишь отделением при городской больнице N 21. И в этом ожоговом отделении насчитывается 50 реанимационных коек, часть которых также была занята пациентами (узнать точные данные, сколько из них на тот момент было свободно, не удалось).
Похожая ситуация — и с автомобилями скорой помощи. В Перми их насчитывается лишь 86. Их них — всего десяток "реанимационных", то есть оснащенных аппаратом искусственной вентиляции легких, без которого больной с ожогами верхних дыхательных путей рискует просто не доехать до реанимации.
Но это всего лишь сопоставление цифр. В реальности же все было гораздо страшнее.
Как пишет некий сотрудник горбольницы N 9 на популярном городском форуме, в больнице ночью 5 декабря не хватало даже шприцев, не говоря о специальных медикаментах.
Ему вторит и коллега Vrach из того самого ожогового центра: "В эту роковую ночь вкалывали все, врачи-гинекологи и врачи-терапевты катали каталки с пострадавшими, понимая друг друга с полувзгляда... Все переживали, даже говорить об этом не могли. Люди скидывались на месте и бежали в аптеки, чтобы купить лекарства, которых нет в больнице!!! Такие трагедии выворачивают наружу..."
Правоту блогеров подтвердил и сам премьер Владимир Путин, лично приехавший на место трагедии. "Конечно, в любом субъекте Федерации при катастрофах такого масштаба и не может быть всего необходимого, — так прокомментировал ситуацию премьер-министр. — Но, повторяю еще раз, по докладам Министерства здравоохранения, в Перми не было даже того, что должно было бы быть на месте".
В итоге больных пришлось срочно эвакуировать в другие города. Большая часть обожженных — 68 человек (из них 19 в крайне тяжелом состоянии) — были доставлены в Москву, где их разместили, в частности, в Институте скорой помощи им. Склифосовского, Институте хирургии им. Вишневского и московской городской больнице N 36.
29 пермяков были доставлены в Санкт-Петербург — в Институт скорой помощи им. Джанелидзе и Военно-медицинскую академию им. Кирова на кафедру термических поражений.
Еще семеро пострадавших были размещены в городской больнице N 6 Челябинска.
В самой Перми осталось 20 человек, причем в это число вошли как самые "легкие" пациенты, так и самые "тяжелые", те, кто не перенес бы эвакуации.
Москва
Большая часть пострадавших — 68 человек — были доставлены в столицу
Фото: РИА НОВОСТИ
Во всех столичных медучреждениях на случай техногенных катастроф и терактов давно уже разработаны свои системы оповещения персонала. Но они не понадобились: как только по телевизору прошли первые новости о пожаре в Перми, врачи и медсестры, не дожидаясь телефонных звонков, сами собрались и поехали на работу — готовиться к прилету спецрейсов МЧС с ранеными на борту. В том, что больных из Перми будут отправлять в другие города и прежде всего в Москву, они даже не сомневались.
— Бывало, что нам приходилось экстренно вывозить и гораздо больше пациентов, — рассказывает Андрей Филиппов, врач-реаниматолог — анестезиолог ФГУ "Всероссийский центр медицины катастроф" (ВЦМК) "Защита", специалисты которого вылетели на место трагедии. — Но чтобы вот так, за раз по 20 человек, практически находящихся в коме, причем половина из них подключена к аппаратам искусственной вентиляции легких, — такого не было. И главная сложность заключалась в том, что каждому пациенту требовалось различное лекарственное сопровождение. Так что приходилось быстро подсчитывать, кому, сколько и какие лекарственные препараты необходимо ввести.
— Мы знали, что будут тяжелые больные, но не ожидали, что их будет так много, — говорит медсестра Ирина Пирогова, ассистировавшая в полете Филиппову. — Самое ужасное даже не сами травмы, а реакция родственников пострадавших, которые не осознали до конца того, что произошло. С нами летела в Москву мать девушки, у которой были вдобавок ко всему сожжены дыхательные пути, воздух в легкие ей подавали с помощью аппарата искусственной вентиляции легких. Так вот ее мать спрашивала, а останутся ли у дочки на лице шрамы и рубцы! Хотела ей закричать: "Какие, к черту, рубцы, когда у тебя дочь при смерти!", но промолчала.
— Слава богу, что хотя бы с лекарствами перебоев не было, — рассказывает Филиппов. — Мы постоянно пополняли запас медикаментов в Санкт-Петербурге и Москве. Еще в воздухе на подлете сообщали, какие из препаратов заканчиваются и что именно нужно привезти в аэропорт.
Санкт-Петербург
В Санкт-Петербурге госавтоинспекция остановила движение по трассам, ведущим к клиникам, чтобы автомобили "неотложек" из аэропорта без помех доставили пострадавших.
— Как ни больно это говорить, у нас этот процесс организован четко и, к несчастью, не раз отрепетирован, — пояснила "Огоньку" Марина Мерцалова, пресс-секретарь "социального" вице-губернатора Людмилы Косткиной. — Я эти убийственные рейсы тоже встречаю, чтобы точно информировать журналистов — неделю тому назад были вертолет и два борта с пострадавшими, затем самолет с погибшими при железнодорожной катастрофе. А до этих катастроф — самолеты с пострадавшими и погибшими в Эйлате и Египте. Слишком много беды — встречаем и хороним, встречаем и хороним.
Довезти до клиник удалось не всех пострадавших: один пациент скончался в самолете, еще один уже в реанимобиле. У этих людей ожогами оказалось поражено 98 процентов поверхности кожных покровов. Шансов выжить в таких случаях практически не остается. Утром в среду стало известно о том, что потери продолжаются — ночью в Военно-медицинской академии умер еще одни пострадавший.
Сейчас все "питерские" больные подключены к аппаратам искусственной вентиляции легких (ИВС). Какие-либо прогнозы по их состоянию врачи давать пока отказываются.
— У всех пострадавших кроме тяжелого отравления окисью углерода еще и тяжелый ожог дыхательных путей, глубокие ожоги кожи, — говорит руководитель отдела термических поражений НИИ скорой помощи им. Джанелидзе Константин Крылов. — Это комбинированная травма, и мы не можем давать прогнозов в первые пять суток — в самый опасный период. Через 10-15 дней, а то и на 28-й день, у ожогового больного может развиться тяжелый сепсис. В этот период все зависит от того, как будет сопротивляться организм.
Директор столичной ВЦМК "Защита" Сергей Гончаров согласен с питерским коллегой: сложности у тех, кто выжил, только начинаются. Тем, кто переживет ожоговый шок, который длится 4-5 дней, будет угрожать ожоговая токсимия и сепсис, затем развивается анемия. Тех, кого удастся выходить, будут ждать десятки операций по пересадке кожи. Ожоготермические травмы считаются у медиков самыми тяжелыми, а лечение их стоит миллионы. Например, в Штатах есть специальные рубашки, заменяющие кожу. Стоит один такой костюм 25 тысяч долларов, а пациенту требуется таких два. Причем хватает их только на 2-3 месяца, а потом нужно комплект менять. Впрочем, вопросы о доступности всех этих методик, а также о том, какую из них предпочесть, относятся к компетенции руководителей системы здравоохранения и к разработчикам методов лечения ожоговых больных. Саму же операцию по эвакуации пострадавших можно считать успешной.
Ноу-хау бедных
Тем не менее эксперты все равно спорят: нужно ли было вообще перевозить пострадавших?
— Я считаю, что была допущена серьезная ошибка: ожоговых больных нельзя перевозить на значительные расстояния, потому что внешняя травматизация для них очень болезненна и опасна, — считает Павел Воробьев, заместитель председателя формулярного комитета РАМН, участвовавший в ликвидации последствий катастроф в Чернобыле, Армении и Уфе. — Поэтому не уверен, что это было правильное решение — оно противоречит сложившейся международной практике. При массовых катастрофах во всем мире медицинская помощь развертывается прямо на месте, как это было сделано, к примеру, при пожаре на станции Аша в 1989 году. По той же схеме лечили и в Армении в 1988-м. Если места в больницах не хватает, мобильный надувной госпиталь можно развернуть прямо на улице. Холодно не будет — в таком госпитале есть системы автономного энерго- и теплообеспечения. Конечно, какая-то группа пациентов спустя некоторое время может быть вывезена для проведения технологически сложных операций, но в первые дни подобные передвижения нужно минимизировать. И об этом все знают!
Еще один вариант — аэромобильные госпитали, которые существуют, к примеру, в Германии. Самолет прилетает на место происшествия, и хирурги прямо там делают все необходимые операции.
Конечно, никто не спорит, хорошо бы и в Пермь направить такие воздушные госпитали, но где их взять?
Поэтому у российских спасателей другое ноу-хау: съемные двухъярусные модули для перевозки обожженных, которые можно быстро смонтировать в любом транспортном Ил-76. Нижняя полка предназначена для совсем тяжелых, верхняя — для более легких, на вертикальные стойки крепятся капельницы, аппараты ИВЛ и прочее оборудование, помогающее отслеживать состояние больного во время перевозки. Почему модули съемные? Причина проста: просто спасательные Илы часто используются и как обычные транспортники.
Впрочем, и сам профессор Воробьев говорит, что даже мобильные госпитали не всегда имеют необходимую технику в достаточном количестве.
— Необходимы запасные аппараты искусственной почки, искусственной вентиляции легких... При этом, чтобы их переместить, нужна целая технология: то есть, к примеру, для аппарата искусственной вентиляции требуется и кислород, и специальная энергетическая подпитка, и система разовых дыхательных трубок. Этот стратегический запас должен где-то храниться и при необходимости использоваться. Сегодня же большая часть таких аппаратов так или иначе задействованы в больницах. А ведь вы не можете снять больного с искусственной вентиляции, чтобы положить туда другого! — разводит руками Воробьев.
Две медицины
Пожар в Перми наглядно продемонстрировал, что сейчас в стране существуют две медицины. Первая — столичная, парадная и благополучная, периодически радующая мир открытиями. В самом деле, только за последние годы в России проведен целый ряд исследований новых препаратов и средств местного лечения ожоговых ран. Например, разработаны и исследованы новые пленочные покрытия для заживления ран (на базе использования стволовых клеток), новейшие антибактериальные, стимулирующие регенерацию препараты, революционные антисептики нового поколения.
«Мы знали, что будут тяжелые больные, но не ожидали, что их будет так много»,— признавались врачи
Фото: AP
К счастью — если это слово вообще применимо в таких случаях — сегодня врачи в Москве и Санкт-Петербурге не могут пожаловаться и на отсутствие денег, материалов, оборудования и медикаментов. Как только в НИИ скорой помощи им. Джанелидзе привезли первых обожженных, директор института Сергей Багненко тут же заверил журналистов, что в клинике достаточно медикаментов, специальных препаратов и она оснащена современной аппаратурой:
— В Петербурге еще в 2007 году были введены медико-биологические стандарты, по которым суммы, выплачиваемые по обязательному медицинскому страхованию (ОМС), зависят от тяжести заболевания и выполненного лечения. У нас сформированы "тяжелые" тарифы — ожоговый, септический, поэтому система ОМС "настроена" на пострадавших в катастрофах.
Специалистов также хватает. В ожоговом центре НИИ скорой помощи им. Джанелидзе работают 150 человек, около полусотни из них — комбустиологи, то есть хирурги, специализирующиеся на лечении ожоговых травм.
— Сегодня для нас 17 тяжелых пациентов с такими серьезными ожогами уже не катастрофа, — говорит Сергей Багненко. — Еще 10 лет назад в нашей клинике был всего один импортный аппарат искусственной вентиляции легких, а сейчас их 30.
— Наша клиника вообще-то рассчитана на 87 штатных коек, — поясняет "Огоньку" Константин Крылов. — 12 человек можем лечить в реанимациях, остальных в общих отделениях. Но когда случаются массовые поражения, экстремальные, то тогда мы разворачиваем по эмчеэсной системе 200 коек. Либо можем принять 150 обожженных пациентов, из них 20 тяжелых. И средства необходимые у нас запасены на 2-3 дня, вот на такие экстремальные случаи, как с жителями Перми.
Другая медицина — это медицина провинции. Так, по данным Всероссийского общественного объединения комбустиологов "Мир без ожогов", сегодня в 17 регионах РФ нет ни ожоговых отделений, ни специализированных ожоговых центров, так что максимум, на что могут рассчитывать пострадавшие, — это специальная ожоговая койка "Сатурн-90" Златоустовского машиностроительного завода, установленная в реанимации. Впрочем, и те постоянно заняты. Из исследования объединения комбустиологов стало ясно, что в ожоговых палатах лечат и пациентов с отморожениями, трофическими язвами и сложными травмами. Не хватает и самих ожоговых коек: по нормативу Росздрава их должно быть 0,4 на 10 тысяч населения, а реальное число не дотягивает и до 0,26, что было отмечено на заседании Проблемной комиссии "Термические поражения" при Росздраве. Поэтому существующие в стране ожоговые центры из 140 тысяч ежегодно нуждающихся в госпитализации обожженных в состоянии пролечить лишь 23 процента пациентов. Обо всем этом (и о многом другом) популярно написано на пермских интернет-форумах, которые после трагедии было бы крайне полезно почитать руководителям отечественного здравоохранения.
Еще одна цифра: укомплектованность ожоговых центров основными врачебными специальностями — комбустиологами и анестезиологами — не превышает 66-68 процентов. Более того, должности врачей-анестезиологов введены в штатное расписание только в 52 из 80 ожоговых отделений. В остальных же ожоговых отделениях анестезиологов в штате нет, и их приглашают эпизодически или регулярно из других клинических отделений базового лечебного учреждения. Из-за этого растет и летальность: с 4,19 процента в 90-х годах до 6,2 процента в конце нынешнего десятилетия.
По сути, единственное светлое пятно в провинциальной ожоговой медицине — это рост числа ожоговых коек и специалистов в детских ожоговых центрах. Нет сомнений, что это тоже очень важно, хотя чья в этом заслуга — властей или же многочисленных благотворительных организаций, в том числе и из-за рубежа — очень большой вопрос. По сути, он вызывает второй вопрос, еще больший: где бы нам найти благотворителей на всю остальную провинцию?