Уже больше десяти лет работа отечественных СМИ чем-то напоминает работу Всесоюзного общества "Знание", лекторы-общественники которого популярно, но глубоко посвящают сограждан в тайны то одной, то другой узкоспециальной дисциплины. Собственно перестройка началась с того, что СМИ обрушили на граждан среднеуниверситетский курс ядерной физики, в связи с Чернобылем наперебой рассказывая про разнообразнейшие изотопы, частицы, реакторы, кюри и беккерели. Затем настало время истории ВКП(б): Бухарин, Троцкий, Рютин — и все это на уровне приличного западного советолога. Потом были штудии экономические, геополитические, юридические etc. Теперь настало время кардиологических, которым пресса отдается с таким же пылом, как в 1987 году — бухариноведению. Политологически-кардиологический этюд номера заставляет трепетать сердце читателя, причем трепетать двояким образом. С одной стороны, сила гражданственных чувств автора вызывает ответный сердечный порыв, но с другой, необычайная углубленность в медицинскую симптоматику порождает эффект, описанный еще Джеромом К. Джеромом, герой которого, читая медицинский справочник, обнаружил у себя все описанные в нем болезни, за исключением родильной горячки, — и тут сердечный трепет приобретает уже не гражданственный, но болезненно-ипохондрический характер. Мудр был покойный президент Миттеран, скрывая от Франции недуг, поразивший его предстательную железу — ведь иначе какая-нибудь тамошняя Жанна д'Арк обязательно написала бы не менее пламенный политико-предстательный трактат, эффект воздействия которого на читателя был бы еще более потрясающим.
В связи с тем, что кардиологический экстаз российских СМИ давно перешел всякие этические и эстетические границы, уже раздавались робкие голоса, указывающие на то, что при обсуждении темы, не исключающей встречу с вечностью, газетчикам следовало бы в несколько большей степени испытывать естественный и к тому же приличный для человека трепет перед непознаваемым.
Почему-то в рамках политического миросозерцания стало как бы уже неприлично осознавать, что операции имеют иногда непосредственное отношение к жизни и смерти, а следственно — к страшной тайне, всех нас непосредственно касающейся.
Вот почему так трогательно читать о довоенном брехтовском братке Мэкки-Ноже, который хоть и в петле, хоть и среди типичного сатириконовского шоу-шабаша на эту тему довольно искренне задумался. Несмотря на то, что сыгравший его Константин Райкин целых полгода, предшествовавших его премьерному повешению, вполне профессионально исполнял роль нового русского, выбивая из спонсоров полмиллиона долларов... В общем, несмотря на весь джентльменский набор, сопутствующий сенсационной премьере, трудно представить себе ее организатора (даже в роли бандита) бодро доложившим спонсору о своей сценической смерти в сотовый телефонно: "Конкретно повис!"
Кстати, судьба сотового телефона как символа посткоммунистической России, который ныне празднует свое пятилетие, также представлена в номере широко и ярко. Стремительно распадаясь пять лет назад, великий, могучий Советский Союз родил взамен с виду маленькое, но не менее великое и могучее электронное изделие, исполняющее отныне у высшего российского сословия в точности ту же роль, какую рыцарский меч играл у высших сословий "темных веков". "Эрикссон" для местного авторитета Васи Тусклого не менее священен, чем Дюрандаль для графа Роланда, и, рассуждая о категориях новорусской культуры, будущие историки отведут в своих трудах мобильному телефону подобающее ему почетное место. Впрочем, чтобы не заставлять грядущих историков ломать головы над утраченными деталями культуры сотового телефона, а заодно и удовлетворить живой интерес нынешних представителей подлого сословия, следовало бы открыть читателям, как принято пользоваться телефоном в торговых банях — оставляют ли его в предбаннике, в мыльной, или являются с ним непосредственно в парную.
Другому описанному в этом номере важнейшему элементу отечественной культуры не пять лет, а значительно больше. Водка как столп и утверждение истины претерпела в последнее время известные колебания в связи с наплывом недобросовестных иностранных политур, однако благодаря благодетельному надзору министра финансов российские винокуры получили поддержку — недаром при вступлении Лившица в должность министерские чиновники благословили его образом гр. Витте, славного учреждением принесшей казне богатые доходы российской винополии. Теперь человек, желающий развеселить свое сердце вином, может, как и встарь, с чистым сердцем мотивировать свой выбор: "Я — патриот, хлебну, чего отечество дает". А наутро после хлебания, желая глубже и основательнее ответить на томительный вопрос "Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? Жалею ли о чем?", читатель Ъ сможет вдумчиво проработать с карандашом текст интервью с нашим знаменитым водочным фабрикантом Борисом Смирновым, производящим "Столовое вино #21".
Максим Соколов